Как только Альдо вышел за порог, Мари-Анжелин дала волю своему дурному настроению, до сих пор сдерживаемому властным взглядом мадам де Соммьер, которая не хотела услышать от своей компаньонки какую-нибудь бестактность.
— Так я и знала! — воскликнула она сразу же, как только услышала, что внизу хлопнула дверь. — Мне сердце подсказывало, что ничего хорошего нам этот коровий пастух не принесет! Если уж прозвучала фамилия Белмон, я могу поклясться…
— Не клянитесь, — оборвала ее кузина-маркиза, с силой стукнув палкой о паркет. — Я категорически запрещаю превращать мой дом в поле битвы. Семья Белмон — близкие друзья Альдо и Адальбера, и, если мой племянник пожелает, мы их непременно примем у себя. Впрочем, как я поняла, речь пока шла только о господине Белмоне…
— Возможно. Но как я уверена, что наш гость Уишбоун уже имел дело с Белмоном, так я уверена, что Белмон приехал в Париж не один. А эта Полина…
— Не продолжайте, План-Крепен! Даже если вы снова правы и Полина Белмон переступит порог нашего дома, что вполне может быть, и даже в очень скором времени, я считаю нужным вам напомнить, что нашей гостьей будет замечательная женщина, знаменитая художница, к которой я чувствую самое искреннее расположение. Она необыкновенно сердечна, умна, красива и…
— До потери сознания влюблена в Альдо!
— Возможно…
— Не возможно, а очевидно.
— Для вас, План-Крепен. Лично я никогда не видела, чтобы эта дама бросалась на шею Альдо и покрывала его поцелуями. Зато я видела, как поцеловались Полина с Лизой, когда встретились у покойного Вобрена. Поэтому я настаиваю: такт, любезность и сдержанность, если не хотите отправиться дышать свежим воздухом в горы, к кузине Приске. Кстати, хорошая мысль, надо бы повезти к нашей кузине славного Уишбоуна. Коровы и бычки Сен-Адура должны ему понравиться. А что касается вас, План-Крепен, то я не шучу: или вы сидите тихо и спокойно, или отправитесь навещать Приску!
— Неужели мы так поступим? — сумрачно осведомилась Мари-Анжелин.
— Без малейшего колебания! Даже если госпожа Белмон или баронесса фон Эценберг или Полина — называйте ее как хотите! — сумела занять маленький уголок в сердце Альдо, он никогда не переставал и не перестанет любить свою жену!
Тяжкий вздох Мари-Анжелин стал точкой, завершившей эту беседу.
Альдо не ошибся: полночь была для Адальбера слишком ранним часом, чтобы ложиться в постель. Теобальд, его верный слуга, мастер на все руки, разделял мнение хозяина. Теобальд встретил ночного гостя с посудным полотенцем в руках и широкой улыбкой на лице.
— Я не сомневался, что не пройдет и месяца, как я буду иметь удовольствие снова видеть у нас его светлость! — радостно вскричал он.
— Как дела, Теобальд?
— В порядке, все в порядке, благодарю вашу светлость. Господин Адальбер у себя в кабинете, работает над книгой…
Но господин Адальбер уже появился сам, услышав тройной звонок, каким обычно позвонил Альдо.
Египтолог, всегда одетый с иголочки, — но, разумеется, не тогда, когда работал на раскопках! — позволял себе дома куда большую свободу и носил старую, но такую уютную бархатную коричневую куртку с браденбурами[6], пижамные штаны и мягкие тапочки.
— Добрый вечер! Я как раз подумывал: что там у тебя? Как прошел аукцион? Хорошо? — спрашивал Адельбер, вынимая изо рта любимую трубку, с которой не расставался. — Теобальд, принеси нам кофе в кабинет.
Но, приглядевшись к другу, добавил:
— Кофе, может, и не обязательно, но обязательно арманьяк.
— Лучше то и другое, — сумрачно подтвердил Альдо.
— И поторопись. И что же с нами произошло? Почему мы так озабочены?
— Берешь пример с План-Крепен? Перенял ее манеру? — пробурчал Альдо, опускаясь в черное кожаное кресло «Честерфилд», да, конечно, весьма старое, но такое удобное! В нем проведено так много приятных часов…
— Ты имеешь в виду множественное число? И не думал! Просто, хоть ты и не заметил, я в последнее время принимаю участие почти в каждом твоем приключении. А скажи, где же твой американец?
— Если не спит, то собирает чемоданы. Завтра отплывает на «Париже».
— Неужели? А как же его визит к Картье?
— Никаких визитов. Он узнал, что злосчастная химера вовсе не покоится среди останков «Титаника», впрочем, как и все остальные драгоценности графини д’Ангиссола. Графиня была убита, когда пароход начал тонуть, и все ее драгоценности похищены.
— Ты узнал об этом в Друо?
— Где же еще? Мы узнали об этом, когда был прерван аукцион. Представляешь, аукцион был прерван!
Проглотив одним глотком кофе и согревая в ладонях пузатую рюмку с арманьяком, Альдо коротко, но точно передал все, что произошло в знаменитой зале Друо. Однако приберег напоследок кое-какие эффектные подробности. Например, не сказал, кто именно сопровождал прервавшего аукцион комиссара Ланглуа.
— Ну и что здесь такого? — воскликнул Адальбер, который тщательно прочищал трубку перед тем, как набить ее снова. — Не вижу причин для трагедии! Если не хочешь ввязываться в это дело, предоставь его американцу. Пусть бегает за своей химерой сколько хочет, пока не надоест!
— Видишь ли, мне кажется, что у меня нет выбора, что я уже влез в это дело по уши. Я еще не сказал тебе, как зовут американца, который сопровождал комиссара…
— А это важно?
— Суди сам. Его зовут Джон Огастес Белмон, а горничная, которая избежала кораблекрушения, служит сейчас у Полины. А Полина не только родственница покойной графини, но и ее крестница, и именно ей предназначались все эти драгоценности.
— Но это же черт знает что!
— Вот именно! Видишь, ты точно такого же мнения, без всякой моей подсказки, — не без внутреннего удовлетворения произнес Альдо.
— И что же мы будем делать?
— Благодарю за «мы». Я обещал Корнелиусу подумать, чем смогу быть ему полезен, и теперь мне кажется, что невозможно повернуться спиной к Белмонам.
— Та-ак! А у тебя есть хоть какое-нибудь соображение, как взяться за это дело?
— Весьма смутное. Я пригласил Бертье выпить по стаканчику завтра вечером у тетушки Амели.
— Решил дать анонс в «Фигаро»?
— Для анонса в «Фигаро» Бертье мне не нужен. Но я знаю, что он единственный журналист, который лично общался с ван Тильденом. Коллекции он не видел, но был вхож в его дом. Для начала я хотел бы узнать, кто назначен душеприказчиком, так как семьи у покойного не было. Возможно, душеприказчик знает, у кого были куплены эти две драгоценности, снятые с аукциона.
— А что за драгоценности?