— Нет. Зато я все же оказался замешанным в эту историю. Белмоны, подавшие иск, мои близкие друзья. Мало этого, три дня тому назад ко мне явился удивительный американец, мультимиллиардер из Техаса, и попросил разыскать для него одну из драгоценностей, принадлежавших графине д’Ангиссола. Он желает подарить ее обожаемой им женщине и добиться ее руки. До сих пор считалось, что все эти драгоценности покоятся на дне океана… Должен сказать, что речь шла вовсе не о женском украшении, золотая химера…
— Борджа, я не ошиблась? — с живостью подхватила мадемуазель Туссен.
— Именно, именно. Вам она знакома?
— Я ее даже видела. Я немало попутешествовала по свету, часто бывала в Италии, разыскивая свежие идеи для рисунков, и на одном из приемов познакомилась с графиней д’Ангиссола. Мы прониклись друг к другу симпатией — эта пожилая дама была совершенно очаровательна, — и она с присущей ей любезностью позволила мне полюбоваться ее коллекцией драгоценностей, старинных и современных.
— О, вы мне облегчили задачу! — обрадовался Альдо. — Я пришел к вам с просьбой, но без особых надежд, поскольку знаю, что вы творец, а не исполнитель, но все-таки спрошу вас: не согласились бы вы в случае неудачи с поисками воспроизвести оригинал?
Жанна Туссен рассмеялась звонким смехом молоденькой девушки.
— Было бы забавно, — проговорила она, смеясь. — При условии, что камни не будут уступать старинным. Что не так-то просто и обойдется в целое состояние, вы это понимаете, не так ли?
— Безусловно. Но именно эта сторона дела не кажется моему клиенту проблемой, и он непременно стоял бы перед вами сегодня вместе со мной, если бы происшествие на аукционе, где мы с ним были вместе и где, замечу в скобках, он увел из-под носа барона Эдмона два браслета, не посветило ему надеждой обрести оригинал. Он умчался в Америку, торопясь сообщить даме своего сердца радостную новость.
— Вполне возможно, он чересчур торопится, но все к лучшему в этом лучшем из миров.
— Только не для меня! Ведь именно мне он поручил эти невообразимые поиски! Именно поэтому я осмелился украсть частичку вашего драгоценного времени, драгоценного во всех смыслах слова, желая узнать, не соблазнит ли вас наша авантюра, если мои поиски, что весьма возможно, ни к чему не приведут.
Изящное лицо Туссен стало задумчивым.
— Вы ждете немедленного ответа?
— Нет. Я просто хотел узнать, какими глазами вы посмотрите на господина Уишбоуна, так зовут моего американца, и на меня, когда мы придем к вам, чтобы попросить вас сделать копию, у которой будет одно безусловное достоинство — она будет совершенно чиста! Лично я, признаюсь, не хотел бы, чтобы моя жена носила украшение, побывавшее в руках такого злодея, как Чезаре Борджа.
— Я вас прекрасно понимаю. Скажу вам откровенно, если бы кто-то другой меня попросил об этом, я ответила бы решительным отказом. Но вам… При условии, что у меня будет точный рисунок, размеры…
— И камни! В первую очередь камни!
— Безусловно. Но, я думаю, в Индии можно достать камни не хуже. Хотя на это потребуется время. В общем, скажем так: вам не впервой совершать чудеса, и я верю, что вы отыщете оригинал. Но… если этого не случится, мы сможем вернуться к нашему разговору. Такой ответ вас устраивает?
— На большее я и не надеялся, и моя благодарность беспредельна.
Они обменялись еще несколькими незначительными фразами, и Морозини, вновь поцеловав протянутую руку, удалился.
Альдо выпала удача припарковать машину неподалеку от дома Картье, и он решил пока ее там оставить. Вандомская площадь была отсюда совсем рядом, а антикварный магазин его друга Жиля Вобрена находился как раз на углу. Бросив беглый взгляд на часы, он удостоверился, что до обеда в особняке на улице Альфреда де Виньи времени у него в избытке и он вполне успеет навестить юного наследника Жиля. Альдо закурил сигарету и не спеша направился к Вандомской площади, поглядывая на витрины лучших магазинов самой роскошной из улиц Парижа. Чего только нет! От платьев, туфель, белья, украшений рябит в глазах! Но Альдо едва замечает модные изыски, поглощенный внутренней борьбой в попытке обрести душевную гармонию. Дело в том, что совсем рядом с магазинчиком Вобрена, стоит только перейти площадь, находится отель «Риц», где все вплоть до малыша-грума знают Альдо… А в «Рице» остановились Белмоны, там Полина, которую Альдо жаждет увидеть с той минуты, как только узнал, что она в Париже, сколько бы ни твердил — проклятое лицемерие! — что торопится уехать в Венецию с первым вечерним поездом…
Борьба, конечно, идиотская. После того что произошло в Друо, он не может никуда сбежать, да и не хочет, тем более что Джон Огастес уже позвонил вчера вечером и пригласил их с Адальбером на ужин. Стало быть, нечего разыгрывать из себя заблудившуюся в холле собачонку в надежде на случайную встречу с той, которая непрестанно занимает его мысли…
Сам не заметив как, Альдо оказался перед роскошным антикварным магазином, выставлявшим в своих витринах, как и в прошлые времена, всего-навсего одну вещицу, но исключительно ценную. О его приходе возвестило скромное дребезжанье колокольчика, и он увидел, что великолепные старинные гобелены по-прежнему украшают стены. Однако был вынужден задержаться на пороге, пропуская мимо себя пару, занятую оживленной беседой и не замечавшую ничего вокруг. Высокий стройный мужчина с черными как смоль волосами и такими же черными глазами сиял белозубой улыбкой. Его мягкая фетровая шляпа, его костюм свидетельствовали о том, что он одевается у лучших портных, а подчеркнутая элегантность одежды подтверждала, что шьют ее портные-итальянцы. Сам Альдо предпочитал английскую сдержанность и одевался в Лондоне. Так что мужчина ему не понравился, особенно его сияющая улыбка и почти фамильярная манера, с которой он держал свою спутницу за локоть. А спутницей его была Полина.
Альдо наблюдал, как они удаляются в сторону «Рица», и кулаки у него сжимались от желания стереть с этого неприлично правильного мужского лица радостную улыбку, которой отвечала улыбкой же Полина. Полина выглядела просто сказочно в костюме, отделанном черной норкой, с норковой муфтой и шапочкой с аграфом из оникса и бриллиантов, которые блестели в лучах бледного солнца так же ярко, как тяжелый узел ее темных волос. Полина не изменила своей привычке носить только черное, белое и серое. Серое — воздушное, летящее, сверкающее, как ее серые глаза…
Совершив над собой невероятное усилие — Альдо не подозревал, что оно дастся ему таким трудом, — он отвернулся и вошел в магазин, где его встретили удивленным и радостным приветствием: