Майские дни становились все жарче, появились первые гниды, летающие перед самым носом солдат, облепляющие по ночам беззащитные участки тела, высасывая кровь. Природа, проснувшаяся ранней весной, сейчас расцветала пышным цветом. Но на всю эту лирику, видимую даже невооруженным глазом, у генерал-майора не было времени: дней оставалось все меньше и меньше, и отправляться к Выборгу требуется как можно раньше, предварительно взяв этот чертов Кексгольм!
Бомбардировка по-прежнему не приносила результата, лишь однажды какой-то удачный снаряд угодил в городе в один из домов, где держали часть запасов пороха. Знатно громыхнуло тогда, да и дыма было много – черного, жирного. А больше ничем примечательным артиллерийские расчеты майора Юркевича похвастать не могли.
Вызвав к себе своего заместителя полковника Ларина, Третьяк приказал готовить осадные лестницы, материал для которых уже был давно собран, и теперь распиленные куски стволов молодых березок лежали ровными штабелями под навесом из еловых лап внутри лагеря.
Наконец все приготовления были сделаны, и ранним утром войска выстроились в две линии. В первой стояли два полка – Троицкий солдатский и Тверской солдатский. Позади них на расстоянии в полсотни саженей замерла вторая линия – Ярославский солдатский и Псковский солдатский. Чуть в отдалении от второй линии с двух сторон стояли в походной формации два драгунских полка – Троицкий драгунский и Сибирский драгунский. Они по команде должны были поддержать штурм, забросав небольшой ров перед стенами фашинами.
– Давай, Борис, как только барабаны заиграют еще разок, стрельни по воротам окаянным, все же польза будет, а потом уже и за стены бомбы метай, пусть швед порадуется да людишек на пожары отсылает. Нашим молодцам сподручней будет, коли защитничков на стенах меньше будет, – дал команду майору Юркевичу генерал-майор, прежде чем отдать приказ «На штурм!».
– Будет исполнено, господин генерал-майор, – слегка кивнул Борис и ушел к батареям проверять орудия, рядом с которыми стояли приготовившиеся к бомбометанию артиллеристы.
Дав отмашку подполковнику Балабанову, командиру Ярославского солдатского полка, чьи воины стояли в первых рядах, командующий войсками замер верхом на своем гнедом жеребце на взгорке, бегло осматривая стены Кексгольма в подзорную трубу.
Первую версту, пока не рассеялся туман, воинам предстояло идти, выстроившись в четыре колонны, чередуясь в рядах с теми, кто несет фашины и осадные лестницы и теми, кто идет с небольшими мешочками пороха. Все же пускать все на самотек генерал-майор не хотел и вместе с командирами полков решил во время штурма заложить под одну из старых кладок на западном углу крепости мину. Сможет ли она после взрыва создать брешь в стене, никто не знал, но попробовать все же было необходимо.
Первые две сотни саженей воины прошли, как и было задумано, в тишине, под прикрытием плотного одеяла тумана, однако потом на стенах, почуяв что-то не то, зажгли огни, к тому же подул ветер и разогнал часть тумана. Сразу же стали видны прикрепленные к фузеям штыки, осадные лестницы, невдалеке показалась едущая шагом колонна драгун, которые, только почувствовав, что прикрытие пропало, настегивая коней, бросились вперед, спеша закидать ров в тех местах, которые указали им командиры.
Загрохотала барабанная дробь, упорядочивая движение пехотинцев; подстроившись под это мерное громыхание, они чуть ли не бегом бросились на приступ. А спустя минуту над головами воинов в зеленых мундирах просвистело шесть жужжащих зарядов.
– К воротам, живо! – закричал во всю мощь легких подполковник Балабанов, первым заметивший небольшую щель в покосившихся створах, вокруг которых кружило облако каменной пыли, а за воротами стонали раненые.
Солдат не надо было упрашивать дважды. Часть их тут же бросилась к воротам, другая же часть быстро приставляла лестницы к стене и карабкалась наверх: захват важных позиций на стене даже после образования в ней бреши является приоритетной задачей.
