- Я хочу все услышать. Когда будешь готова.
- Хорошо.
Глава 26
Над головой раздавались голоса. Эмма не могла разобрать слов. Она едва могла открыть глаза. С усилием разлепив веки, она не увидела ничего, кроме размытых пятен. Яркое, всё слишком яркое. И снова голоса. Английский? Арабский? Эльфийский?
Эмма пытается двигаться, но тело будто налилось свинцом, и она ощущает себя так, словно погружается на дно океана с корабельным якорем на груди. В ушах звенит. В голове пульсирует боль. Яркие пятна тускнеют по краям, и Эмма позволяет себе провалиться в темноту.
Черное пятно нависло над ней. Шепот. Нет. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение. Нет. «Нет», - болезненно стонет Эмма, но голос не слушается, и протест получается почти беззвучным.
- Ш-ш-ш-ш-ш, – голос. Женский голос. Она пытается отыскать глазами источник звука и трясёт головой, чтоб разогнать муть.
Чужие руки прикасаются к ней. Она дергается и стряхивает их с себя. Тихие голоса и какой-то стук.
Они собираются снова сделать ей больно. Почему ей просто не дадут умереть? Эмма размахивает руками. Её тело онемело и потеряло чувствительность. Чужие руки удерживают её, и тот же женский голос говорит что-то успокаивающее. Лоб покрывается испариной и руку пронзает жалящая боль.
- Ш-ш-ш-ш, – повторяет голос.
Размытое пятно перед глазами распалось надвое. И то ли устав бороться, то ли повинуясь инстинкту, говорящему ей, что она в безопасности, Эмма успокоилась. Конечности всё еще подергиваются, но она смутно осознает, что лежит на чем-то мягком. Пятна разговаривают друг с другом, и Эмма прищуривается, пытаясь сфокусировать зрение.
«Эмма, - голос четкий, знакомый. Так звучат безопасность и уют. – Эмма».
Зелёные глаза распахнулись, прогоняя остатки сна. Воспоминания о времени между пленом и Ландштулем всегда были смутными. Месяцы её жизни превратились в сплошной, наполненный болью горячечный бред, и даже многочисленные сеансы терапии не помогли до конца разобраться в нем. Она постоянно видела над собой какие-то фигуры. Они прикасались к её лицу, руке, ногам. Как-то Эмма призналась доктору Митчеллу, что могла бы поклясться, что это были Реджина и Генри, но ведь её подсознание уже давно играло с ней злые шутки.
Эмма лежала, изучая потолок, на который раньше никогда не обращала особенного внимания, пока, наконец, не поняла, что же её разбудило. Тепло, согревавшее блондинку во сне, исчезло, потому что теперь Реджина сидела на краю кровати, напрягшись, ссутулившись, скромно прикрывшись смятой простынёй.
- Эмма, – прошептала брюнетка. – Снова Эмма, доктор Хоппер. Думаю, у меня галлюцинации, но они никогда прежде не были такими настоящими. Пожалуйста, перезвоните мне, когда получите это…
Эмма потянулась к ней, так что кровать просела под её весом. Реджина резко обернулась, глядя широко распахнутыми, испуганными глазами, как ребёнок, которого поймали у буфета с печеньем.
- Я вам перезвоню, – быстро сказала она и, положив телефон на колени, потянулась к Эмме, медленно, настороженно, будто имела дело с раненным зверем.
- Эй.
- Эй.
Эмма трудно сглотнула и села, прикрыв одеялом грудь, словно это не они с Реджиной провели несколько часов, открывая друг друга заново. Она обнимала брюнетку, пока та смеялась сквозь слёзы, уткнувшись ей в шею, и, в конце концов, заплакала сама. Потому что этот момент, весь этот чертов день – просто какая-то абсурдная фантасмагория. Это не может быть реальностью. Всё не может быть так легко. Конечно, нельзя сказать, чтоб их путь был лёгким. Голова шла кругом, и всё, о чем Эмма могла думать, это то, как они, вконец вымотавшись, заснули, обнявшись, любуясь улыбками друг друга, поцелуями прогоняя мучавшие обеих страхи.
- Прекращай улыбаться, – шутливо проворчала Эмма, – я не могу тебя как следует поцеловать!
Реджина только улыбнулась еще шире, и в тот момент все чувства Свон достигли предела. И она растворилась в этом моменте, в сладком, с привкусом соли вкусе губ брюнетки, в своём желании любоваться ею, запоминая каждую родинку на загорелой коже. Она тонула в Реджине, и больше ей ничего не было нужно.
Пальцы Эммы покалывало, когда она нежно гладила Реджину по руке, подушечками пальцев ощущая, как покрывается мурашками мягкая кожа, как Миллс вздрагивает от удовольствия в ответ на её прикосновения. Тёплое дыхание женщины касалось её шеи, и с каждым вдохом бег пульса всё ускорялся. У Эммы стучало в ушах, и впервые за многие годы это не был тот болезненный звон, который раздается в голове, когда слышишь взрывы или свист пуль у своего плеча. Сейчас это стучало её собственное бешено колотящееся сердце. И, когда губы девушки скользнули от виска Реджины к влажной щеке, поцелуем осушая слёзы, а потом коснулись ключицы ещё одним, полным обожания поцелуем, Эмма могла бы поклясться, что сердце в груди Реджины отбивает тот же ритм, стуча в унисон с её собственным так громко, что блондинка слышит его. Столько эмоций, столько адреналина в крови за такой короткий срок, что трудно выдержать.
Под поцелуями, ласкающими шею, Реджина успокоилась, всхлипы сменились тихими вздохами, и она крепче обняла Эмму. Блондинке хватило здравого смысла, чтоб оторваться от своего занятия и увидеть, что Миллс сонно моргает.
- Закрой глаза, – прошептала она, легко целуя веки, – отдохни.
- Это я должна говорить это тебе, – пробормотала Реджина, расслабляясь в её объятиях, – я в порядке.
- Ты устала, – и Эмма подавила зевок. Усталость, эмоциональная и физическая, брала своё.
Реджина упрямо покачала головой, приоткрыв глаза, и потерлась носом о нос Эммы.
- Я не устала.
- Реджина, – предупреждающе протянула девушка.
- Эмма, – та мягко поцеловала её, заставив закрыть глаза, – я не хочу спать. Хочу побыть с тобой.
- Но я почти засыпаю, – попыталась Свон снова, осторожно пропуская шелковистые темные пряди между пальцев и задаваясь вопросом, как этой женщине удаётся оставаться настолько совершенной.
- Поспи.
Эмма усмехнулась, лениво и уютно уткнувшись брюнетке в подбородок:
- Ты будешь здесь, когда я проснусь?
Короткие ногти, ласкающие бледную спину, замерли. Голос Реджины был уверенным, как никогда, несмотря на усталость: