Однако часть переживаний улетучилась, и мне действительно стало спокойнее.
— Если ты еще и улыбнешься, то точно затмишь здесь всех, — шепнул Арсений на ушко, отчего губы непроизвольно растянулись в улыбке.
— Я и не думала, что ты такой хороший психолог.
— Я хорош не только в психологии, — с нажимом произнес он, снова еле сдерживая улыбку.
— Даже не мечтай.
Я отвернулась от него, не желая выдавать истинных чувств. А сейчас мне как никогда хотелось рассмеяться в голос, чтобы все обратили внимание на то, как я счастлива. Конечно, это счастье было бы напускным, но даже такое меня устроило бы.
Ладонь Арса невесомо легла на мою талию. Родители обернулись и окинули нас подозрительным взглядом, а Вадим и Жанна смотрели с завистью. Да, в блеклых голубых глазах нимфы я прочитала именно досаду, смешанную с ненавистью и ревностью. Она действительно была привлекательной. Не той красотой, которую создает нож хирурга, а природной. Только взгляд обнажал настоящую сущность. И мне захотелось вывести ее на чистую воду, понять, почему они расстались с Арсом. Чутье подсказывало — проблема была именно в девушке. Не зря же Арсений так злился.
Вспомнив свою реакцию на Вадима, я усмехнулась и словно невзначай прильнула к мужу. Теперь со стороны мы выглядели сладкой парочкой, ничего не замечавшей вокруг. Присутствующие наверняка подумали, что мы полностью погружены друг в друга.
— Вот теперь можно подходить, — сказал Арс и слегка подтолкнул меня в спину.
Я не была готова. Быть так близко к Вадиму, кожей ощущать его пристальный взгляд и всеми силами игнорировать. Будто его нет, и два года отношений — тоже не о нас.
— Здравствуй, Аня, — еле слышно поздоровался бывший.
— Арсений? Не ожидала тебя тут увидеть, — отозвалась Жанна таким тоном, будто она завсегдатай подобных мероприятий.
Это прозвучало странно, учитывая общество хозяев дома, еще и слишком самоуверенно. Почему-то выходцев из низов всегда видно, особенно, если они пытаются прыгнуть выше головы и внедриться в очень узкий круг богатых людей. Мне захотелось поставить девицу на место, но Арсений, видимо, почувствовал нараставшую во мне злость и легонько погладил меня по спине.
— Это годовщина родителей моей жены, тут нечему удивляться.
Одной фразой он уделал сразу двоих. Жанна побледнела, и ее напускная жеманность вмиг улетучилась. А на Вадима я не смотрела. Только чувствовала этот тяжелый взгляд. Да, дорогой, я сделала это назло. Да, я мстила тебе. Но сейчас не было сожаления, только грусть и пустота.
— Вот как? — встрепенулась нимфа, словно пришла в себя и даже чему-то обрадовалась. — Желаю вам долгой и счастливой жизни.
Голос был мягкий, но то, как она тянула гласные, неимоверно раздражало.
Беседа не клеилась, да и говорить нам было не о чем. Мама тяжело вздохнула.
— Теперь нужно всех собрать и произнести речь. Милый, пойдём, поможешь мне, а молодежь пусть развлекается.
От меня не укрылась ее грусть. Мама расстроилась, и я прекрасно понимала, почему. Хоть она и боялась слова “бабушка”, но втайне надеялась уже в скором времени нянчить внуков. Происходящее сказывалось на ней негативно, а надежды увидеть нас с Токаревым в роли мужа и жены развеялись прахом.
— Если нужна помощь... — тут же предложила родителям, но отец строго отказал:
— Спасибо дочка, ты уже помогла.
Я проводила их долгим взглядом. И если с папой все было намного легче, то мама не отличалась отходчивостью. Следовало настроиться на долгий и тяжелый диалог, в ходе которого в меня еще не раз полетят упреки.
Я не сразу обратила внимание на повисшее среди гостей молчание. И то, что за нами теперь следили все без исключения — тоже. Однако Токарев, невзирая на толпу людей, все-таки сделал то, от чего мои глаза полезли на лоб.
— Аня, одно твоё слово, и мы уедем отсюда навсегда, — сказал он довольно тихо, вероятно, желая избежать лишних ушей.