Не удержались от атаки и первые эскадроны драгун, неистово орущих незыблемое, вечное «ура!». Вот только места у ворот оказалось слишком мало. Да и шведы быстро опомнились, залпы мушкетеров выкашивали лезущих вверх фузилеров, мутные ручейки алой крови полились по потрескавшимся камням в сторону рва. Атака русских войск захлебнулась…
Но стоило первым фузилерам взобраться на стену, как в скоротечной схватке весь поверх рядом с воротами оказался в руках штурмующих войск. Выстрелы с десятка саженей собирали богатую жатву, фузилеры разряжали свое оружие в выстроившуюся колонну шведских мушкетеров.
Кто-то из пехотинцев запалил ручную гранату, и вскоре шипящая чушка упала под ноги первой линии шведов, почти сразу же взорвавшись. Три шведа отлетели в сторону, повалив десяток солдат в середке, давая тем самым столь необходимое время русским воинам, пробирающимся сквозь узкую щель покосившихся ворот. Недолго думая, солдаты направляли фузеи на врага и нажимали на курок, совершенно не целясь.
За какие-то пять минут возле ворот не осталось ни одного шведа, а по улочкам Кексгольма понеслись сотни драгун, вырезая всех встретившихся им на пути. Следом за ними маршировали фузилеры, мерно печатая шаг, каждый раз замирая на перекрестках улочек возле дверей особо приглянувшихся домов. Удар приклада – и дверь влетает внутрь, испуганные жители падают на пол или забиваются в угол, моля о пощаде, которую не всегда получают. Стоит кому-нибудь из солдат увидеть оружие в руках противника (и неважно, кто перед ним) – смерть несчастных неминуема.
Но так было только в первые часы штурма. По мере того как улицы города очищались от шведских войск, порядок восстанавливался, появились первые патрули, не дающие солдатам всласть мародерствовать. Слишком рьяных нарушителей пришлось заколоть прямо на месте преступления. Правда, и сохранять имущество захваченного города для горожан царским войскам было не с руки, да и приказ о переселении половины жителей яснее ясного говорил, что имущества у переселенцев должно быть минимум, «дабы усерднее постигали совместное житие в добром соседстве с российским народом».
Однако священное право войны никто не отменял – первые трофеи оставались трофеями солдат. Запрещался грабеж тех домов, которые находились на очищенных от шведов улицах. Солдатам разрешалось брать с мертвых вражеских тел любые вещи, за исключением оружия и грамот. Между тем под патронажем особо проверенных рот из захваченных домов вытаскивались особо ценные вещи – все то, что могло быть ценным и при этом легко движимым. То есть дорогая мебель так и осталась стоять на месте, ну, или почти осталась.
Ценные изделия генерал приказал доставить в резиденцию коменданта, где уже стояли десятка два реквизированных у горожан пустых телег. Куда отправятся найденные ценности, генерал-майор не знал, хотя догадывался, что почти все окажется в Воинском ведомстве, созданном совсем недавно. Конечно, не все вещи дойдут до ведомства, дай бог, чтобы половина оказалась там, но все же что-то да доберется до складов ведомства, которое должно заниматься нуждами армии и ее обеспечением. Принцип самоокупаемости войны давно работал за счет грабежей мирного населения противника. Ведь право победителя никто не отменял, а если кто недоволен своим положением, пускай становится гражданином Русского царства, ведь своих людей его величество не грабит!
Полторы тысячи гарнизонных войск вместе с тысячью ополченцев из местных деревушек за четыре часа лишились двух третей личного состава, причем большая часть пришлась на… ополченцев. Что поделаешь, если в этом времени держащихся по-настоящему, до последней капли крови, войск в Европе нет, почти все они наемники, ценящие свои жизни дороже собственной любви к Отечеству. Регулярные войска сейчас есть, пожалуй, только у Вильгельма, да и то…
Сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, генерал-майор организовал временный лагерь для пленных, согнал на центральную площадь города жителей и в приказном порядке заставил рассказать двум сотням рот, где они живут и кто их сосед. Все это делалось для того, чтобы выселению из города подверглись люди, живущие не рядом, а через дом или два. И это не считая тех семей, члены которых оказали сопротивление – они все в обязательном порядке направлялись на работы в Рязань, Тулу, Калугу, Москву или Казань. Процесс «распыления» следовало проводить как можно тщательнее и на большей площади, как можно большей площади!