душевно больной ребенок. Марк бы назвал меня фетишистом. Странно… Я совсем перестал думать о них. Каждая мысль подчинена ей. Хочется говорить о ней, произносить ее имя, слышать ее глосс. Кажется, я начинаю по настоящему жить только в ее присутствии, а все остальное время притворяюсь живым. Когда она улыбается – я счастлив и день прожит зря, если не увидел ее улыбки. От ее прикосновений и ласк все расцветает внутри яркими красками. Даже когда она не улыбается и грустит по утрам, надувая щеки, как у хомячка в печали – все равно! Лишь бы быть с ней, видеть ее. Теперь остается только ждать… Ждать, когда она придет и снова вдохнет в меня жизнь…
От Марка я сотни раз слышал, что у всего в мире есть своя цена. Но когда я с ней, то реальность исчезает и весь мир теряет свою цену. Она и есть мой мир. Я совсем перестал думать о Боге, о своем призвании. Все по сравнению с ней выглядит ничтожным и мелким. Она стала моим Богом, а поклонение ей моим призванием. И как же смешны все эти чудаки, веками искавшие священный Грааль, когда вот оно – счастье. Благоухает и манит к себе, предавая забвению всю суету и мелочность этого мира».
Лука ожидал ее возвращения с трепетом удовольствия и вечером, раздался долгожданный звонок. Обрадованный он быстро кинулся открывать дверь, но на смену его радости пришло разочарование.
Приветствие обошлось без поцелуев и объятий, как было до этого. Кира не улыбалась ему, была задумчива и молчалива. От нее исходило напряжение, вмиг передавшееся ему. Некоторое время они провели в молчании. Лука находился в смятении и не знал с чего начать разговор. Он вглядывался в обтягивающую тело Киры белую майку с черной надписью на груди.
– Как переводиться фраза на твоей футболке? – вдруг спросил он.
– «Я могу позволить себе то, чего вы не можете» – ответила безучастно Кира.
Уголки ее губ чуть приподнялись, изобразив легкую улыбку, которая сразу же исчезла.
Его поражала случившаяся за день перемена в Кире. Она больше не хвалила его, не бросалась на шею и не смотрела с былым восторгом. Лука готов был прыгать через огненный обруч лишь бы вернуть те взгляды, слова восхищения, сменившиеся равнодушным холодом.
– Не хочешь сходить в кино? – предложил Лука.
– Не могу. Мне скоро нужно будет уходить, – сухо ответила Кира.
– Куда?
– У меня есть дела.
– Какие дела? – удивлялся Лука, стараясь не показать своей обиды.
– Сегодня днем в кафе встретила старого знакомого. Мы очень хорошо пообщались. Завтра он улетает отдыхать в Испанию, а сегодня вечером устраивает вечеринку в загородном доме родителей. Я пообещала, что приду, – сказала равнодушно Кира, смутив Луку.
От ее слов внутри у него все похолодело, в теле ощущалась тяжесть.
«Я не буду устраивать ей сцен, – решил он про себя, сдерживая злобу. – Если хочет игры, ладно сыграем по ее же правилам, пусть идет куда хочет».
Кира сидела расслабленно, с сосредоточенным лицом уткнувшись в телефон.
– И когда ты уходишь? – строго поинтересовался он.
– Скоро. Там уже все началось, но я не люблю приходить вначале, – сказала она, задумчиво посмотрев на Луку, и продолжила – но если ты, конечно, хочешь, то я могу и не ходить.
– А ты хочешь туда идти?
– Конечно.
– Тогда иди, – твердо произнес Лука, глядя на нее с упреком.
– Я могу после к тебе с ночевкой приехать. Если ты конечно хочешь.
– Я буду ждать, – сказал Лука, и Кира прочла в его лице радость уличной дворняги, которой бросили жирную кость.
– Жди, – промурлыкала она, и лицо скрасилось легкой улыбкой.
На минуту они застыли в объятиях. Кира сочувственно заглядывала ему в глаза, и Луке показалось, что она никуда не хочет уходить. В ту минуту она выглядела очень обеспокоенной, как будто ее изматывало нехорошее предчувствие.
– Мне пора, – сказала она с нотой грусти в голосе, освобождаясь из его объятий.