Однако самый главный человек все прекрасно услышал и притянул меня ближе к себе. Жанна, заметив действия Арсения, впилась в нас испепеляющим взглядом. Казалось, ее ревность не имела границ. И тем страньше мне показалась ситуация. Кто кого здесь провоцировал? Кому в итоге суждено остаться в дамках? Точно не ей. Я испытывала легкий шок. Вадим не побоялся открыто противостоять моему мужу.
— Всего одно слово…
— Да, Ань, всего одно слово, и Токареву понадобится стоматолог.
Я перевела взгляд на Арса и тут же осознала: он теряет терпение. Мужчины смотрели друг на друга, как два хищника, собиравшиеся уничтожить соперника, не дать завладеть главным сокровищем. Они напомнили мне драконов, горевших ненавистью и желанием сжечь преграду багровым пламенем. Только здесь была одна загвоздка — Вадим проиграл, потерял и не уберег то, что имел. Возвращаться к нему я не хотела. Нет, часть меня сейчас разрывалась от боли, его зов нашел во мне отклик, и он знал, какой хрупкой и мягкой может быть Алмазная…
— А ты, смотрю, быстро освоился, — не скрывая злости, начал подначивать мужа Вадим. — Отобрал чужое и распетушился сразу?
— Имей гордость.
— Не тебе учить меня чести.
— Да ты…
— Арсений, — с улыбкой на устах обратилась я к тому, кто точно на моей стороне, а мои пальцы зацепились за его галстук и зачем-то начали поправлять, — пойдем к сцене. Официальная часть начнется с минуты на минуту.
— Аня, — за спиной вновь прозвучал голос, который всего несколько дней назад был самым дорогим, родным… Голос, который за два года не только запомнился, но и будто сросся со мной.
Токарев так и не услышал моего ответа, пусть додумает его сам. Он ведь скор на выдумки. Нам же с Арсением следовало лишь пережить этот день, а вечером закрыться ото всех, спрятаться в отведенной для нас комнате и, возможно, стать настоящими союзниками. Я чувствовала, что разговор предстоял долгий, противники были сильны, и одной противостоять им вряд ли получится. Меня даже не пугала ночь с Арсением, главное — он не бросит, останется рядом, и до окончания пятидневных каникул Токарев не посмеет подойти.
— Да, любимая, — улыбнулся мне неожиданно муж, — пойдем. Родителям может понадобиться наша помощь.
Пусть он только играл роль, но его обращение прозвучало так, словно не имело ни грамма лжи, как если бы он любил меня по-настоящему. И взгляд вмиг потеплел, и голос стал нежнее, и объятья говорила всем — посмей хоть кто дотронуться до меня, и его непременно ждут проблемы.
Спустя некоторое время все собрались у импровизированной сцены на заднем дворе. Площадка здесь была довольно большая. Гости чувствовали себя свободно, никто не толпился, даже небольшой оркестр с парочкой певцов вместились в уголке. Родители не любили попсу, поэтому гостей развлекать приехала оперная дива.
Когда отец, трепетно придерживая за руку маму, подвел ее к микрофону, у меня сжалось сердце. Вот она любовь. Тридцать лет позади. Сколько за это время ссор было между ними? Я не помнила ни одной. И дело вовсе не в идеальных отношениях, они наверняка не раз расходились во мнениях — с таким характером, как у мамы, невозможно жить скучно и без огонька, просто, мои родители умели скрыть проблему от ребенка, отгородить от лишнего негатива. За это я готова была их благодарить до конца своих дней.
И сейчас, слушая речь папы, я, наверное, завидовала. Смешно, да. Я завидовала собственным родителям, потому их любовь была одна и на всю жизнь. Моя же разбилась вдребезги вместе с надеждами на светлое будущее.
Горячая ладонь легла на мое плечо, спустилась вниз по руке, а после обожгла талию. Такое незатейливое движение, возможно, ничего не означавшее, но желанное. Я скосила взгляд на спокойное, сосредоточенное лицо Арсения и на несколько мгновений засмотрелась.
— …Люда — это большая часть моей жизни, — говорил тем временем отец, — яркой, счастливой семейной жизни! Солнышко, спасибо тебе за поддержку. Когда многие меня бросили, оставили одного выбираться из чертовой выгребной ямы, выживать в бедовые девяностые, ты была рядом. Я желаю каждому стоящему тут мужчине такую же верную, сильную и достойную женщину, какая досталась мне. И таких же прекрасных и заботливых дочерей, как моя Анечка…