Эмма избегала смотреть доктору в глаза. Его халат и рубашка были в крови. Медсёстры носились с его сломанным носом. Свон скорчилась на койке, вцепившись пальцами в волосы, неуклюже прижав культю к туловищу. Крики, звучащие в голове, терзали разум, и хотелось физически вынуть, вырвать их оттуда. Только что она лежала в пустыне, охваченная жаром и усталостью, и, впадая в забытьё, слышала, как смерть стучит в её дверь, а в следующую секунду она просыпается в больнице, вся опутанная трубками, и без руки. Шок был таким сильным, что Эмма, едва снова не впала в кому.
Мысли вертятся, как ярмарочная карусель, мозг не в силах справиться с этим потоком звуков и воспоминаний. Кровь. Её. – Arrorró mi niño… — Рука адски болит. Набиль. О, Господи, Набиль! —Arrorró mi amor… — Детский голос. Ты оставайся. Ты оставайся. Ты… Удар. Отведи нас к нему! Черта с два я скажу! — Удар. — Arrorró pedazo de mi corazón.
- Удалось найти Бута?
- Он съехал с последней квартиры.
- Свон. Боец, посмотри на меня.
Она вздрогнула и отпрянула, отползая к изголовью кровати. Запустив пальцы в волосы, девушка всхлипывала и задыхалась, царапая ногтями кожу.
- Эмма Свон: 442 68 9567. Эмма Свон: 442 68 9567.
- Позовите психиатра.
«Добро пожаловать в Сторибрук» - знак поприветствовал её, как старый друг. Впервые она увидела его пять лет назад, когда Август едва не пинком выставил её из своей квартиры. Нервозность, которую она чувствовала тогда, перед встречей со своим таинственным респондентом, не шла ни в какое сравнение с напряжением, которое сейчас скручивало ей нутро. Она не незнакомку ищет. Она едет к Реджине. Реджине и Генри. В этот нелепо громадный дом, на Миффлин-стрит. К своим друзьям. Если, конечно, они всё ещё там.
Да кого она обманывает? То время её жизни закончилось. Она сделала то, что получается у неё лучше всего. Убежала. Как всегда. Убежала от лучшего, что случалось с ней… и ради чего?
Нет.
«Это не твоя вина, – напомнила себе Эмма, крепко вцепившись в руль. – Ты зашла так далеко. Не сомневайся в себе сейчас. Просто попробуй».
Хватка на руле слабела по мере того, как девушка приближалась к цивилизованной части города. На секунду она почувствовала себя так, словно вернулась домой. Улицы были прежними. Часы на башне показывали 8.15. Волна облегчения захлестнула её сердце, едва она остановилась на перекрёстке четырёх улиц. Всё по-прежнему. Ничего не изменилось. Сонный городок, ставший её раем, ждал Эмму домой.
Девушка медленно ехала по улице Мэйн. Сердце быстро стучало в ушах. Улицы были почти пусты, наверное, большая часть городка сейчас сидит «У Бабушки», наворачивая блинчики и попивая горячий кофе. Любители здорового образа жизни на бегу приветствуют друг друга. Рано проснувшиеся детишки гоняют на великах, стремясь провести на улице, как можно больше времени. Стук в ушах стал громче и быстрее, он торопил её, как клич, зовущий в бой, хотя Эмма понятия не имела, что её ждет. Единственное, что она знала, свернув на Брайтон, что грохот в груди сменился постоянным, размеренным «Бу-бух. Бу-бух».
* * *
- Как дела сегодня, Эмма?
- Хорошо, – кивнула Эмма, сгибая и разгибая пальцы протеза. Суставы двигались по её команде. – Он лучше подходит, и контролировать его проще.
Доктор Митчелл, седой мужчина с добродушным лицом, улыбнулся ей и сделал пометку в блокноте.
- Вы быстро научились с ним управляться.
- Спасибо, – блондинка улыбнулась в ответ, смущено взъерошив волосы пальцами протеза. – Я всё еще привыкаю к тому, что внезапно стала левшой.
Доктор вынул из её папки письменное задание. Дрожащий, почти нечитаемый почерк подтверждал слова Эммы.
- Судя по вашей кривой обучения, думаю, что, в первую очередь, вы научитесь держать ручку в правой руке.
- Вы так думаете?
- Да, если так думаете вы, – он закрыл папку и наклонился ближе к Эмме. – Вчера мы остановились на смерти Набиля.
- Они его застрелили. Я сделала всё, что могла, – грустно ответила она.
- Да. Вы не сделали ничего плохого. И он тоже. Думаете, мы сможем продолжить?
Девушка кивнула:
- Я не всё помню.
- Это ничего, – успокоил Митчелл. – Посмотрим, насколько ваши воспоминания связные, мы можем остановиться в любой момент.
Эмма вздохнула. Пальцы протеза сжимались и разжимались, когда она вспоминала, как блокировала и отбивала удары Набиля. Только раз она заставила себя ударить его. И после этого он упал, застреленный.
- После его смерти я долго пробыла в камере одна. Должно быть, несколько недель, но чаще всего я чувствовала себя слишком уставшей, чтоб считать. Иногда я хотела, чтоб они меня убили. Но меня держали для обмена. Знаете, как товар в супермаркете. А иногда мне казалось, что меня не убивают из спортивного интереса, сколько я ещё выдержу. Потом были крики и… - она прищурилась, стараясь вспомнить.
- Не спешите. Мы можем остановиться, когда захотите, – подбодрил доктор.
- Я отключалась. Иногда на целый день. В себя приходила изредка. Делала пару глотков воды или съедала кусок хлеба и отключалась снова. Но были крики. Дверь заскрипела и быстро открылась, и меня закинули на плечо, как мешок картошки, и запихнули в грузовик. Последнее, что я помню, как меня выбросили, и я лежала на солнцепеке. Должно быть, меня оставили умирать.
Эмма сморщилась от внезапной мысли, пришедшей в голову.
- Вас избили, у вас были галлюцинации, и вы ослабели от недоедания. Вы помните, как вы добрались до той деревни около Карима?
Она покачала головой и прищурилась сильнее, будто стараясь силой мысли разогнать застилающий память туман:
- Я была уверена, что умру. А потом я услышала её. Эту песню. Она меня успокаивала.
Брови доктора Митчелла взметнулись от любопытства:
- Какую песню?
- Колыбельную, – внезапно осознала Эмма. – Моя… она… моя девушка.
- Реджина? – догадался Митчелл. После многочисленных сеансов, которые он провёл с солдатом, доктор знал, что образ брюнетки должен возникнуть снова.