Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Жульнически выздоровевший кот поместился высоко на карнизе и примус поставил на него. Пришедшие метнулись. Но они были ре шительны и сообразительны. Вмиг руки вцепились в гардину и со рвали ее вместе с карнизом, солнце хлынуло в затененную комнату. Но ни кот, ни примус не свалились вниз. Каким-то чудом кот ухит рился не расстаться с примусом, махнуть по воздуху и перескочить на люстру, висящую в центре комнаты.

– Стремянку! – крикнули внизу. – Сеть!

Стекляшки посыпались вниз на пришедших.

– Вызываю на дуэль! – проорал кот, пролетая над головами на качающейся люстре, и опять в лапах у него оказался браунинг. Он прицелился и, летая над головами, как маятник, открыл по ним стрельбу.

Вмиг квартира загремела. Полетели хрустальные осколки из люс тры, треснуло зеркало в камине, взвилась из штукатурки пыль, звез дами покрылись стекла в окнах, из простреленного примуса начало брызгать бензином. Теперь уже не могло быть и речи о том, чтобы взять кота живым, и пришедшие бешено били из маузеров в наглую морду летающему коту, в живот, в грудь, в спину.

Грохот стрельбы из квартиры вызвал сумятицу на асфальте во дворе. Люди кинулись бежать в подворотню и в подъезды.

Но стрельба длилась недолго и сама собою стала затихать. Дело в том, что стало ясно, что ни коту, ни пришедшим она не причиняет никакого вреда. Никто не оказался не только убит, но даже ранен, и кот остался совершенно невредим. Один из пришедших, чтобы проверить это, приложился и обстрелял кота накрест в лапы задние и передние и в заключение в голову. Кот в ответ, сменив обойму, вы пустил ее в стрелявшего, и ни на кого ни малейшего впечатления это не произвело. Кот покачивался на люстре, дуя зачем-то в дуло брау нинга и плюя себе на лапу. У стоящих внизу в молчании пришедших лица изменились. Вся их задача заключалась лишь в том, чтобы скрыть свое совершенно законное недоумение: это был единствен ный, пожалуй, в истории человечества случай, когда стрельба оказы валась совершенно недействительной. Ни в одной гимнастерке не было дырочки, ни на ком ни единой царапинки. Можно было, ко нечно, допустить, что браунинг кота какой-нибудь игрушечный, но о маузерах пришедших этого уж никак нельзя было сказать, и, ко нечно, ясно стало, что первая рана кота была не чем иным, как фоку сом и свинским притворством, равно как и питье бензину.

Сделали еще одну попытку добыть кота. Швырнули аркан, заце пились за одну из ветвей, дернули и сорвали ее. Удар ее потряс, каза лось, весь корпус дома, но толку от этого не получилось. Присутству ющих обдало осколками, и двум поранило руки, а кот перелетел по воздуху и уселся высоко под потолком на карнизе каминного в золо той раме зеркала. Можно было не спешить. Кот никуда не собирался удирать, а, наоборот, сидя на зеркале, повел речь.

– Я протестую, – заговорил он сурово, – против такого обраще ния со мной…

Но тут раздался тяжелый низкий голос неизвестно откуда:

– Что происходит в квартире?

Другой голос, гнусавый и неприятный, отозвался:

– Ну, конечно, Бегемот…

И третий, дребезжащий:

– Мессир! Суббота, солнце склоняется… Нам пора.

Тут кот размахнулся браунингом и швырнул его в окно, и оба стек ла обрушились в нем.

– До свидания, – сказал кот и плеснул вниз бензином, и этот бен зин сам собой вспыхнул, взбросив жаркую волну до самого потолка.

Загорелось как-то необыкновенно и сильно. Сейчас же задыми лись обои, вспыхнула сорванная гардина на полу, начали тлеть рамы в разбитом окне. Кот спружинился, перемахнул с карниза зеркала на подоконник и скрылся вместе со своим примусом. Снаружи раздались выстрелы. Человек, сидящий на железной противопожарной лестнице, уходящей на крышу, на уровне окон ювелирши, обстрелял кота, когда тот перелетел с подоконника на подоконник, а оттуда к водосточной угловой трубе дома, построенного покоем.

На крыше так же безрезультатно в него стреляла охрана у дымо хода. Кот смылся в заходящем солнце, заливавшем город.

В квартире в это время вспыхнул паркет под ногами, и в пламени, на том месте, где валялся кот, симулируя тяжкое ранение, из воздуха сгустился труп барона Майгеля с задранным кверху подбородком, со стеклянными глазами.

Вытащить его уже не было возможности. Прыгая по горящим шашкам паркета, хлопая ладонями по дымящимся гимнастеркам, бывшие в гостиной выбежали в кабинет, оттуда в переднюю.

