— Все улажено?
— В лучшем виде.
— Превосходно. Доедай и приходи в парк.
— Слушаюсь.
Он подошёл к Елизавете, та напряжённо выпрямилась. Взяв ее маленькую ручку, он склонился и прикоснулся в поцелуе.
— Мое почтение, дорогая Елизавета Григорьевна. Не угодно ли вам составить мне компанию?
На лицах гимназистов отобразилось удивление, негодование, а местами неприязнь. Алиса скривилась, словно ей подсунули кислый лимон.
— Разумеется, — тихо ответила не менее поражённая Ангелова и поднялась.
Она взяла Евгения под руку, и процессия двинулась.
Настоящий спектакль, где каждому отведена своя роль. От природы незлой мальчик, Евгений не мог ежедневно, ежеминутно втаптывать имя ни в чем неповинной невесты с непоколебимой решимостью, с какой Демонов провёл помолвку. Он мог вспылить и наговорить гадостей, но проходили часы, кипящий котёл гнева переставал бурлить и вскоре вовсе остывал.
Он не переносил ее, само ее присутствие напоминало пытку, но и быть последним мерзавцев не позволяло воспитание, заложенное дядей. Будь он весь в отца, то не преминул бы публично унизить, но сострадательный в глубине души, он просто не мог растоптать Ангелову.
Зимой в России темнело рано, а на Камчатке тем более. На гимназию опустилась ночная морозная мгла. Я натянула перчатки и застегнула на все пуговицы ворот куртки.
— Минус 15°. Не меньше.
— 16,5°, если быть точным, — отозвался Альберт.
Если бы он чувствовал холод, его длинный крючковатый нос давно покраснел.
— Найди его.
Альберт выпорхнул из моего сознания тусклым сиянием, принял человеческий облик и принюхался точно ищейка.
Огромный парк протягивался до озера, замерзающего и служащего зимой катком.
— Туда, — Альберт вытянул палец в сторону пушистых елей и скамей, освещённых фонарями.
Сама я не чувствовала потоки чужой энергии, лишь слившись с духом, находила источник.
Под ногами захрустел снег. Альберт вернулся в меня, удобно устроившись в голове.
Группа ребят расположилась на скамейках — кто забрался на спинку, кто сидел как того требует воспитание. Всего чародеев десять, из них, не считая хозяина, два парня.
Елизавета, к своему стыду, непотребно восседала на коленях жениха. Одна его рука по-хозяйски прижимала за талию, вторая машинально поглаживала колено. Смущенная и неловкая, она увлечённо рассматривала снежинки на сапогах.
По левую руку находилась Алиса, глаза её зло сверкали, улыбка безжизненной маской застыла на плутоватом лице. Рядом с ней верным псом прильнула лучшая подруга Василиса.
Сергей стоял поодаль — единственный телохранитель.
Я вышла из тени и поклонилась. Подняв голову, уловила еле заметный кивок Евгения и оживление со стороны Ангеловой.
— Ты можешь идти, — присоединившись к Сергею, сказала я.
— Достою уж. А ты куда уезжала?
— Улаживала один вопрос. Без происшествий?
— Все спокойно.
Я перевела взгляд на Евгения. Он определённо из последних сил сохранял самообладание не послать всех к дьяволу. Устав от надоедливых второклассниц, он все чаще смотрел на аллею, по которой пришёл сюда.
Снежинки покрывали его голову, хозяин провёл рукой по волосам, и часть снега скатилась за шиворот.
— Ах, ты весь в снегу! — встрепенулась Алиса.
Она проворно подалась вперёд и одним взмахом очистила пальто.
— Бесстыдница! — мысленно возмутилась я.
— Чай, достойных женихов совсем не осталось в её окружении, — отозвался Альберт, потирая от удовольствия подбородок. Скандалы и сплетни он любил.
— При невесте! Какой срам.
Меж тем Евгений улыбнулся, поправил Ангелову на коленях и, предугадывая следующее намерение, сам приподнял воротник.
— Девочка хочет замуж. Желание понятное всем, кроме тебя.
— Но он помолвлен. И та, которой он надел кольцо, сейчас прячет от холода руки в его перчатках!
Возмущение захлестнуло меня. Мне с трудом удавалось сохранять безразличие.
