Он снова умолк.
Молчал и Сергей, не в силах собраться с мыслями, не в силах охватить, разобраться во всей этой нескладной, трагической жизни. Он понимал, что Федоров ждет от него не прощения, не каких-то утешительных слов, а избавления, избавления любой ценой, ибо дальше он уже не может носить в себе этот страшный гнет, что настал предел его силам. И Сергей вдруг вспомнил, что сказал Федоров о Марине. Появилась она, вот он и дрогнул, и пришел сюда, к Сергею. Но почему же? Как она появилась? Кто она?
И, словно угадав все эти вопросы, Федоров выпрямился, строго посмотрел в глаза Сергею и твердо, как что-то бесповоротно решенное уже, сказал:
— Дитев у нас не было, не смел я их иметь, раз обманом жил. А тут появилась под конец жизни эта девчушка. Сирота она круглая и горя, кажись, тоже хлебнула немало. Вот мы с женой и решили принять ее к себе. Но тут уж без обмана надо. Потому и решился я. Нельзя ей чужую, а не свою фамилию-то давать.
— Она взрослая, Иван Григорьевич, у нее своя фамилия должна остаться.
— Не имеет значения, — твердо возразил Федоров. — Раз с нами жить будет. Да и вообще… Вот я к вам и пришел. Может, тридцать лет мук моих… — голос Федорова дрогнул, и он снова проглотил подступивший к горлу ком… — может, зачтет их наша власть. — И тихо, еле слышно добавил: — Егоров я по рождению…
— Полагаю, зачтет, Иван Григорьевич, — кивнул головой Сергей. — Полагаю, дело ваше суд пересмотрит. — И решительно добавил: — Сам к прокурору республики пойду, слово вам даю. Только все это написать надо.
Федоров растерянно развел руками.
— Ну, где же мне написать про это…
— А мы вместе напишем. Сейчас, — загорелся Сергей, чувствуя, как отступают куда-то все его дела и заботы перед этой страшной человеческой драмой, и если он не вмешается, не поможет, то никогда себе этого не простит и потеряет уважение к самому себе. В голове пронеслись почему-то мысли о Витьке, об отце, о матери, о войне и фронте, и еще какие-то мысли, лихорадочные, взволнованные, которые он не уловил, которые только жаркой волной обдали его и исчезли. Сергей не понимал, почему дрожит, как в ознобе, его рука, пока он писал заявление на имя прокурора республики, почему все время пересыхает у него во рту.
Уже под самый конец, когда заявление было почти написано, Сергей сказал:
— Надо, Иван Григорьевич, и о вашем желании удочерить Марину тоже написать, просто, чтобы ситуация яснее была.
— А как же. Непременно. Желаю, мол, удочерить Марину Владимировну Иванову…
— Что?! — Сергей, опешив, поднял голову и с изумлением посмотрел на Федорова. — Как ее зовут?..
— Я же говорю: Марина Владимировна Иванова.
— Так мы же ее ищем!
Сергей все еще не мог прийти в себя от неожиданного открытия.
Федоров обеспокоенно нахмурился:
— Что она такое сделала?
— Да ничего она не сделала! Пропала. Уехала из своего Волгограда, и все. А ее там ищут.
— Так сирота же!
— На работе забеспокоились. Она же работала.
— Ну, то другое дело. Отпишите им, что нашлась, мол.
— Это обязательно. Но мне бы с ней поговорить надо, Иван Григорьевич.
— Милости прошу к нам, — сдержанно ответил Федоров.
— А что? — оживился Сергей. — Неплохая идея.
Они закончили писать заявление и условились, что вечером Сергей придет к Федоровым.
— Вы только Марину не предупреждайте, — попросил Сергей. — Дело пустяковое, а она разволнуется. Лучше я ей сам все объясню. Хорошо?
— Будь по-вашему.
— А что касается этого, — Сергей положил руку на заявление, — я все сделаю, будьте спокойны. Вам только в Москву придется съездить потом.
— Господи, да я куда хотите поеду, — горестно усмехнулся Федоров. — И все, что присудят, как избавление приму. Тут уж не сомневайтесь.
На том они и расстались.
