— Кто? — непонимающе уточнила я. — Нил?
— Да нет, причём тут Нил, — доктор поморщился. — То есть, он-то, конечно, причём, но не он зараза. То есть, и он тоже зараза та ещё, но я сейчас не про него говорил, — он на пару секунд запнулся, потом снова досадливо поморщился и проговорил. — Знаешь, давай ты лучше с этим вопросом к самому Даниле попристаёшь, ладно? Я могу рассказать, но это будет невежливо по отношению к нему. Ну, или подожди, рано или поздно всё окончательно вскроется, и ему волей-неволей придётся с тобой поделиться этой душещипательной историей. Слушай, что-то он уж очень быстро спалился при таком неплотном и недолгом общении! Точно ничего не случилось?
— Ну, Нил провалился сквозь обшивку потолка, а я в этот момент рисовала. Он заинтересовался моими рисунками, попросил показать; собственно, всё. После очередного рисунка вытаращился на меня озадаченно, а потом моргнул — и у него зрачки вертикальные стали, и глаза совсем чужие, — честно созналась я.
— Что ж там за рисунки такие? — удивлённо вскинул брови доктор. — Ну-ка, пойдём, мне тоже интересно.
— Да ерунда… — попыталась пойти на попятный я.
— Пойдём, пойдём, уже заинтриговала, — он отложил книгу, поднялся из-за стола и уцепил меня за локоть.
— А вы вот мне ничего рассказывать не хотите, — обиженно проворчала я, покорно позволяя вытолкать себя в коридор. Можно подумать, у меня были варианты!
— Не ничего, а чужую большую и страшную тайну. Хотя, честно говоря, она не совсем тайна, и даже почти симпатичная, но всё равно — чужая. А тебя я спрашиваю про твои рисунки.
— На них, может, тоже чужие тайны есть, — для порядка буркнула я в ответ, проходя в свою каюту.
— А ты те, которые с тайнами, не показывай, — невозмутимо пожал мужчина огромными плечами.
— Да ладно, что уж там, смотрите всё, — сдалась я, присаживаясь на диван и раскладывая на коленях планшет. Док попытался пристроиться рядом, но потом плюнул и отобрал у меня приборчик.
— Дай сюда. А ты — на, подержи малявку, готовься к взрослой жизни, — хмыкнул он и погрузился в изучение. А я стояла рядом, держа на руках ребёнка как заряженную Мертвителем Сферу, и совершенно не представляла, что делать дальше.
Девочка явно почувствовала мою неуверенность, и поспешила уцепиться ручонками за мою футболку и коротким хвостиком — за мой локоть. И отвечала мне настороженным взглядом, явно отражающим мой собственный.
— Док, скажите, пожалуйста, а что с ней делать? — через несколько секунд рискнула уточнить я, потому что малышка почти не мигая продолжала таращить на меня взгляд тёмно-оранжевых глаз со зрачками-щёлочками.
— Не ронять, желательно — не душить и вообще не калечить, — пробормотал он. — Ну, поиграй с ней! Должны же у тебя быть какие-нибудь родительские инстинкты? Сама вот замуж выйдешь, дети пойдут; тренируйся, пока есть возможность. И вообще, ты в детстве в куклы не играла что ли?!
— Я и так выродок, если бы я ещё в куклы играла, родители бы этого не пережили, — поморщилась я.
— Не понял, — мужчина поднял на меня очень удивлённый взгляд. — Ай, извини, я всё время забываю, что ты не человеческий ребёнок, а с хвостом, и у вас там очень странные порядки.
— Я не ребёнок, — устало скривилась я. Это их постоянное «ребёнок» и «девочка» было единственным, что напрягало меня в данной компании. Ладно, от Гудвина такое слышать было нормально: он всё-таки раза в два меня старше. А вот от дока или того же Филармонии — уже не очень. — И с детьми у нас сидят домовухи, я говорила уже.
— Ну да, ну да, — покивал он с насмешливым видом. — Слушай, мне кажется, или ты как-то… изменилась? — нахмурившись, мужчина склонил голову к плечу. — Это для вас нормально?
— Нет, просто… Мой организм где-то в четырнадцать оборотов перестал расти и развиваться, а тут вдруг резко пожелал наверстать упущенное. Может, стресс что-то сдвинул, я не знаю.
— Хм. Вот и причина неуёмного аппетита, — задумчиво кивнул мужчина. — Но всё равно это очень странно. Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да, вполне. Чувствовала бы плохо, обязательно пожаловалась бы, не беспокойтесь, — отмахнулась я. — Может, вы всё-таки её заберёте?
И, поддерживая мою идею, малышка скривила мордашку и захныкала.
— Ну, тихо ты, — проворчала я, осторожно щекоча её кончиком хвоста. Девочка тут же примолкла и уставилась на меня с явным удивлением. Я тем же кончиком хвоста помахала у неё перед носом. Юная демоница оказалась крайне прыткой, мгновенно сцапала мою конечность и, пока не отняли, сунула в рот и принялась её мусолить с очень умиротворённым видом. Ощущения были странные, и я совсем замерла, боясь пошевелиться: а ну как она попытается опробовать на нём свежеприобретённые зубы? Кончик хвоста — крайне чувствительное место, как дополнительный палец.
— Видишь, не так уж это и сложно, — хмыкнул доктор, не отрывая взгляда от планшета. — У тебя начинает получаться.
— Согласна потренироваться ещё немного, но только в обмен на рассказ о Ниле, — быстро сориентировалась я. Док поднял на меня взгляд, и на лице его отразилась нешуточная внутренняя борьба.
— Насколько немного? — уточнил он.
— По часу в день, — решительно предложила я.
— Вот если бы ты у меня её совсем забрала, — мечтательно протянул он. — Хотя, что это я? Подкупить хочешь? Не, ты не бес-вредитель, ты бес-искуситель! Через недельку маманя очнётся, вот и будет со своим чадом сама сидеть. И вообще, дружба не продаётся, — резюмировал Аристотель. — Слушай, а сколько тебе на самом деле лет-то?
— Двадцать семь оборотов, — пожав плечами, ответила я. — В пересчёте на ваши годы — двадцать восемь.
— Ничего себе! — взгляд его стал совершенно ошарашенным. — Взрослая женщина уже, а мы с тобой сюсюкаем как с ребёнком… ты бы сказала, неужели — приятно?
— Я привыкла, — я пожала плечами. — Дома меня тоже всегда принимали за ребёнка, так что ничего не изменилось.
— А почему твои этим вопросом не занимались? Ну, есть же у вас всякие учёные и медики. Ладно, давай её сюда, — он протянул руки к девочке. Та охотно перекочевала в знакомые объятья, но мой хвост не выпустила. Более того, мы как-то интуитивно догадались, что отобрать его можно будет только с очень большим скандалом, на который ни я, ни человек сейчас настроены не были. Так что я присела рядом с внимательно глядящим на меня доктором.
Я тяжело вздохнула. Ну вот как ему объяснить, не скатываясь в жалобы на судьбу и нытьё о загубленной жизни?
— Ты вообще что-нибудь знаешь о наших обычаях?
— Ну так, вкратце. Вы, конечно, военизированные и суровые, но медицина у вас отличная, и я не слышал, чтобы больных детей убивали в младенчестве.