Доротея, сообщить ей об этом. Она будет за углом в двух кварталах отсюда, — Дойл уселся рядом с коллегой. — Никого не было?
— Нет, — ответил Эбердин. — Дома должны быть его сёстры, они не выходили.
— Слушай, там дальше по улице есть какая-то забегаловка, — произнёс Дойл. — Может, по сосиске съедим?
Тейлор покивал головой:
— Отличная мысль, — он хотел есть не меньше Дойла. — Иди ты первый, вернёшься — пойду я.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 47
⠀⠀ ⠀⠀
— Нет, так нельзя, — вдруг не согласился Павлов. — Дождёмся, пока клиент не покинет её. Мы же культурные, воспитанные люди.
Ему не очень нравилась идея казака вышвырнуть клиента мадам Гретты на лестницу до окончания, если так можно выразиться, свидания.
— Времечко теряем, — напомнил ему Тютин, доставая свои совсем не дешёвые «Вашерон Константин» и показывая брату Валерию циферблат. — Эскулапу ещё подготовиться нужно.
— Да, мне нужно время, — подтвердил его слова Пеньковский.
— Боюсь я, — пояснил брат Валерий, поморщившись; он всё прекрасно понимал, — а вдруг этот её клиент шуметь начнёт, вдруг полицию кто-нибудь вызовет.
Но не успел он договорить, как из парадной вышел брат Аполлинарий и сделал им знак рукой: готовьтесь. И стал прогуливаться по улице, поигрывая тростью. А ещё через полминуты из дверей той же парадной вышел вполне себе приличный господин и огляделся в поисках извозчика.
— Все, — произнёс брат Валерий, — я пошёл. Вы через минуту давайте за мной.
Он вылез из экипажа, зашёл в парадную, поднялся на второй этаж к знакомой уже ему двери, прислушался, нет ли кого на лестнице, и лишь после этого позвонил в звонок и замер.
За дверью послышались шаги и грубоватый женский голос:
— Герр Дитрих! Забыли, что ли, что-то?
Затем лязгнул засов, и дверь приоткрылась. А быстрый и ловкий брат Валерий уже просунул в открывшуюся щель ногу и плечо… И проворнее, чем хорёк, влез в квартиру.
— Тихо, мадам! — шептал он. — Тихо!
— Да что это?! Это вы куда? — попыталась кричать мадам Тумберг, но тут же крепкая пятерня в перчатке запечатала ей рот, оставив простор только для бессвязного мычания, а затем проворный кавалер повлёк даму в комнаты, приговаривая:
— Не волнуйтесь, мадам Тумберг, не волнуйтесь! С вами ничего страшного не случится.
Женщина пыталась вырваться, она была достаточно сильной, тем более страх придавал её ещё сил, но краем глаза страпонесса видела, как в её квартиру входит ещё один незнакомый господин, и если того, что её так крепко держал, она вспомнила, то входящего она видела впервые. Наконец её затолкали в самую дальнюю, оборудованную для необычных развлечений комнату и лишь там отпустили, усадив её на край кровати.
— Что вам нужно?! — закричала фрау Тумберг, целомудренно поправляя сбившийся корсет.
И тогда неприятный господин поднёс ей указательный палец к носу и сказал очень серьёзно:
— Мне нужно, чтобы вы, фрау, сидели молча и не мешали нам. И тогда с вами ничего неприятного не произойдёт.
— Да кто вы такие?! — она явно терялась в догадках, слыша, как в её квартиру уже входят и другие люди; мало того, они, кажется, что-то принесли с собой. Большое и тяжёлое.
А потом в комнату, где она сидела, вошёл один прилично одетый господин, не снявший головного убора, и, скептически покачав головой, произнёс на неизвестном ей языке, кажется, на польском. Он не знала, что он сказал, а Самуил произнёс своим товарищам:
— Нет, так не пойдёт, она тут будет мне мешать, с нею нужно что-то сделать.
А после этого в комнату вошёл высокий господин — фрау Гретта почему-то подумала, что он тоже иностранец — в руке у него был большой флакон из коричневого стекла, он побрызгал из этого флакона на платок и, сказав на плохом немецком: «Не волнуйтесь, фрау», навалился на госпожу Тумберг, закрыв её нос и рот смоченным платком.
Сопротивляться этому силачу женщина не могла, хотя и попыталась, и уже через половину минуты она обмякла и упала на кровать. А человек, потряхивая платком, спросил:
— Тебе, брат Самуил, эта кровать понадобится? Я бабу тогда в угол положу.
— Нет-нет, — качал головой Пеньковский. — Я там у неё видел узкий стол; не знаю, для чего она его использовала, боюсь даже предположить, но я его буду рассматривать как операционный.
— Ну и хорошо, — Тютин, спрятав платок, заботливо уложил женщину на кровать поудобнее: пусть спит.
Тут в комнату заглянул Квашнин.
— Таз есть, ведро есть, — доложил он, — в доме водопровод, а ещё я нашёл клизму, тебе она понадобится?
— Да-да, — кивал в ответ Самуил Пеньковский, снимая шляпу, а затем и сюртук. — Не помешает. Я, конечно, купил новую, но и эта будет очень даже кстати. Как и ваша помощь.
— Брат Вадим и брат Емельян будут ждать клиента на улице, — сказал ему Квашнин, — а я поступаю в полное твоё распоряжение.
— Вот и славно, вот и славно, — произнёс Пеньковский опять по-польски, внимательно осматривая квартиру. Он включил и выключил верхний свет и добавил: — Вон тот стол нужно поставить под лампу, помоги мне. А ещё мне нужно будет больше света.
Брат Аполлинарий скинул сюртук, расстегнул запонки и стал закатывать рукава.
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀ *⠀ *
⠀⠀ ⠀⠀
Зоя огляделась по сторонам. Маленькая улочка была тихой, почти сонной. Никого, кто мог вызвать у неё подозрение, тут не было.
— Генрих, — произнесла она.
— Да, — её мужчина обернулся к ней.
— Твой револьвер всё еще при тебе?
— Тут, — ответил он и похлопал себя по животу, где под застёгнутым пиджаком, за поясом, находилось его оружие.
«Он даже никогда не стрелял!», — подумала девушка, и ей почему-то стало его жалко.
Она скинула рюкзачок и открыла его; там, в одном из внутренних карманов, девушка нащупала несколько камней из тех, что они недавно добыли, и, не глядя на них, протянула драгоценности молодому человеку.
— Держи.
— Что это? — спросил он, машинально подставляя ладонь.
— Слушайте внимательно, герр Ройке, — начала Зоя, высыпая ему в ладонь полдюжины отличных камней разного цвета. — Встреча наша через два часа, пока я здесь осмотрюсь, — она сделала паузу. — Если в течении часа я не появлюсь, вы сразу отсюда уезжаете и прямо на этом драндулете едете в сторону Бадена; как только у вас садится аккумулятор, вы бросаете экипаж где-нибудь в лесу и добираетесь на дилижансах.
— А вы, фройляйн Шнитке, будете ждать меня там? — очень мрачно спросил Генрих у девушки, подчёркнуто упомянув её фамилию.
— Во-первых, если вы вдруг запамятовали, не фройляйн, а фрау, — с удивительным спокойствием отвечала ему Зоя. — Во-вторых, в Бадене вы продадите