— Как видишь — не тронул. Я думала, что жизнь свою отдала, что не увидеть мне больше белого света… — Отшатнулась от него, прижала к груди руки, умолкла. Сердце, казалось, сейчас из груди выскочит. Да и было отчего. С жизнью своей вчера попрощалась. — Или… снова… надобно повторить? — последнее слово почти прошептала, мучительно краснея. Не знала, достанет ли сил еще раз в обрядовый зал спуститься.
— А тебе бы хотелось? — вздернул бровь.
Еще и смеется надо мной, проклятый!
Решив не поддаваться, спросила:
— Бывало такое прежде?
Вздохнул и кивнул.
— Единожды.
Вскинула голову с надеждой.
— И где та девица? Или позже ее Изначальный Огонь прибрал?
На миг отвел глаза, словно раздумывая, что ответить, но когда снова взор на меня обратил, невозможно было понять, правду ли говорит.
— Прибрал, да не Изначальный Огонь.
Вспомнила могильный камень неподалеку от яблоневого садика и имя на нем высеченное — «Веста»…
— А кто ж тог… Ай! — поморщилась, почувствовав, как кожу на предплечье жжет. Схватилась на него, растерла.
Вздрогнула, когда хозяин вулкана сделал шаг, ухватил меня за руку, стянул рукав платья повыше.
— Покоя мне не дает с того часа, как из пламени вышла, — прошептала жалобно.
Точно такую же у супруга своего вчера приметила — вился огненный завиток, искрился, норовя кожу выжечь. Но стоило хозяину вулкана до него дотронуться, боль ушла. Завиток так и продолжал сиять, вот только теперь спокойно, словно усмирил его хозяин вулкана одним своим прикосновением.
— Брачная метка это, — ответил, тяжело сглотнув. Пальцы его по коже моей так и порхали, обводя огненные яркие витки. Ласково почти. — Потому и моя жглась. Связаны мы с тобой теперь, девица.
— Связаны? — губы едва шевелились, настолько пересохли.
— Брачной клятвой. И меткой.
— И что же дальше? — хрипло спросила. Голос будто издалека откуда доносился.
— А ничего, — ответил, качнув головой. — Здесь будешь жить. В горе этой. Со мной. Сколько Изначальный Огонь отпустит.
Жить здесь⁈ С ним⁈
Тряхнула рукой, отшатнулась.
— Ты на меня, хозяин вулкана, не сердись, но жить с тобой не желаю. Я сюда шла, чтоб умереть. А раз выжила, позволь мне обратно — к своим — в селение вернуться. Там и умру спокойно среди тех, кто мне дорог. Хоть эту малость мне разреши.
Нехорошо усмехнулся хозяин вулкана, сложил на груди крепкие руки и смотрел почти с жалостью.
— Уверена, что ждут твоего возвращения? — спросил насмешливо.
— А как иначе?
Ничего не ответил. Покачал головой только.
Почувствовала, как раздражение изнутри жжет, да в грудь будто что толкает.
— Не веришь? Или боишься, что люди, прознав, что не умерла, перестанут хозяина вулкана бояться?
— Трясусь просто. От страха-то, — почти хохотнул.
— А что же тогда?
— Так ведь поживешь еще, девица.
— А тебе почем знать? Ты же и говорил, что вчерашняя ночь для меня последняя.
При словах этих вспомнила жгучие объятия хозяина вулкана, кожу его огненную, поцелуи неистовые, которыми тело мое покрывал, и вздрогнула. И не от страха вовсе. А еще мучительно стыдно стало. Прошлой ночью думала, что никогда его больше не увижу, потому и льнула к нему бесстыдно и поцелуями щедро одаривала. А теперь вот и в глаза смотреть не могу от острого смущения.
— Знаю, что не умрешь. — Задумался на несколько мгновений и продолжил: — Изначальный Огонь из тебя всю хворь выжег. Ежели и умрешь, так не от болезни.
Прислушалась к себе, поняла, что прав хозяин вулкана. Боль, дотоле в груди сидевшая, ушла. Насовсем. А что голос охрип, то сама виновата — меньше голосить надо было.
— Так и что же тогда? Не неволь меня! Отпусти! Раз Огонь Изначальный свою жертву принял, выходит, свободна я теперь!
Сделал шаг, навис надо мной. Тепло пахнуло горящей смолой и угольями. А искры красные из глаз так и жгли. Совсем как ночью…
— Нет, — сказал как отрезал. — У любой дороги поворот есть. Твоя дорога здесь его сделала.
