Протоиерей Георгий Флоровский в работе “Пути русского богословия” (первая половина XX-го века) в главе “Философское пробуждение” рассматривает вопрос о пробуждении самосознания. (Брежневская эпоха очень похожа на эпоху Николая I).
При образовании кружков, микро-салонов и прочего как раз и формируется так называемое “русское направление”; и оно близко к почвенникам, особенно, сам Шукшин. Шукшин даже лично похож на Аполлона Григорьева - есть явные общие черты: личная неустроенность (то, что называл Булгаков “сбитость с жизненных винтов”); второй признак, и тоже близкий к Аполлону Григорьеву, это пристрастие к горячащим напиткам. Шукшин – ровесник нынешнего патриарха: патриарху в 1974 году 45 лет - да он только-только набирал силу, набирал церковное влияние, собирал вокруг себя сторонников. А Шукшина в 1974 году в 45 лет уже не стало. Третий и тоже общий характеристический момент, как и у Аполлона Григорьева, - это религиозная неприкаянность. Четвёртый характерный признак – преодоление беспочвенности выхолощенного советского западничества, которое в это время стали называть “марсятиной”.
Как и в николаевское время, так и в ранне брежневское идеальным насельником, так сказать, этой страны считают всё-таки робота. (Николай I боялся славянофилов едва ли не больше западников).
О чём стал писать Шукшин (менталитет героев Шукшина), когда стал потихоньку реализовать свои внутренние силы? Возьмём три основные вещи, более всего подходящие к нашей теме. Первый пример “Жена мужа в Париж провожала” – это такой “тихий абсурд”; конец его – самоубийство (герой отравился газом). Второй пример - “Сураз”; герой его Спиридон Расторгуев, в просторечье – Спирька; конец его – самоубийство, он застрелился из охотничьего ружья. Третий пример – это “Залётный”; мужичок‑художник, сбитый со всех винтов и ждущий естественный смерти и живущий на содержание своего брата.
Если коротко сказать, то по советской терминологии – это люди, утратившие смысл жизни; по терминологии более зрелой, это люди погибающие. Погибающие прежде всего от пустоты жизни; но люди, в которых уже пробуждено сознание, то есть, это не роботы и не те, кто живёт растительными процессами, растительной жизнью.
“Растительная жизнь” – термин XIX-го века и как раз выработан в кругу Аполлона Григорьева: друг его молодости – Островский Александр Николаевич, в пьесе которого “Светит, да не греет” приведен такой любопытный оборот, что “если уж не человеческую, то хоть бы животную жизнь проявлять, а то растительные процессы одолели”.
Можно сказать, что Шукшин, пожалуй, лиричней Твардовского, хотя один – поэт, а другой – прозаик. В сущности, Шукшин пишет о себе, только он ставит себя в несколько иные социальные условия: для него это гораздо больше, чем для Флобера, например, справедливо. Флобер скажет: - Эмма - это я[270]; и “Сураз”, и “Залётный” – это сам Шукшин.
Но, в отличие от Льва Толстого, у Шукшина нет самодовольства. Не даром о Льве Толстом писали, на его слова, что “у меня нет героев” – “врёшь, братец, это твоё разросшееся я, вот твой герой”[271]. А здесь нет самодовольства.
“Жена мужа в Париж провожала” – это рассказ о деклассированном крестьянине, который соблазнился жизнью в столице. Герой Колька Паратов оказывается как бы между двух берегов: патриархальной деревни давно нет, но есть ещё доживающие представители патриархальной деревни – это мать Кольки Паратова; и есть уже прущая и требующая своего лавина – это стремление “жить по-человечески”, “как люди”.
В жене своей, в этой самой Вале, он, этот герой, Колька Паратов, в сущности, не может найти, с точки зрения всех, ничего плохого. Если она берёт деньги за шитьё, а ее родители – потомственные портные, так она берёт их за труд; и мать Кольки, приехавшая к ним погостить, в ней тоже не может найти ничего плохого. “Если, говорит, она с характером, да может оно и лучше, лучше, чем размазня-то какая. А так ничего. Что ж, хорошо живёте, куды с добром”. (“Хорошо живете” – значит в отдельной квартире, наполненной всяческой мебелью и в том числе и сервантом).
У них девочка, которая тоже по‑детски хорошо одета, тем более, что сама мать шьёт.
В чём заключается соблазн? А в том, что вот в той оставленной прежней жизни – колхозное рабство. О чём мечтает Колька Паратов, который по складу абсолютно деревенский человек, человек, имеющий вкус и призвание к жизни на земле? А вот, гуляя по сельскохозяйственной выставке, он часами любуется – что бывает же маленький комбайник; его мечта – небо, маленький комбайник и десять гектаров земли. (Сейчас уже это не для рассказа Шукшина, а для любой газеты – это сейчас “герой нашего времени”).
