Читать интересную книгу Сэр Невпопад из Ниоткуда - Питер Дэвид

— Шлюхи, это такие, которые спят с мужчинами и получают от них за это деньги. А те, кто спит со шлюхами, зовутся потаскунами, шлюшьими прихвостнями.

Я вспомнил звон монет, которые небрежно бросали на стол в нашей каморке мужчины, прежде чем уйти от Маделайн. Похоже было, что ее действия вполне укладывались в толкование слова «шлюха», только что данное Скритом. Но для меня, повторюсь, ее поведение по-прежнему казалось чем-то совершенно нормальным, свойственным едва ли не всем прочим женщинам в мире. К тому же я живо припомнил разговоры Маделайн с Астел, которые мне доводилось слышать и суть которых сводилась к тому, что если мужчин и можно подле себя терпеть, то лишь ради денег, и что, следовательно, образ жизни Маделайн, по сути дела, мало чем отличается от действий самых респектабельных леди, матерей семейств. Те просто подороже себя продают, и только. Предоставляя мужчинам свое тело, эти почтенные леди получают взамен положение в обществе, титулы, земли, наряды и драгоценности. Астел не раз заявляла, что Маделайн поступает честнее любой из них.

— Так или иначе, но все сводится к деньгам, — говаривала она. — Разница только в том, сколько их и на что их тратишь.

Все это вихрем пронеслось в моей голове, и я бесстрашно обратился к Скриту:

— Ваш дом, поди, построен на деньги вашего отца, верно? И он же зарабатывает на еду и одежду для вашей матери?

Скрит от удивления приоткрыл рот и вопросительно взглянул на своих товарищей. Те только руками развели, не представляя, к чему нас приведет этот разговор, который принял столь неожиданный оборот. Против всякого их ожидания я не разразился слезами и угрозами в адрес Скрита в ответ на его оскорбление, а вступил с ним в дискуссию, предварительно набравшись от него новых знаний.

— Ну да, — нерешительно пробормотал он, пожав плечами.

— В таком случае она тоже шлюха, как и моя мать, — радостно подхватил я. — Так что мы с вами оба — шлюхины сыновья.

Мысленно оглядываясь теперь на этот эпизод, не могу не признать, что это было не самое удачное из моих высказываний.

Выражение недоумения на лице Скрита тотчас же сменилось гримасой ярости. Он явно почувствовал себя оскорбленным и вознамерился мстить. Он шагнул ко мне, а я в ужасе отшатнулся от него и с размаху налетел на деревянную стену сарая. Скрит навис надо мной — этакая гора мяса и жира — и пребольно двинул меня кулаком в живот. У меня перехватило дыхание. Все мои внутренности, казалось, стянулись в тугой клубок нестерпимой боли. Скрит не мешкая нанес мне следующий удар, в висок. Я рухнул наземь и в падении выпустил из рук свой посох. Скрит склонился надо мной и со всего размаху обрушил могучий кулак на мое лицо. Послышался хруст, и я понял, что этот негодяй сломал мне нос.

Я лежал на спине, подтянув ноги к животу, и плевался кровью, которая струилась из разбитого носа по губам и подбородку. Все произошло так внезапно, так быстро. Я только что целый и невредимый стоял на ногах, любезно беседуя со Скритом и остальными мальчишками, и вот через каких-то несколько секунд валяюсь на земле, жестоко избитый и истекающий кровью.

Несмотря на ужасную боль, равной которой я никогда прежде не испытывал, сознание мое оставалось ясным, и я отчетливо слышал, как мальчишки орали, подзадоривая моего противника:

— Дай ему еще! Всыпь ему как следует, Скрит! Пусть знает, что почем!

Но меня в те минуты мучила не одна только физическая боль. Именно тогда я вдруг с беспощадной ясностью осознал, насколько я одинок и беспомощен, понял, каким жестоким может быть мир. Мне казалось, что против меня ополчилась не стайка деревенских бездельников, а само мироздание.

И я, представьте себе, решил дать ему отпор. Стиснув зубы, нащупал свой оброненный посох и крепко сжал его узкий конец в ладони. Скрит стоял надо мной подбоченившись, с торжествующей ухмылкой на толстом лице. И я с мрачной решимостью подумал: сейчас ты у меня еще не так поулыбаешься, проклятый урод, сейчас ты у меня посмеешься!

Я приподнялся, опираясь на локоть, и взмахнул своим посохом. Который, говоря по правде, уместнее было бы назвать дубинкой, такой он был толстый и увесистый. До сих пор он служил мне только надежной опорой при ходьбе, теперь же настало время применить его в качестве оружия. И он меня не подвел! Я размахнулся и нанес Скриту молниеносный и наверняка весьма чувствительный удар по голове. Скрит покачнулся и едва не упал. И уставился на меня с тупым изумлением.