Те, что были в столовой и спальне, спаслись через коридор. Ктото успел набрать номер пожарной части в передней, коротко крик нул:

– Садовая, 302-бис!

Гостиная горела, дым, пламя выбивало в кабинет и переднюю. Из разбитого окна повалил дым.

Во дворе и в квартирах слышались отчаянные человеческие во пли:

– Пожар! Горим!

В пламени из столовой в гостиную прошли к окну трое мужчин, первый – рослый, темный, в плаще, второй – клетчатый, третий – прихрамывающий, и одна нагая женщина. Они появились поочеред но на подоконнике, были обстреляны и растаяли в воздухе.

Воланд, нанявший у Никанора Ивановича квартиру в четверг, в субботу на закате покинул ее вместе со своей свитой.

Глава 27 ПОСЛЕДНИЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОВЬЕВА И БЕГЕМОТА

Неизвестно, куда именно направились временные жильцы горящей квартиры № 50 и где они разделились, но известно, что у зеркаль ных дверей торгсина на углу Арбата и Смоленского рынка в обеден ную пору появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот.

Ловко извиваясь в кипящей толпе народу, гражданин открыл пер вую дверь торгсина. Но тут маленький, костлявый, хмурый и недоб рожелательный швейцар преградил ему путь и злобно сказал:

– С котами нельзя! Нельзя!

– Я извиняюсь, – задребезжал длинный и приложил узловатую руку к уху, как тугоухий, – где вы видите кота?

Швейцар выпучил глаза, и было от чего: никакого кота у ног граж данина не было, а за плечом его виднелся толстяк в рваной кепке, действительно немного смахивающий на кота. В руках у него имелся примус.

Парочка этих посетителей почему-то не понравилась швейцарумизантропу.

– У нас только на валюту, – прохрипел швейцар, злобно глядя изпод лохматых, как бы молью траченных бровей.

– Дорогой мой! – задребезжал длинный, сверкая глазом из раз битого пенсне. – А откуда же вам известно, что у меня ее нету? Вы су дите по костюму? Никогда не делайте этого, драгоценнейший мой! Вы можете ошибиться, и притом самым зловещим образом. При помните хотя бы историю знаменитого калифа Гарун Аль-Рашида. Но, откинув в данном случае эту историю в сторону, я хочу сказать, что весьма возможно, что я пожалуюсь на вас заведующему и порас скажу о вас ему таких вещей, что вам придется покинуть ваш пост здесь между сверкающими зеркальными дверями.

– У меня, может быть, полный примус валюты, – запальчиво встрял в разговор и котообразный толстяк.

Сзади уже напирала и сердилась публика. С ненавистью и сомне нием глядя на диковинную парочку, швейцар посторонился, и наши знакомые Коровьев с Бегемотом очутились в магазине.

Здесь они первым долгом осмотрелись, и затем звучным голосом, слышным решительно во всех углах магазина, Коровьев объявил:

– Прекрасный магазин! Очень, очень хороший магазин!

Публика от прилавков обернулась и почему-то с изумлением по глядела на говорившего, хотя хвалить магазин у Коровьева были ос нования.

Ситцы богатейших расцветок штуками лежали в клетках. За сит цами шли миткали и шифоны, сукна фрачные… Далее шли штабеля коробок с обувью, и несколько гражданок сидели на низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой потрепанной туфле, а ле вую – в новенькой сверкающей лодочке, которой они и топали в ко врик. В отдалении пели патефоны.

Но, минуя все эти прелести, Коровьев и Бегемот направились прямо в гастрономическое отделение, к стыку его с кондитерским отделением. Здесь было просторно, не стояли и не напирали стеной на прилавок гражданки в платочках и беретиках, и за зеркальными рамами прилавков виднелись такие вещи, что положительно спира ло дух и слюни сами собой скоплялись во рту.

Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках и в шляпе без подтеков на ленте, в сиреневом паль то и лайковых рыжих перчатках, стоял у прилавка и что-то повели тельно мычал.

Продавец в чистом белом халате и синем беретике обслуживал сиреневого толстяка. Острейшим ножом он снимал с жирной, чуть не плачущей розовой лососины похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру.

– И это отделение великолепно, – торжественно признал Коро вьев, – и иностранец симпатичный. – Он благожелательно указал пальцем на сиреневую спину.

– Нет, Фагот, нет, – задумчиво ответил Бегемот, – ты, дружок, ошибаешься! В его лице чего-то не хватает!

Сиреневая спина почему-то вздрогнула, но, вероятно, случайно, ибо не мог же иностранец понимать то, что говорили по-русски Ко ровьев со своим спутником.

– Кароши? – строго спрашивал сиреневый толстяк.