– Неплохо, – похвалил я Веронику. – Значит, ДТП теперь не проблема?
Хотя преследуемый субъект оказался весьма силен, его авто оставалось обычным, человеческим транспортом. Высунув руку, я пустил несколько Тройных Лезвий. Багажник «Пэтфайндера» смяло в тесто.
Вдавив тапку в пол, я довершил арт-инсталляцию, от души врезав «ниссану» в зад.
– Повторение ваших действий не рекомендуется, – сказала Вероника. – Во избежание отказа всех систем.
– А что посоветуешь? – нервно спросил я.
– К вашим услугам штатный набор боевого оперативника.
«Бардачок» раскрылся, демонстрируя несколько боевых амулетов, из которых я опознал лишь половину. Но чем они были заряжены – я не имел понятия.
– Ого, – сказал я. – Сойдет для начала.
Вытащив предмет, напоминающий кастет, я сжал его в руке.
– Активирован шакрам холода, – сказала Вероника. – Ваш суточный лимит снаряжения исчерпан.
«Бардачок» закрылся.
– Эй, – запротестовал я. – Так мало?! А как же остальное?
Кастет в руке заледенел, заструился холодным воздухом, пробирающим до костей. На его ударном окончании возник призрачный образ заостренного метательного диска.
Поравнявшись с «ниссаном», я поехал рядом. На миг мелькнуло полное раздражения лицо полу-Иного, словно я отвлекал его от некоего важного задания. Улыбнувшись, я навел шакрам на него и дал мысленную команду.
Диск оторвался от кастета, влетел в боковое стекло «ниссана» и разбил его вдребезги. Полу-Иной успел убрать голову – шакрам немного сменил угол полета, вылетая уже через стекло справа и сзади, после чего вернулся ко мне, плотно прилипая к исходному месту на основании кастета.
Я тут же выстрелил еще и еще, дробя кузов, крылья, намекая полу-Иному, что лучше бы ему остановиться и получить шанс просто поговорить. Но он не понимал послания – вместо этого выехал на тротуар, едва не снеся подвыпившую компанию. Прицелившись еще раз, я навел шакрам на левое переднее колесо.
Спуска не последовало.
– Перезарядка шакрама, – сказала Вероника. – Подождите шестьдесят секунд.
– Все, с меня хватит! – рявкнул я. – В Сумрак! Вероника, ты со мной?
Солнце было слева от меня, и свою тень на пассажирском сиденье я нашел без труда. Притянул ее к себе, накрылся ею, словно погребальным саваном. Из всех моих образов вхождения в Сумрак этот был самым ярким – и потому самым действенным.
Знакомый холод объял меня, подобно кондиционеру в момент первого включения. Палитра окружающего мира традиционно выцвела, дома преобразились в постройки из грубого белого булыжника, почти лишенные деревянных элементов. А вот это что-то новенькое. Похоже, в строительстве здешних домов Севастополя уже много поколений не использовалось ничего, кроме балаклавской скалы.
«БМВ» почти не изменился. Я сидел за рулем представительского кабриолета, разве что немного устаревшего дизайна. Тихо рычит двигатель. На месте музыкального центра – кассетная магнитола. С прямоугольного зеркала свисает сувенир – череп с костями. И еще на капоте лежала девушка.
Поначалу я решил, что кого-то сбил и сам не заметил, что заставило меня похолодеть еще больше. Затем я увидел, что она была привязана за запястья и лодыжки. Наготу ее тела еле скрывал белый развевающийся покров. Она с трудом подняла голову и тихо заговорила, хотя ее голос был необыкновенно хорошо слышен:
– Вхождение в Сумрак успешно. Рекомендуется не превышать… лимит…
– Вероника? – спросил я.
– …пребывания, – произнесла она, безучастно опуская голову на холодный металл. – Рекомендуется…
Я в бешенстве хлопнул ладонью по рулю.
– Фон Шелленберг, женевская скотина, – прорычал я. – Чтоб ты горел в аду!
Вообще говорить на эмоциях такие вещи не рекомендуется, но вряд ли я смогу просто так повесить проклятие на мага, серьезно превосходящего меня уровнем. Да и насчет существования ада я не был уверен. Но ему все же придется ответить на пару неприятных вопросов.
«Ниссан» стремился к Графской пристани. Из Сумрака его очертания были еле различимы – если бы я не покромсал машину шакрамом, ни за что не сумел бы отличить ее от других. На месте водителя виднелась аура, которая не могла принадлежать ни человеку, ни Иному. Кроме того, внутри нее никого не было. Лишь очертания ауры позволяли определить примерный гуманоидный силуэт. Кто бы это ни был, на первом слое Сумрака он не существовал.
