помещении, в котором зимой погасла печь, и все были не против, чтобы Смотритель ушёл
Форин ещё немного потоптался у входа, как всегда, сочетая в своём поведении безграничную самоуверенность и неловкость. И, словно вспомнив что-то, сказал, резко вскидывая взгляд на забившегося в угол немого:
– Трикс побудет с вами, хорошо? Пока я не вернусь.
Трикс отчаянно замотал головой, словно забыв все свои замысловатые знаки. Но Смотритель, казалось, не замечал этого, уже обратив свой взгляд на Унимо.
– Пойдем со мной, если хочешь, – и, перехватив благодарный взгляд своего ученика, добавил: – А то ещё натворишь глупостей, если встретишься с Флейтистом один.
Не прощаясь, Смотритель шагнул к выходу, но тут Трикс бросился к нему, схватил за рукав, а затем, словно испугавшись собственной наглости, сложил руки в своей самой истовой мольбе, которая, казалось, могла бы расжалобить камень. Но не Форина – тот брезгливо отдёрнул руку и отвернулся, а когда немой повторил свою попытку, цепко ухватил его за плечо и, смотря несчастному прямо в глаза, произнёс:
– Я хочу, чтобы ты остался здесь, чтобы не выходил за порог и никому не мешал.
Конечно, бедняга Трикс не мог ответить ничего, только кивнул несколько раз, чтобы его хозяин скорее отвёл взгляд. А потом вжался в стену и застыл, словно лишённый не только слов, но и движений. Унимо уже видел Трикса в похожем состоянии: на Маяке Форин несколько раз всерьёз злился на своё зеркало и лишал его возможности любых проявлений в реальности. Как правило, это длилось недолго, чему немало способствовал и сам Унимо, осторожно напоминавший, что это на самом деле означало – злиться на Трикса. Форин тогда устало соглашался и, чтобы искупить свою вину, звал немого пить чай и старательно выслушивал его замысловатые жесты.
На этот раз всё было хуже – и Унимо, шагая рядом с Форином по улице Горной Стороны, не мог удержаться на непотопляемых доводах о том, кто такой Трикс, а погружался в холодные воды непрошенной жалости. Но Смотрителю, вероятно, было не лучше – не часто он так сильно нервничал. На памяти Унимо – никогда. Да и по испуганным лицам Мастеров можно было понять, что Смотрителя ждало серьёзное испытание, в исходе которого никто из них не был уверен.
– Зачем я вам? – решился спросить Унимо.
– Я уже сказал, – бросил Форин, не сбавляя ход.
– Но я хочу помочь! – воскликнул Нимо, стараясь перекричать внезапно поднявшияся ветер.
На улицах Тар-Кахола, несмотря на ранний вечер, было мало прохожих, многие ставни были закрыты, словно горожане чувствовали сгущение реальнейшего (хотя Форин говорил, что это невозможно).
– Если бы мне нужна была помощь, я обратился бы к Мастеру Помощи, – раздражённо отозвался Смотритель, и Унимо решил больше не бросать слова на этот занимавшийся ураган.
Когда они миновали площадь Рыцарей Защитника и шли по аллеям района шейлирских особняков, стало ясно, что они направляются Королевский дворец. Унимо шёл, как будто в каком-то заколдованном круге, и вспоминал, как в детстве высокое серебристо-серое здание с голубыми эмалевыми башенками, устремлёнными в небо, всегда казалось ему немного сказочным. Но потом он вырос и понял, что ничто не может быть так далеко от волшебства, как власть короля.
Унимо с удивлением увидел, что толпа на площади перед дворцом, где он ещё недавно в отчаянии думал о спасении отца, не поредела, а пополнилась новыми «прохожими». В воздухе реальнейшего отчётливо слышалась мелодия непреклонного наступления, основанная на чувстве необходимости и невозможности поступить иначе – но внешне горожане всё ещё сохраняли облик просвещённых подданных, предоставляя Оланзо возможность сохранить свою власть. Хотя, пробираясь вслед за Форином между людскими скалами, Унимо успел услышать в разных вариациях призыв судить начальника Королевских Птицеловов.
Смотритель (а с ним и Унимо) без труда подошёл ко входу во дворец, и стражники, встревоженные и усиленные в два или три раза по сравнению с обычным караулом, не посмели его останавливать.
Королевский дворец казался живым и враждебным – Нимо слышал, как стены кричат о том, что не прочь завалить всех, кто находится внутри, упасть на головы, острыми каменными краями резать плоть жалких людей, что как паразиты снуют по вековым переходам и лестницам… Ум-Тенебри постарался не слушать и сосредоточиться только на том, как бы не отставать от Форина.
– Пришли, – объявил Смотритель, остановившись перед дверью, которую охранял очередной караул.
Конечно, птичники не смогли даже заподозрить неладное, пропуская Форина и его спутника в самое сердце дворца – королевские покои.
В небольшой комнате было темно, хотя горел камин – порождая скорее тени, чем свет. Сначала Унимо подумал, что никого нет – и лишь потом увидел короля, стоящего у окна и осторожно, чтобы снаружи никто не увидел его, выглядывающего на улицу, как оставленный взрослыми один дома пугливый ребёнок.
Оланзо обернулся на звук шагов и, надо признать, совсем не удивился.
– Не страшно и не тревожно:
я зла натворил довольно,
и жало запрятал в ножны
кинжал, напитавшись кровью, – вполне сносно продекламировал он партию убийцы из «Безголового короля». – Что, пришли мстить?
Унимо тут же стало не по себе и захотелось уйти.
Но Форин, конечно, не растерялся:
– Для начала поговорить, Мэйлори.
Король с ядовитой любезностью указал гостям на кресла, а сам устроился на подоконнике, скрестив руки на груди.
Нимо с трудом заставил себя, вслед за Смотрителем, опуститься в предложенное кресло.
– Я понимаю, что мы договаривались не с вами, а с вашим отцом, – начал Форин, – и то, что вы оказались в таком положении, прежде всего, трагическая случайность. Поэтому я предлагаю вам просто уйти из дворца и заняться чем угодно, кроме управления Королевством.
– О, какая щедрость! А как же толпа, жаждущая крови, как же справедливое возмездие? – усмехнулся Оланзо.
Форин, сцепив руки перед собой и постепенно всё больше успокаиваясь, заметил:
– Вы не в том положении, чтобы этим шутить, Мэйлори. Это дозволено было бы только потерявшему разум королю.
– Угрожаете? – усмехнулся Оланзо.
Смотритель довольно улыбнулся: всегда приятно, когда не нужно тратить лишние слова на объяснения.
– Чего вы хотите? Чтобы я ушёл, это всё?
– Нет, нужно ещё немного подправить перспективу, а то горизонт завален. Вы должны казнить того, кто виновен в казни советника Голари.
Оланзо понимающе хмыкнул. Кровь за кровь – этот принцип был ему понятен ещё со времён изучения «Книги правителя стороны Штормов».
Унимо удивлённо взглянул на учителя: неужели, действительно, даже в реальнейшем не обойтись без таких человеческих вещей.
– Сожалею, тар неизвестный мститель, но это не в моей власти: видите ли, недавно Совет лишил меня права принимать решения о частных случаях.
– Решение Совета вступает в силу спустя пять дней, то есть завтра, – парировал Форин, и Унимо удивился Смотрителю: откуда тот только знал это, раз никогда не читал газет и вообще чего-либо, связанного с государственным устройством.
– Кроме того,