Елизавета старательно делала вид, что упустила из виду произошедшую сцену. Не закатывать же ей скандал. Встать и уйти? Но он никогда не хотел их свадьбы и ничего ей не обещал, поэтому она с мужеством гладиатора продолжала греть свою филейную часть на ногах Евгения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он — лакомый кусок, — Альберт помешал насладиться анализом ситуации. — Даже когда он женится, вокруг него всегда будет много женщин. Деньги, власть.
— Внешность.
— Несомненно. Но будь он хоть горбатым карликом — женщины бы все равно липли к нему, как вьюнок к картофелю.
— Какая мерзость.
— Девочке предстоит пережить много страданий. Одно из них — обещанный муж.
Стрелка на моих часах достигла 19:20. Погода ухудшилась — усилилась метель, завыл ветер. Евгений внёс предложение вернуться.
Сергей облегчено двинулся за толпой.
В холле ребята попрощались до ужина и разошлись. Как странно, среди старост нет зубрил: никто не сидит над учебниками в библиотеке и не заучивает материал.
Евгений расслабился на постели с книгой, заголовок которой гласил: «Чародеи и нейрохирургия».
— Вы ходили в библиотеку?
Хозяин перевернул страницу и подпер рукой подушку.
— Я тоже не ожидал, что она у них есть.
Повисла пауза.
Я прилегла и прикрыла глаза. Длинный насыщенный день, как впрочем, и все остальные. Евгений никогда не сидел на месте — постоянно в движении и препираниях то с отцом, то с кем-то ещё. Год назад он наотрез отказался присутствовать на встрече с министром просвещения. Конечно же, Демонов разозлился. Конечно же, Демонов насильно привёз сына, и тот весь вечер подпирал плечом камин с отсутствующим лицом, не удостоив и словом никого из гостей. После, конечно, вспыхнул по установившемуся обряду очередной скандал — правитель сыпал обвинениями в недостатке ума, а следовательно, и дальновидности, и тонкости суждения. Преемник с небрежностью заводского рабочего развалился в кресле и невозмутимо попирал шаблонные приличия, так тщательно поддерживаемые отцом. Взбешённый Владислав Алексеевич перекинул пламя речи на родню покойной жены — на никчёмных Артемьевых, которые «всю жизни пребывают в мечтах и купаются в необоснованном расположении со стороны двора». И если бы не родственные узы, он, архонт, давно бы вышвырнул бездарного главу их рода, то бишь «твоего обожаемого дядю!» из столицы.
— Ангелова, — начал Евгений, и я приняла вертикальное положение, — попросила одолжить тебя ей на один выходной.
Он оторвал взгляд от чтения и вперил в меня.
— Как я понял, она с остервенением репетирует роль владелицы всего моего имущества.
— Что вы ей ответили?
— Признаться, я не горю желанием отдавать тебя ей хотя бы на час, а тут почти весь день.
Он вытянул руку, и стакан с виски поднялся над столом, преодолел разделяющее расстояние и был пойман цепкими пальцами.
— Я бы послал её к дьяволу тотчас, но девчонка взрослеет на глазах, — хозяин сделал два глотка, — она попросила меня прилюдно.
— Вы не могли отказать и согласились.
— Да. В тот момент мне хотелось оттаскать её за косу, но если учесть мою пылкую любовь с малолетства, о которой все успели прочесть, выглядело бы престранно. Мне ничего не оставалось, как согласиться, с одной, правда, оговоркой: «Мне надо подумать».
— И что вы решили?
Евгений захлопнул книгу и похлопал по кровати рядом с собой — безмолвный жест, призывающий меня подойти.
Я присела на самый край. В глазах хозяина блестели весёлые искорки. Со мной не нужно церемониальных правил, светской учтивости и благородной сдержанности. Мне не нужно доказывать, как он рад меня видеть и что он всенепременно будет на званом вечере, куда я его приглашаю. Он может по-злому, грубо сострить и приказать замолчать, потому что звук моего голоса начал раздражать. И тем более, ему не нужно заглаживать вину, когда нечаянно-негаданно солнце выйдет из-за туч и раздражение опустит змеиный капюшон. Он снова будет бодр, а я — рядом несмотря ни на что. Я знаю, что он ценит мою преданность и потому прозвучавший вопрос мало удивил: