с блоками из тысячи жестких дисков самого сложного шифрования и единственным лифтом в центре, справа от которого была примитивная лестница, а так как все допуски ей предоставил Бенджамин, то закрытых дверей для нее не было. Обустроившись на первом этаже в сервисной комнате, откуда был доступ к камерам и всем командам, Ксения медленно, но верно вручную проверяла каждый жесткий диск. Ей предоставили все самое лучшее военное оборудование, в теории должное справиться с задачей по восстановлению данных, но вот затраченное время оставалось под вопросом. В моменты усталости она вспоминала жертв Отказа и Огнепада, постоянно коря себя, ибо все может быть хуже. А если это не помогало, то думала о давно погибшей в аварии семье, ненароком отдаваясь чувству жалости к себе: ведь в этом мире у нее толком никого нет. Благо у нее сохранились фотографии, заламинированные и ценные, взгляд на которые порой давался тяжелее всего, ибо напоминал об утерянном.
Замыкает эту цепь размышлений Бенджамин. Порой она считает его не трусом, а примером смелости, ведь он был честен и принял все как есть, сделав ужасный выбор… Она так и не знает, выжил он или нет, но уж лучше ему обрести свой покой. Но этот хотя бы честно ей все сказал, в отличие от его дружка Итана Майерса, который так и не объявился. Возможно, погиб, а может, тоже сбежал, но, сколько бы ни сканировали Солнечную систему, ни его, ни его Точку найти не смогли. Казалось, все это будет утеряно в истории, что в момент даже подтолкнуло написать мемуары. Но даже в таком месте рутина смогла нарушиться неожиданным сигналом, чье наличие удивляло не меньше источника происхождения.
– Ну, здравствуй, Ксения.
Сила удивления почти свалила ее с крутящегося кресла, где не раз она засыпала, развалившись с какой-нибудь электронной книгой или семейной фотографией в руках.
– Не могу, да и не буду отрицать радости твоему удивлению, все-таки в космосе хоть и ловится чудное умиротворение… Да вот, как-то оказалось, отчего я удивляюсь отсутствию удивления, но все же не совсем мое находиться в тени столь продолжительное время.
Ксения засмеялась ярко и громко, истерично, совсем не скрывая своего язвительного восторга самой судьбой. Чуть ли не запыхавшись, она была переполнена таким живым набором ощущений, какого не было за все последние месяцы вместе взятые.
– Итан Майерс! Твое умение выживать и оставаться при этом таким же засранцем достойно восхищения, такой наглости, да еще с таким… – Она и не знала, как выразить свое состояние комплексно и четко, ведь на мониторе лицо его было таким же, каким и всегда, – несломленным, а легкая ухмылка и блеск в глазах доказывали его удовольствие от своего влияния.
– Где же ты раньше был, а? – уже с особой претензией вырвалось из Ксении, вернувшейся в кресло.
– Ну, я совершенен, но не идеален.
– Мне ведь даже нет смысла поправлять твою нело… хотя… Что и кому я говорю! – вглядываясь в его потрепанное временем лицо, она спросила громко, с тонкой смесью претензии и злости: – Что хочешь?
– Твоей помощи. – Звучало сильно, а глаза его не моргая передали стоящую за словами силу.
– Тебе? Помощи? Моей?!
– Возможно, впервые спрошу откровенно, ибо допускаю, что что-то упустил. А почему ты злишься на меня, напомни?
– Ну ты взгляни на мир со своей колокольни, может, и поймешь! В космосе еще?
– Я видел все. Я знаю все. И когда я говорю «все», я имею в виду: больше, чем ты. – Ксения заметила перемену в его тоне, что придавало словам ту таинственность, что заставляет искать смысл между строк. – Злость работает лишь на тебя, а вот помощь мне – это настоящий результат. За этим ты в ЦРТ, только шансов у тебя с железом маловато, хотя попытка хорошая, тут не могу не признать.
Одиночество и определенная безысходность толкают ее на то, чтобы не просто поверить ему, а слепо последовать хоть за кем-то сильным, не без основания способным делать великие дела.
– Когда-то Бенджамин говорил мне так же.
В лице Итана наконец-то проявилось что-то отдаленно человеческое, честное и мягкое, доказывающее не только наличие сопереживания, но и аналогичную борьбу с болью от потери.
– Молчишь? Неужели я нашла способ заткнуть твое…
– Я же сказал: «я видел все»! – В этот раз Итану не нравилось это говорить.
– Что же ты тогда ничего не сделал?
– Я не сказала «когда». Кассандра показала мне видеозапись его прыжка. – Молчание раскрыло Итана больше, чем все его слова далее. – Я знал его лучше, чем кто-либо, и должен был понять, должен был заметить его состояние, его терзания и боль! Но не заметил. Два лучших и единственных друга умерли вдали от меня, о чем я узнал уже по факту. Страшнейшее наказание. Могу влиять на миллион жизней, а единственных друзей спасти не смог.
– И нечто подобное я уже слышала от Бенджамина.
Это откровение коснулось Итана неожиданно сильно.
– Странно это признавать, но общего между нами слишком много. Видимо, – решила Ксения чуть закруглить тему, – такова наша судьба.
– Нет, судьба – не мой вариант. Когда-то я думал так, да, но потом стал ярым противником какого-либо предназначения или его эквивалента, что и тебе советую, а то с ума сведет.
– Это случилось до или после убийства моего отца? Что ты удивляешься, Бенджамин мне все рассказал, даже про Людвига и вашу Кассандру – этот Искусственный Интеллект, который решил убить треть людей ради перезапуска цивилизации! Я тоже, знаешь ли, «знаю все».
– Непривычно обсуждать ту ночь с кем-то другим. Мне есть смысл говорить, что мы все жалели о его смерти?
– Нет. У меня за плечами слишком много мертвых людей, одного сожаления недостаточно, я это поняла после того, как Бенджамин сбежал.
– Он был самым умным из всех, кого я знал, отчего порой думаю: может, он поступил мудро?
– Дать бы тебе по роже за эти слова!
И вновь та самая улыбка Итана, подумала Ксения с некоторой завистью к его неувядающему нраву. Приходило постепенное осознание странного и пока еще не изученного открытия – с Итаном у нее общего больше, чем с любым человеком. Затянувшееся молчание прервалось самым напрашивающимся вопросом:
– С твоей осведомленностью глупо подавать признаки жизни в наше-то время, отчего я вдвойне заинтригована.
– Я знаю, как все исправить.
– Надеюсь, не так, как Бенджамин?
– Он хотел не исправлять, а сбежать.
– Сказал человек, сбежавший в космос.
– Я никогда не стремился к тому, что сделала Кассандра строго по своей воле! Но о ней не беспокойся, больше не потревожит,