Станут ли они более по-человечески относиться к тем, кого страна на два года призывает выполнять священный долг, отправляя черте-куда подальше от дома. И дай Бог, чтобы к моменту их призыва, политики прекратили играть чужими жизнями в войнушку в других странах, кладя ради своего престижа сотни молодых голов на неизвестно чьей земле, наполняя ненавистью другие народы и страны к не в чем неповинным людям в советской армейской форме. Я смотрел на этих мальчиков и понимал, что не все пойдут служить в армию, потому что кого-то
"отмажут" родители, а кто-то будет "косить", даже портя собственное здоровье и молодое тело, наслушавшись страшных рассказов вернувшихся дембелей с выбитыми во время разборок или выпавшими от авитаминоза зубами. Я понимал, что родители сделают все возможное, чтобы их дети остались живы. Их матери могут, изменив себе и всем своим принципам, лечь под военкомов, а отцы будут пить с этими же военкомами водку, заглядывая в глаза тому, от кого может зависеть, где будет проходить службу их единственный ребенок. Они будут класть толстые конверты с деньгами, чтобы дети остались в институтах, а не попали в казармы и на флот, потому что уже десятилетия армия не пользуется популярность и уважением у гражданского населения многонациональной страны. И я не осуждал их, я понимал, что не каждому нужно идти в армию. Ведь кто-то может куда больше принести пользы стране в чем-то другом.
Многое закладывается воспитанием в школе, на улице, дома, когда поздно вечером отцы, услышав о количестве "груз 200", идущего из
Афгана скажут: "Лучше учись, сын, а с армией я сам разберусь". И совсем не многие отцы, хлопнув широкой ладонью по хрупким плечам своих восемнадцатилетних сыновей, произнесут: "Иди сынок и служи. И помни, что мужчина – этот не тот, кто в штанах ходит. Мужчина должен защищать свою Родину, свою страну, свой мир в котором он вырос и живет, свой дом, свой двор, свою семью. Должен защищать потому, что в этом наша мужская суть. Именно этим определяется тот, кто хочет называться мужчиной. Служи и ничего не бойся. Служи так, чтобы было не стыдно поднять после глаза и сказать, что ты прошел эти два года и, став мужчиной, остался человеком". Таких отцов будет мало, но они обязательно будут. Я в это верил.
Эти мальчишки не разбирались в знаках советской армии, и значок-звезду курсов "Выстрел", висевший на лацкане моей формы, принимали за боевой орден Красной Звезды. Особо активный рыжий, веснушчатый мальчишка спросил у офицеров, за какие особые заслуги перед Родиной они получили по одинаковым медалям, качающимся у них на груди.
– За старость, – ответил Гераничев, так как медали в действительности являлись юбилейными, и были вручены не далее, как третьего дня всем, кто носил офицерские погоны.
Школьники были еще далеки от армии, у них еще был запас времени видеть мир таким, каков он есть на самом деле без лишней грубости, хамства, оскорбления и неуважения к личности.
Мы вышли из класса и направились обратно в часть. Дорога была широкая, и я встал рядом с Мальковым.
– Товарищ сержант, – тут же отреагировал Гераничев. – Вы почему идете рядом? Я уже однажды Вам объяснял, что Вы обязаны идти на полшага сзади.
– Как верный пес? Он тоже знает несколько команд: "ко мне", "к ноге" и "рядом".
– Оставь его,- тихо произнес Мальков, – Ему уже пофиг. Через неделю первая партия уходит.
– До того момента, пока он не ушел – он мой подчиненный. Это устав. И почему, товарищ сержант, на Вас лычка старшего сержанта?
Надеешься на дембель получить?
– Плох тот солдат, который не стремится быть генералом, – ответил я солдатским афоризмом.
– Сзади иди. Я с тобой потом поговорю.
Я отстал на несколько шагов и поднял голову к небу, по которому шли белые кучерявые облака. Девятое мая был для меня всегда святым днем. Два года назад я подарил своему деду новый набор орденских планок. Я, и раньше разбиравшийся в этих ленточках, стал куда лучше понимать их значимость и отличал юбилейные медали от боевых, зная истинное достоинство наград.
До самого вечера Гераничев донимал меня то с одним, то с другим.
Я упрямо старался не выполнять его бессмысленных с моей точки зрения указаний, или пропуская их, или прячась по разным местам. Ночью наши взаимоотношения достигли апогея, и длительная беседа стала завершением праздничного дня. Гераничев никак не мог понять, что для меня служба уже закончена, и в течение последних дней ему не удастся сделать из меня робота, выполняющего быстро и беспрекословно все мыслимые и немыслимые приказы и распоряжения. Для того чтобы понять солдата, нужно два года носить кирзовые, а не яловые сапоги. Спать вместе с солдатами в казарме, есть с ним из одного котелка и точно также не видеть дом. Офицеры, которые прошли срочную службу кардинально отличались от офицеров, только закончивших училища.
Также отличались боевые офицеры, прошедшие Афган от штабных офицеров
Подмосковья. У "афганцев" не было той требовательности к внешнему виду, они не цеплялись к форме, значками, скошенным дембельским сапогам или ночным посиделкам дедов в каптерке за чаем. Они требовали знание службы и выполнение необходимых обязанностей, в то время как не имевшие боевого опыта офицеры старались максимально использовать появившуюся у них практически безграничную власть. Из моих эмоциональных объяснений Гераничев снова сделал вывод, что я пытаюсь оскорбить офицерский корпус и, наверное, только Бог сдерживал его от желания съездить мне по физиономии.
На следующий день, когда я, закинув ногу на ногу, смотрел в телевизор и не вскочил на появление взводного в радостном приветствии, это оказалось для него последней каплей.
– Товарищ сержант, дайте мне Ваш военный билет.
Военный билет в тот день оказался со мной, и я протянул его лейтенанту.
– Идите за мной.
– Опять на губу?
– Не задавайте вопросов. Идите!
Под вопросительными, смеющимися и сочувствующими взглядами солдат, я вышел из роты и, практически дыша в спину командира взвода, пошел за ним мимо столовой, чепка и лысых кустов роз в штаб полка. Мы поднялись на второй этаж и остановились около двери командира части.
– Стойте здесь, – приказал Гераничев и, постучав, вошел в дверь кэпа. – Разрешите, товарищ подполковник?
– Заходи, что у тебя?
Внутренние стены штаба полка были достаточно тонки для того, чтобы слышать все, что за ними происходит.
– Товарищ подполковник. Я прошу разжаловать Ханина в ефрейторы.
– Это еще почему? Он не справляется со своими обязанностями?
– Так точно. А главное, он не уважает своих непосредственных командиров. Он не выполняет их распоряжений и приказов, он…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});