— Ох, загрызет мужика, сволочь! — вскрикнул Петр, увидев падающего человека.
Насколько ж медведь проворен! Не успел Стрельцов и моргнуть, а тот уже пляшет на человеке и яростно рвет на нем одежду.
Петр с разбегу остановился, вскинул ружье и выстрелил в черную косматую тушу.
Зверь страшно взревел.
На вид грузный и неуклюжий, он с такой быстротой повернулся и наплыл на охотника, что тот едва успел перезарядить ружье и, почти уперев ствол в косматую грудь, выпалил второй жакан.
Медведь рявкнул и, падая, облапал Петра.
Крепко прижавшись друг к другу, они свалились за толстую кедровую колоду.
За колодой с минуту слышалась возня, а затем все стихло. Оттуда никто не поднялся — ни Петр, ни зверь и ни тот, что свалился с дерева.
Услыхал крик и Яков Лисин. Бежавший впереди него черный кобель, зачуя запах медведя, поджал хвост и трусливо бросился к ногам хозяина.
— Пшел! — пнул он пса. — Такая же трусина, как и у Егора… Вот и ревет мужик. Добрая собачка выручит из беды, а вот такая-то сволочь стравит медведю. У-у, гадина! — ругается Яков, стараясь на бегу пнуть собаку.
Услыхав выстрелы, Яков пошел шагом. «Ухлопал Егорша!.. Хошь и боится медведяку, а свалил!.. Слава богу, теперь свежинка у нас есть!» — радостно подумал Лисин.
Боязливо оглядываясь, из-за куста выскочила собачонка брата.
— И убитого боишься, цыть, падла! — крикнул Яков.
Стрельцовская Найда не бросилась на зов чужого человека, а с жадностью продолжала пожирать вкусные, жирные внутренности сохатого.
Но вот она услыхала знакомый звук выстрела хозяйского ружья. Грохот повторился еще раз. Мгновенно вскочила и, вся напружинившись, прислушалась к медленно замиравшему гулу, потом тревожно взвизгнула и побежала.
От быстрой ходьбы Яков с тяжелым хрипом перевел дух и рукавом шинели вытер обильно струившийся по обросшему рыжей щетиной лицу пот.
За огромной кедровой колодой он увидел чужую собаку, которая, взобравшись на тушу матерого медведя, яростно теребила его.
— Эй, кто тут? — тревожно крикнул Лисин.
За колодой кто-то застонал.
Яков одним махом перескочил через нее и увидел лежавшего под деревом брата. Не помня себя, он кинулся к нему и стал тормошить его изо всех сил.
Егор застонал и открыл глаза.
— А-а, братуха, — выдохнул он. Приподнялся на локте и, застонав от боли, лег снова.
— Поломал тя, а?.. — Яков испуганно оглядел брата. — Кажись, угробил, гад…
— Чижало… горит нутро. — Егор облизнул губы. Худое щетинистое лицо вспыхнуло болью.
— Вот беда-то где! Ой-ей-ей, чо делать-та? — застонал Яков и рванул себя за космы.
— Не ной, подыми меня, дышать нечем.
Яков осторожно посадил брата и прислонил к стволу кедра.
Егор сморщился еще больше.
— Горю… посмотри, што там…
Яков раздел брата и увидел на спине небольшую ранку, из которой сочилась кровь.
— Оой, братя, это пуля тя шлепнула! — На костлявом теле Егора не было ни одной царапины. — Это не медведь тебя…
— Я и то чую… Пошто, Яша, ты в меня пальнул?
— Ты чо, сдурел?!. Я только што подбежал.
Яков взглянул в сторону убитого медведя и увидел торчащие из-под туши зверя чьи-то ноги.
— Тут еще кто-то? — закричал он и только сунулся к медведю, Найда грозно оскалилась, готовая наброситься на чужого.
Яков только теперь узнал стрельцовскую собаку.
— Кажись, Петька под зверем! Цыть, холера! — взревел он на собаку.
Умная лайка, поняв в чем дело, отошла в сторону, и Яков с трудом стащил с человека огромную тушу.
Петр Стрельцов лежал весь залитый медвежьей и собственной кровью.
Даже не притронувшись к молодому охотнику, Яков отошел к брату.
— Кажись, сдох, сволочь-то… Это он пальнул в меня, — серо-зеленые водянистые глаза Егора наполнились злобой.
— Вот когда он отплатил за отца, — тихо проговорил Яков, — вот ведь какой настырный.
Петр охнул и зашевелился.
— Очухался?! — удивленно воскликнул Яков, а Егор сердито сплюнул.
Стрельцов, морщась от боли, поднялся и вопросительно посмотрел на братьев.
— Пошто в меня-то пальнул? — с трудом выдохнул старший Лисин и потерял сознание.
Темно-серые глаза Петра удивленно уставились на Якова.
— Что он сказал?.. А!..
— Рехнулся от боли, вот и баит ерунду. — Яков вяло усмехнулся. — Пуля-то обранила зверя и Егора зацепила.
— Но?! — зажглись тревогой глаза Петра.
— Ничо, заживет.
Стонет, стонет берег моря от тяжких крутых волн осеннего шторма. Сильный северо-западный ветер гонит темные тучи. Яков с Петром кое-как принесли Егора в юрту. У Петра оказался вывих левой руки, и кровоточили глубокие царапины на плече. Нудно болит голова, и не отступает тупая боль во всем теле.
Егор то приходит в себя, то снова теряет сознание.
— Дядя Яша, ты дерни руку-то, может, кость станет на место, — просит Петр.
Лисину кое-как удалось вправить вывих. Он действовал самым простым поморским приемом: «Тяни, чтоб искры из глаз, а сустав найдет свое место».
Утром к лисинской юрте прибежал Мишка. На лай собак вышел Петр.
— Ты, дядя Петя, пошто здесь-то? — испуганно спросил Мишка, увидев забинтованную руку Петра.
— И не говори, паря, так случилось. А как там дед Куруткан?
— Всю ночь не спал. Чуть свет погнал искать тебя.
Из юрты выполз Яков.
— А-а, Мишка! Здоров, здоров!
Лисин тревожно посмотрел на бушующее море и сокрушенно покачал головой.
— Если седни не вывезем Егора, то хана ему.
— А чо с ним? — в темных, узких глазах бурята заметались растревоженные зайчики.
— Худо, паря, — Яков смахнул набежавшую слезу.
Петр ссутулился и шатко пошел к лодке.
Сквозь тучи едва заметной полоской проглядывается противоположный берег. Над морем кое-где белой сеткой падает снег. По-прежнему ревя дует северо-западный ветер и загоняет даже в бухту Аяя бугристые, крутые волны.
— Э-эх, черт!.. Надо же было так случиться, — Петр опустился на липкий снег.
— А чо, дядя Петя, случилось?
— Плохо дело, Миша… Хуже, паря, и не придумать… — Петр утер рукавом лицо и продолжал ломким глухим голосом: — Егор попал под медведя… Я выручал его… да допустил оплошину — пуля прошла по мякоти зверя и ранила мужика.
— Ой-ей-ей! Вот беда дык беда!.. А он где?
— В юрте лежит.
— Надо скорей в больницу! — Мишка глянул на бушующее море. — Чо же я говорю-то!.. Куды же угребешься в такой встречный ветер, — поправил он себя.
Угрюмо сидят друзья. Молча перебирают свои невеселые мысли. Потом, словно очнувшись от тяжелого сна, Петр потряс чубастой головой и разгладил широкой ладонью печальное лицо.