Сергей позвонил Лобанову, однако того на месте не оказалось. Был уже конец рабочего дня', но Лобанов не мог уйти, не повидавшись с Сергеем. «И где его носит?» — нетерпеливо подумал Сергей. Его просто распирало от желания поделиться своим неожиданным открытием. Подумать только, нашлась Марина Иванова! Теперь наконец удастся выяснить, кто такая убитая в гостинице женщина. Ведь она дала Марине телеграмму, собиралась приехать к ней. Это, наверное, близкие подруги. И Марина, может быть, даже назовет того мужчину. Ей обязательно надо будет показать Семенова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тут Сергей вспомнил, что не узнал у Федорова, как Марина появилась у него в доме. Может быть, они были знакомы раньше? Или он знал ее родителей? Или у них общие друзья? Это все следовало бы выяснить, конечно. Но Сергей был так ошеломлен судьбой этого человека, что не смог собраться с мыслями, не смог ни на чем другом сосредоточиться. Ну ничего. Все это он узнает сегодня вечером.
Сергей встал, прошелся по кабинету, рассеянно посмотрел в окно на заваленный снегом пустынный двор, затем вышел в коридор и побрел на второй этаж, в уголовный розыск.
Уже спускаясь по лестнице, он увидел Жаткина. Тот стремительно поднимался ему навстречу, в распахнутом пальто и сдвинутой на затылок шляпе, раскрасневшийся, оживленный, видимо только что приехавший откуда-то. Увидев Сергея, Жаткин радостно заулыбался и, сделав последний, по-мальчишески лихой прыжок, очутился рядом с ним. И Сергею вдруг на миг показалось, что это он сам, только на десять лет моложе, когда еще начинал работу в уголовном розыске. Он тоже был тогда таким же легким, азартным и веселым, так же щеголял своей молодостью и энергией.
— Здравствуйте, Сергей Павлович, а я как раз к вам, — оживленно заговорил Жаткин. — Мы вот только что приехали. Александр Матвеевич, — он оглянулся, — идет следом за мной.
Сергей улыбнулся:
— Положим, еще не идет.
— Ну, я ведь бегом… А вот и он!
Действительно, внизу появился Лобанов в пальто и шапке.
— Что, есть новости? — поинтересовался Сергей.
— Конечно! Идемте к нам.
Они дождались Лобанова и все трое направились в егокабинет. По дороге Сергей шутливо сказал:
— Только не очень-то задавайтесь. У меня новость всеравно поважнее. И вообще мне некогда: я сегодня в гости приглашен.
— Да? — Лобанов с интересом поглядел на него. — Если не секрет, то к кому?
— К Марине Владимировне Ивановой.
— Что?! Неужели это та, которую мы разыскиваем?
Сергей важно кивнул головой.
— Вот именно.
Когда они вошли в кабинет, Лобанов энергично заявил:
— К черту. Говори сначала ты.
— Пожалуйста.
И Сергей со всеми подробностями, сам незаметно увлекаясь, пересказал свой разговор с Федоровым. Когда он кончил, в кабинете на миг наступило молчание. Наконец Лобанов сказал:
— Да-а… История… Просто в голове не укладывается. Но все-таки, как хочешь, а я бы… — он покачал головой, — этого Федорова сначала проверил.
— Пожалуй. Но в гости сегодня я к ним пойду.
— Еще бы!
Потом Лобанов сообщил свои новости. Иван Осипович Дубко — так звали толстяка, приехавшего вместе с Дмитрием Петровичем, — хорошо запомнил человека, с которым они столкнулись в первую ночь своего пребывания в Борске. Но когда ему на рынке показали Семенова, он не узнал в нем того человека.
— Вот так, — развел руками Лобанов. — Выходит, разошлись показания.
— И Колосков его не очень-то твердо опознал, — заметил Сергей. — Странно. Ну, а что еще?
— Другая новость получше. Дубко твердо опознал Алека. Хоть тот и был на вокзале в пальто и в шляпе.
— Парень с девушкой в беличьей шубке?
— Во, во.
— Слушайте, — Сергей покачал головой, — меня эта девушка начинает все больше интересовать. Она знакома с Алеком и с Семеновым. Выходит, Семенов должен знать Алека? Тем более что Алек знает его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну, еще бы. Надо эту девушку найти.
Лобанов посмотрел на Жаткина.
— Она больше не появлялась у Семенова, — виновато вздохнул тот. — Ни дома, ни на рынке. А больше и неизвестно, где ее искать. И вообще мы ничего о ней не знаем. Даже имени.
— Слушай, а в какой шубке эта самая Марина? — неожиданно спросил Лобанов.