— А у нас говорят, что дороги на перекрестке встречаются, а потом опять врозь бегут. Вот и мы с тобой так же — встретились да дальше побежали.
— Ты теперь супруга моя перед богами.
— Какими? — нахмурилась. — Ты одному богу и поклоняешься в горе этой.
— Мой бог теперь и твой тоже. А метка тебе и самой уйти не даст, Лисса. Жгла она тебя, потому что меня рядом не было.
— Вот еще! — не поверила. — Выдумки это все!
— Ну так возьми да проверь, — пожал плечами. — Ступай в свое селение. Только потом слезы не лей и меня не зови, чтоб обратно забрал.
— И не подумаю!
— Дело твое, — произнес равнодушно и собрался уходить.
Ухватила его за рукав, заставляя остановиться.
— Но… ежели уйду, пообещай, что люду в селениях вреда не причинишь.
— Вот как… — протянул насмешливо, кладя палец на мой подбородок и вынуждая приподнять голову. — Оставаться здесь не желаешь, а о милости просишь. Все вы, люди, одинаковые.
— Да откуда ж тебе про всех-то знать⁈
— Да и нескольких достаточно, чтоб понять.
— Я… — умолкла, собираясь с духом, а потом выпалила: — Я что угодно сделаю, только селения не трожь!
— Ты супруга моя. И так сделаешь, что скажу, — сказал уверенно, будто я ему принадлежу.
— Не нужен мне супруг! И ты не нужен!
Знала, что мои слова лишь веселят хозяина вулкана. И оттого собственное бессилие злило еще сильнее.
— А ночью иное говорила, — приблизив лицо, с насмешкой прошептал в самые губы. — Или обманывала? А, супруга?
Толкнула его в грудь, отстраняясь.
— Сбегу!
— Зачем сбегать? Я тебя не держу, — произнес спокойно. — Только вот что запомни, Лисса: ты для своих соплеменников теперь… как я.
— Как ты?.. Не понимаю…
— Ты мой огонь выдержала. И осталась жива. И кто же ты после этого?
— Кто? — откликнулась эхом, все еще не уразумев, о чем говорит.
— Чудовище, — пояснил почти с жалостью, — как я. Потому не удивляйся, когда от своих увидишь лишь испуг да недоверие. А не ровен час так и из селения погонят. Вилами да огнем, — оскалился на последнем слове. Видать, думал, это у него за улыбку сойдет, вот только не вышло. — Люди любят себе подобных только. Понятных.
Замотала головой с такой силой, что волосы по плечам еще сильнее рассыпались.
— Не верю я тебе! Мои соплеменники не такие! Они меня с самого детства знают!
— Не обожгись. Разочарование-то посильнее моего огня жжет, — хмыкнул только и вышел.
Долго смотрела на закрытую дверь. Дышала глубоко, приказывая себе успокоиться. Неправда! Ни за что не поверю!
Представила, как любимая подруга будет счастлива, меня увидев, как ее матушка с батюшкой обрадуются, как все соседи удивятся. А что хозяин вулкана говорит — глупости! Он с людьми и дела не имел, откуда ему их нравы знать!
— Что ж, девица, того-самого, остаешься, стало быть! — Огневик с довольным видом потирал яркие морковные ладони, появившись из-за двери.
— Нет, Огневик, я к своим вернусь, в селение родное, — проглотив колючий горький ком в горле, посмотрела на духа.
— Да куда ж…
— Я домой хочу. А здесь не мой дом.
— Так а как же… того-самого…
— Думаешь, прогонят меня? — не слушая, заметалась по комнате, но тут же махнула рукой, отсекая ответ: — Не верю! Молчи!
— Да я… того-самого… — Огневик почесал голову, одарил укоризненным взглядом, вздохнул и оставил меня одну.
* * *
Живая… Живая… Живая…
Слова так и стучали, падали, совсем как молот каменный, который он опускал и опускал на лежавшее перед ним острие будущего меча. Летели во все стороны искры, но хозяин вулкана и не замечал их.
Чудом сдержал удивление, увидев девицу. А сперва решил, что помстилось даже. Все смешалось в душе.
Пощадил Изначальный Огонь. Но отчего именно ее? Ведь не ведал он жалости и сострадания… У него смысл существования один — заманить жертву, перемолоть ее в своем огненном горниле, а потом, довольно урча, как сытый зверь, улечься спать. И так до следующей жертвы. Так отчего же Лисса из огня невредимой вышла?.. Не было ответа.