Меня охватило чувство невыносимой брезгливости, словно я встретился с фантомом мерзкого червяка, которого раздавил давным-давно и уже успел забыть. Пора применить один запрещенный прием. Я въехал прямо внутрь очертаний «ниссана».
– Выход, – сказал я и вывалился в знакомый мир.
С диким грохотом «ниссан» разорвался на мелкие куски – кабриолет вытолкнул его из занимаемого пространства. Обломки джипа разлетелись во все стороны.
Полу-Иной, казалось, совсем не пострадал – полетел головой вперед, снеся на своем пути киоск с сосисками и напугав стаю голубей, снующих вокруг. Приземлившись, он тут же стал на ноги и снова атаковал меня – на этот раз Знаком Танатоса. Я не стал ждать закрытия барьера «БМВ» – выскочил из машины, выставил Щит и саданул противника шакрамом.
Диск снес ему левую ногу чуть ниже колена. Я бы не удивился, если бы у него тут же отросла новая или полу-Иной повис бы в воздухе, даже не заметив ранений. Но он повел себя очень даже естественно – с изумлением посмотрел на ногу, с воплем упал наземь и начал кататься, орошая все вокруг кровью из обрубка.
Визги прохожих я уже не воспринимал – от того, что фон Шелленбергу прибавится работы, у меня точно сон не пропадет. Подойдя к полу-Иному, я остался стоять, наблюдая за ним и пытаясь понять, кто передо мной.
Сзади меня взревел двигатель «ямахи», но я не обернулся.
– Ты что? – крикнула Веда, подбегая ко мне. – Он нам нужен!
– Нет, – сказал я. – Посмотри на него. Мы не сможем ничего сделать.
С искаженным ненавистью лицом полу-Иной повернулся к нам. Его нельзя было вылечить. Если было бы можно, он бы сам попробовал наложить на себя «Авиценну» или что угодно, что хотя бы сняло боль. Но он и не собирался выживать. Вместо этого он лишь шевелил пальцами в бессильной попытке сложить что-то атакующее.
Я несколько раз согнул и распрямил пальцы. Потом прицелился и направленным с хирургической точностью Тройным Лезвием снес ему голову.
Глава 2
Веда не отвернулась. Она продолжила смотреть на обезглавленное и обезноженное тело непонятного существа.
– Мстишь за детские комплексы? – спросила она. – Какие на этот раз?
– «Сферу» вывеси, – тихо сказал я.
– Сам вывеси. А я анализ проведу.
Она подошла к телу и начала его осматривать.
Я молча повел рукой, накрывая площадь невидимым защитным куполом. Никогда не знал, является ли заклинание полного игнора сферой или еще каким тэтраэдром. Работает – и ладно. Я лишь постарался не задеть причал. Если и паромы начнут пропускать остановку «Графская пристань» – вверх тормашками полетит все расписание, что не останется незамеченным всем населением города. В цифровую эпоху проводить общественные мероприятия становится все сложнее.
Останки «ниссана» валялись безнадежным хламом. Нечего было и думать собрать из этих фрагментов что-то цельное. Пожав плечами, я принялся методично уничтожать их, распыляя в прах.
– Зря, – сказала Веда, поглядывая в мою сторону. – Фантом все равно останется. Отследить могут.
– Кто?
– Кто-нибудь из его сообщников. Если бы ты не убил его – смогли бы допросить.
– Думаешь, нас преследуют? И есть другие?
– Но он же тут явно не один.
– Почему? – спросил я. – Возможно, и один. Мы не знаем, что тут происходит.
– Ты о себе во множественном числе?
– Слушай, – произнес я, – перестань изображать таинственную даму с карточной колоды. Тебе не идет. Я же знаю, какая ты.
Пальцы Веды, до этого двигавшиеся над ранами Иного, застыли. Она повернулась ко мне, улыбнулась со снисхождением.
– Порою я забываю, что ты старше, чем выглядишь, – заметила она. – Все эти твои метафоры. Твои позы, манеры ругаться. Все это так… ретроспективно. Слишком старо, чтобы казаться чем-то теплым и ламповым, и слишком ново, чтобы производить впечатление битого жизнью циника. Ты застрял между поколениями, Темный.
– Не я один.
– Да, – вздохнула она, поднимаясь. – И я такая же. В равной степени могу описать, кто такие Коля Герасимов и Кори Тейлор. Я все еще выгляжу на двадцать?
– Веда…
– Помолчи.
Я послушался. Она стояла передо мной, глядя вниз с легкой грустью.
– Извини, – сказала она. – Я вспоминала время, когда мое имя, произнесенное твоим голосом, заставляло что-то трепыхаться внутри. Но сейчас оно прошло.