Луку угнетала обида, что его общество променивают на «какого-то туриста». От ревности тело колотил озноб. Лука чувствовал, что нечто теплое и родное, что он искал так долго и наконец-то нашел, теперь забирают у него. Все его смятение вырисовывалось в одном вопросе: «зачем она идет к нему»? Он стоял, с растерянным видом подавляя желание схватить ее за руку и никуда не отпускать.
Ладони Киры мягко обхватили его щеки, и она замерла на несколько секунд, пристально вглядываясь в него. Тревожное личико медленно потянулось к нему, оставив на губах короткий поцелуй. Затем, не проронив ни слова, она без оглядки выскочила за порог, как будто ее кто-то со всей силы отдернул от него.
Закрыв за ней дверь, Лука налил крепкого чаю и вышел на балкон. В этот момент она как раз проходила мимо балкона. Кира шла очень медленно и задумчиво смотрела в землю грустным взглядом, сложив руки на груди. Ее хомячьи щеки надулись, придавая лицу обиженный вид. Он хотел переглянуться с ней, но она шла, не поднимая глаз.
В конце дома припарковалась затонированная иномарка, из которой доносился смех вперемешку с музыкой. Через наполовину опущенные стекла Лука разглядел компанию внутри машины и узнал среди них Дашу. Они тоже приметили его, и Даша начала рассказывать им что-то веселое, бесцеремонно тыкая в сторону Луки пальцем.
Кира неторопливо приближалась к ним с видом человека, которому несправедливо причинили боль. Но как только она села в машину, то сразу же преобразилась: Печаль слетела с лица, зрачки заблестели, и снова засияла всем довольная улыбка. В ту же секунду она активно включилась в разговор, зажестикулировав руками.
Машина тронулась с буксами, и на скорости завернув за угол дома, исчезла из поля зрения Луки.
XI
Лука оставшись снова в одиночестве метался по комнате не находя себе места словно зверь в клетке. Стены комнат своей теснотой давили на него. Медленное передвижение стрелок на часах и мысли, что Кира променяла общение с ним на своего знакомого, мучили его.
– Хоть из вежливости предложила бы поехать вместе. Я бы все равно не согласился. Нет никакого желания опять смотреть на эти сытые и надменные рожи. Но тут важен сам жест. Ее предложение сгладило бы все, – гневался он.
Злоба жгла его изнутри, дыхание становилось учащенным, лоб горячим и сильно ломило в висках.
– «Что за отношение?! Как только вернется, буду вести себя также черство, а когда спросит «что случилось?» сразу же все ей выскажу! Сам виноват! Влюбился в малолетку, которая строит из себя непонятно что…
Может быть, так она хочет расшевелить во мне ревность? Чтобы я бросился клясться ей в любви со словами «все теперь ты моя, больше никаких шнырей рядом!». Чтобы я превратился в одного из этих брутальных и неуверенных в себе ревнивцев, которые ведут себя со своими подругами как с падшими женщинами. Марк всегда смеялся над такими парочками, говоря что: «бабье любит, когда им очерчивают строгие границы, настолько, что готовы простить любую грубость».
А может ей просто скучно сидеть в квартире. Ей нужны движения, модные кафе, тусовки на загородных дачах. А я хочу, чтобы она оставила все это и была со мной, но что я могу предложить ей взамен?
Нужно сбросить напряжение. У Марка по любому, где то должна быть заначка с ништиками», – подумал он и принялся внимательно просматривать содержимое всех полок. Вскоре наткнулся на черную коробочку, с аккуратно наклеенной открыткой на крышке с изображением океана, зеленых пальм, маленьких, уютных хижин и лаконичной надписью Фиджи. В коробочке Лука обнаружил стопку денег и две сигареты забитых коноплей.
Он развалился на диване, и крепко затягиваясь найденной самокруткой, пересчитывал деньги. Насчитав в пачке сто двадцать тысяч рублей, Лука убрал их обратно. Комнату заполнил густой дым с немного едким запахом. Дым обжигал горло, вызывая сухой кашель. С приятной грустью ему вспомнились вечера, на которых они собирались здесь с друзьями, пуская самокрутки по кругу, и чувство одиночества снова хлестнуло его по сердцу.
Лука скурил