– Опять еврею повезло, – не то констатируя факт, не то завидуя, сказал Боров. – Как вашему народу так фортит?
Я не стал спорить с Боровым о том, как везет всю жизнь еврейскому народу. Как две тысячи лет тому назад евреи потеряли свою землю, как скитались, как осели в Испании и были оттуда изгнаны с погромами и убийствами. Как в течение длительного времени они сидели в закрытых местечках, которые им было запрещено было покидать. Как их уничтожали во времена фашизма только за то, что они евреи.
Уничтожали и те, и другие, уничтожали в лагерях, в местечках, по всей огромной Европе. Так всю жизнь везло народу, к которому я принадлежал и о чем мне никак не давали забыть. Но мне действительно было немного не по себе. В то время, когда все, дыша цементной пылью, тяжело работали до поздней ночи, я сидел в расположении и смотрел телевизор. В этом не было моей вины, но неприятное чувство внутри присутствовало.
– Завтра рота может спать сколько хочет, – сказал мне Гераничев, руководивший работами. – Хоть до семи утра.
В воскресенье днем солдат ждал фильм в клубном кинозале. Замполит в этот раз потрудился и с боем достал "Человек с бульвара Капуцинов" вместо постоянно привозимых "1917 год", "Ленин в Октябре" и других революционно-патриотических картин. Зал был набит битком. Стояли в проходах, вдоль стен и даже в дверях. Наряд обязан был быть в роте, но один дневальный, отпросившись покурить, сбежал на фильм, и я пошел его искать, надеясь поглазеть на хорошую картину хотя бы пару минут. Пара минут затянулась, и через полчаса я начал прятаться от взводного, явившегося в клуб. Гераничев оказался глазастым и, выловив меня, вытащил из зала.
– Ты кто? Дежурный по роте. А где должен быть дежурный по роте? В роте. А ты где?
– Я дневального пришел искать, – оправдывался я.
– А кто в роте остался?
– Второй дневальный.
– Нет в роте никого. Вообще, никого. А если война? Кто команду отдавать будет?
– Так все же здесь, товарищ лейтенант. Тут и отдадим все, что нужно.
– Бегом в роту!!
– Есть! – я повернулся и, обойдя клуб с другой стороны, снова вошел внутрь.
– Ты оборзел? – Гераничев возник рядом, как джин из бутылки.
– ОгражданЕл. Я без пяти минут гражданский человек, товарищ лейтенант.
– Э, рты закрыли! Не орать! Чего шумим? – послышалось со всех сторон.
– В роту. Я приказал: в роту!!
– Иду, иду.
Не успел я дойти до роты, как прибежал дневальный.
– Всех в клубе собирают.
– Мы наряд.
– Всех дембелей собирают. Замполит полка приказал хоть офицеров на тумбочку, а дембелей в клуб.
Найдя нам замену, мы вернулись в клуб. На сцене стоял замполит полка и вещал из-за трибуны уже передвинутой на центр.
– Я все понимаю. Все. Весна. Щепка на щепку лезет, но надо думать головой, а не головкой. Вот если бы я не поймал Тарамана на улице – так яйца бы ему через месяц и отрезали. Ходит, блин, ноги на ширине плеч. Яйца уже во какие, – показал замполит два здоровых кулака. -
Лучше на губе пять дней посидеть, чем потом всю жизнь без… Тихо, тихо всем. Я же сказал, что все понимаю, сам молод был. Понимаю, что домой все хотите. Командиры уже получили указание подать списки.
Тихо, я сказал. Мы уже подготавливаем дембельские аккорды. Вот майские праздники пройдут, и начнем отпускать домой. Кого сразу, кого чуть попозже. Так вы поберегите здоровье, чтобы домой к мамам и девушка вернуться целыми и… с яйцами. Все свободны.
Праздники в армии, как известно, время повышенной боеготовности, что выражается в бесконечных проверках и смотрах. Нашей роте повезло, мы снова оказались в карауле, избежав праздничного смотра с обязательной маршировкой по плацу и распеванием армейских песен…
Караул этот был необычен тем, что, во-первых, в качестве компенсации мы получили от командира полка настоящие пирожные, а во-вторых, мы знали, что проверяющие будут обязательно приходить в течение всего дня, и их ранги могут быть самыми разнообразными. Несмотря на эти знания, проверяющего я пропустил. В то время, когда приносят термосы с едой, дверь на двор караульного помещения остается открытой, на что сразу срабатывает сигнализация на пульте дежурного по караулу.
Чтобы эта пищащая на высокой тональности сирена умолкла, клавишу сигнала можно зажать обычной спичкой, что я и сделал, как это было отработано во время любого предыдущего караула.
Генерала я заметил немного раньше начальника караула, но проверяющий уже успел пересечь порог караульного помещения. Я ударил легко сапогом в сапог лейтенанта, который читал книгу, Гераничев не отреагировал, и я, поднимаясь, ударил второй раз. Он поднял на меня голову, и, проследив мой взгляд, вскочил, прикладывая руку к фуражке.
– Товарищ генерал-лейтенант, за время караула никаких происшествий не случилось, начальник караула лейтенант Герасимов.
– Здравствуйте, товарищ лейтенант, – оторвал руку от фуражки генерал и протянул ее начкару.
– Здравия желаю, – повторил за ним лейтенант и пожал протянутую руку.
Все это время я пытался застегнуть крючок гимнастерки, который никак не мог попасть в предназначенное для него кольцо. Наконец, эти попытки увенчались успехом, и я поднял руку к головному убору.
Генерал уже стоял и смотрел на меня в аналогичной позе.
– Товарищ генерал-майор, помощник начальника караула, гвардии старший сержант Ханин
– Гвардии? Здравствуйте, товарищ сержант, – протянул мне руку генерал-майор.
– Здрасьте, товарищ генерал, – ответит я, и пожал довольно крепкую ладонь.
– Пойдем, лейтенант. Покажешь мне караулку.
Офицеры вышли. Я сел. В сердцах ругнулся сам на себя и выдернул спичку из пульта. Сняв трубку поста, я попробовал отругать "фишку" – стоящего на воротах солдата, но получил благоразумное возражение, что это моя вина, мол, он мне звонил, звонил и даже руками махал, а я никак не реагировал. Солдат был прав, и мне стоило ждать положенного нагоняя.
Генерал, пройдя по караульному помещению и, заглянув во все комнаты, вышел, и Гераничев вернулся к столу.
– Ну, товарищ лейтенант, что сказал генерал-майор? Все в порядке?
– Все в порядке, все чисто и убрано. Он только не понял, почему у меня сержант до сих пор не научился отвечать генералу "здравия желаю", а помнит гражданское "здрасьте".
– Не помнит, товарищ лейтенант, а вспоминает. Посмотрите в окно – видите, кто идет?
В двери входа на двор появился командир полка, но взводный этого видеть не мог.
– Кто?
– Мой дембель.
– Ханин…
– Шучу я, шучу, товарищ лейтенант. Кэп идет. Хотя, может, и не шучу про дембель.
Наряд прошел без проблем, всему составу караула была объявлена благодарность, от которой нам было ни тепло, ни холодно. И почему в армии так любят раздавать совершенно не нужные благодарности, когда есть куда более приятные поощрения, такие, как увольнительная в город или тяжелозаслуживаемый отпуск? Да потому, что от благодарности никому не убудет, но и не прибудет. Почти как от грамот, выдаваемых пионерской и комсомольской организациями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});