Я, не теряя времени, просунул древко посоха между его ногами и резким рывком свалил-таки его наземь, в грязь. Стоило ему растянуться во весь рост, как я подполз к нему и принялся колотить куда попало тяжелым посохом. Я успел нанести ему всего два-три хороших удара, прежде чем остальные мальчишки навалились на меня и оттащили в сторону.

И стали лупить меня всем, что только подвернулось в тот момент им под руку, — камнями, палками, моим собственным посохом, — но преимущественно кулаками и ногами. Я свернулся клубком и прикрыл голову ладонями. А что мне еще оставалось? Я неподвижно лежал под градом ударов и с ужасом думал, что если останусь жив, то после этой чудовищной экзекуции, возможно, вообще потеряю способность передвигаться, даже при помощи своего посоха, и тогда прежняя хромота, причинявшая мне столько страданий, будет казаться мне недоступным счастьем… Ход моих размышлений прервал чей-то властный голос, который скомандовал, явно обращаясь к моим мучителям:

— А ну прекратите!

Но они не расслышали этого окрика, поскольку сами орали и вопили что было мочи, подзадоривая друг друга. Для меня же их голоса слились в один невнятный монотонный гул, и слова незнакомца на этом фоне прозвучали отчетливо и ясно.

Тут чья-то сильная рука принялась расшвыривать мальчишек в стороны, отрывая их от меня по одному и по двое. Я оказался свободен от истязателей, прежде чем успел понять, что происходит. Я плакал от боли и унижения, что греха таить, но слезы вряд ли были заметны для постороннего глаза на моей физиономии, запачканной грязью и залитой кровью. Тем не менее я заслонился ладонью и не отнимал ее от лица, пока незнакомец не спросил:

— Порядок?

Голос его звучал мягко и участливо. Я поднял голову.

Передо мной стоял высокий красивый мальчик с густыми каштановыми волосами, расчесанными на косой пробор. Длинный чуб закрывал половину его гладкого лба. На вид мальчику можно было дать лет десять. Он приветливо кивнул мне и, криво усмехнувшись, повторил:

— Порядок?

В своих темно-коричневых панталонах и зеленой куртке, с множеством нитяных и кожаных браслетов на руках он походил на гигантский осенний лист. Почему-то именно такое сравнение пришло мне тогда в голову при виде моего избавителя. Он же, продолжая улыбаться, спросил меня в третий раз:

— Порядок?

Вопрос был, что и говорить, идиотский, учитывая, в каком плачевном положении я находился, но я был так благодарен этому незнакомому мальчику, что произнес то, чего он столь явно от меня ожидал:

— Ага. — И сплюнул, поскольку меня начало подташнивать от соленого вкуса крови, заполнившей рот. Освободив рот от крови, я вместе с ней выплюнул на землю также и один из своих зубов. Чего-то подобного и следовало ожидать, но меня это ужасно огорчило.

Однако Скрит полагал, что не вполне еще рассчитался со мной за нанесенную ему обиду. Он жаждал продолжения битвы, в которой сила столь явно была на его стороне. Дрожа от злости, он ткнул пальцем в сторону пришедшего и визгливо крикнул:

— Иди куда шел, Тэсит! Не суйся не в свое дело!

— Теперь это мое дело, — возразил Тэсит с невозмутимостью, которая сделала бы честь любому взрослому. — Ты, я вижу, нашел себе новую забаву, Скрит? Тебе нечем больше заняться, как избивать малыша-калеку? — Слово «малыш» прозвучало в его устах так, как будто ему самому было не десять лет, а по крайней мере в два раза больше.

У Скрита на том месте, где я его ударил — над самым ухом, — успела уже надуться здоровенная шишка. Он в замешательстве потер ее пятерней и пробормотал:

— Но… Но он ведь…

— Да уймись ты наконец, — презрительно бросил ему Тэсит. — А если кулаки чешутся, что ж, можешь сразиться со мной.

— Но послушай, Тэсит… — промямлил Скрит. Дело принимало скверный для него оборот. Тэсит, не слушая его возражений, встал в боевую стойку, согнул руки в локтях и сжал кулаки. Скриту оставалось лишь принять или отклонить вызов.

Он сдвинул брови, всем своим видом давая понять, что обдумывает решение, которое на самом деле наверняка принял в первую же секунду, стоило только Тэситу предложить поединок. Скрит был трусом, и я не сомневался, что он отчаянно боится Тэсита. Но не мог же он открыто в этом сознаться! Однако этот жирный увалень оказался хитрей, чем я полагал. После затянувшейся паузы он, сопя, состроил презрительную гримасу и изрек:

— Ежели тебе не противно водиться с этим колченогим шлюхиным сыном, дело твое. Но мне, коли так, руки об тебя марать неохота.