Вдобавок, существуют деревенские навыки некоторого общинного жития: вот это деревенское гуляние, компанейский парень (это тоже статус), гармошка или аккордеон; пляски на улице (люди смотрят), а жене это всё противно, потому что она уже человек другого менталитета. В брежневское время преобладала тенденция закрыться, запереться в своей квартире, принимать только трижды проверенного человека и с ним говорить в кухне о том, что на улицу не выносится.
(Сейчас с таким менталитетом даже люди, чьё церковное сознание сложилось в 70-е годы, а это половина теперешнего нашего духовенства, уже не молодого).
Как Шукшин дальше оборачивает свой сюжет? Надо сказать, что он плохо и мало учившись, то есть, не имея серьезных учителей, тем не менее, самоучкой сумел воспринять методы Чехова. Рассказы Шукшина – это Чехов XX-го века.
Как он оборачивает свой сюжет: это паренёк Колька Паратов, пришедший из солдатчины и, видимо, остававшийся на второй год, так как тогда еще не давали закончить десятилетку: к 18 годам не закончил – валяй служи. Пареньку остался доучиться один класс (он закончил 9 лет). Затем, нет специальности. Поэтому когда он поступает в зятья к своим московским теще и тестю, то приносит, конечно, только чубчик и великолепное умение плясать.
Трагедия человека в житейском смысле в том, что он не может стать лидером: многих вот так привечали, но это были люди либо явно с дарованиями, которые садились на шею родителей жены и немедленно поступали учиться. Когда они получали университетские дипломы, потом аспирантуру, диссертацию – это была “отдача”, значит, выбор был сделан правильно. Либо уж люди хваткие, которые просто садились на шею, без отдачи.
(Из таких примеров, в свое время была крупная фольклористка Е.М. Галкина-Федорук[272]: так она сначала была домработницей в семействе профессора Галкина, а потом выскочила за сынка, и потом пошла учиться).
Если человек может идти только на поводу, то, потолкавшись по нескольким работам, Колька Паратов всё-таки устроился в магазин подсобным рабочим, а там, разумеется, научился пьянствовать. Сам герой в ужасе: кто из него получается? – пьяница и тряпка. И исхода у него только два: или стать убийцей своей жены, потому что инстинктивно ему кажется, что вот эта лавина, которая его сейчас захватывает, - она воплощается в ней. Но когда жена убегает, схватив ребенка, то ему остается второй вариант, который он и реализует: этот вариант – самоубийство.
В брежневское время учили, что самоубийства у советского человека не бывает, потому Шукшин сразу же оказывается аутсайдером, так как он приоткрывает в этой советской действительно то, что закрыто.
Рассказ “Жена мужа в Париж провожала” - уровня среднего Чехова; а следующий рассказ Шукшина “Сураз” – это уже поздний Чехов и с оглядкой на Достоевского. Ведь этот Спирька Расторгуев – он весь написан с оглядкой на Свидригайлова, хотя Шукшин учился в школе тогда, когда Достоевского в школе не проходили. Шукшин относится к последнему предвоенному поколению: 1929 год на фронт не брали (1927 год брали на японскую войну).
Что такое “Сураз”? У Шукшина пометка: “Сураз” – это 1) внебрачный ребенок; 2) бедовый случай, удар, огорчение. У Даля мы встречаем наоборот, что сураз – это молодец собой; парень, у которого всё при нём. А несуразный – это тот, у которого ничего при нём.
В рассказе написан человек довоенного рождения, может быть, ровесник самого Шукшина, потому что во время войны Спирька был уже подростком и уже знал бабу. В то же время, в 36 лет (то есть, если он – ровесник Шукшина, то это 64-й год - хрущевское время) он выглядит на 25, не больше; учительница в школе когда-то называла его маленьким Байроном, пока он не высказал ей такое выражение “отреченной словесности”, что она, по выражению Шукшина, “только присела”.
То есть, от природы красавец и как раз от прохожего молодца: то есть, воспитывался с одной матерью; и он сразу ищет себе как бы социальное лицо: это социальное лицо, им избранное, лихого парня, грозы мирных обывателей, благородного разбойника.
Спирька действительно одной вдове с двумя детьми привозит ночью краденого зерна и говорит – спрячь подальше, молоть его, конечно, нельзя, а в ступке растолочь можно. Благородный разбойник; и как полагается благородному разбойнику - они с приятелем отбивают из телеги, которая едет в сельпо, ящик водки; он окапывается в одной избе, выставляет оттуда дуло ружья и громко поет – “Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает”.