Над всеми же делами оными глава должен быть, которым и является созданная фискальная служба. Подпись – великий князь и царь всея Руси Алексей Второй. Дата – двадцатое апреля тысяча семьсот десятого года от Рождества Христова».
Закончив читать, Николай странно посмотрел на меня, словно хотел что-то сказать, но почти сразу же передумал. Не лучше были выражения лиц и у остальных соратников.
– Не слишком ли круто это будет для нас, ваше величество? – тихо спросил Александр Баскаков, не глядя на меня.
– Не слишком. Просто если вы думаете, что я не знаю о ваших грешках, то заблуждаетесь, – с грустной улыбкой говорю я им. – Если не все, то большая часть ваших провинностей мне известна. И то, как ты, Сашка, шерсть на своих мануфактурах за бесценок скупаешь, а сукно в армию чуть ли не по заграничным ценам сдаешь, хотя уговор у нас с тобой был совсем другим. Знаю я и о том, что ты, Никола, в Сибирской губернии с князем Гагариным дела свои делаешь да барыши от государства отнимаешь, с отцом своим посылая караваны в Пекин, минуя деньгами казну государеву.
Про тебя, Артур, я вообще молчу, твои станки, которые ты в мастерские и на заводы поставляешь, обходятся дороже, чем привезенные из Франции и Англии вместе взятые! О том же, что ты, Миша, о себе больше думаешь, чем о царской службе, я тоже умолчу, одно тебя извиняет: все-таки воров и разбойников безопасники под твоим руководством ловят и вешают.
А говорю я все это вам в первый и последний раз, друзья. Для моего батюшки Русь-матушка была всем, и для меня она, поверьте, не меньшее значение имеет, и мне будет больно, если кто-то из вас не оправдает моего доверия. Просто знайте, что те суммы, которые указаны в своде, являются начальными. Так что само жалованье будет расти, уж это я вам обещаю…
Расходились соратники с хмурыми лицами. Указ о правеже и недоимках мои ставленники и друзья даже не выслушали, погруженные в собственные мысли. Смысл же оного заключался в том, что все недоимки до этого года прощались, однако с этого года процесс «выколачивания» государственных денег намного ужесточен. По правежу получалось, что те люди или их подрядчики, кто не в состоянии выплатить деньги по подрядам и откупам, должны быть сосланы на отработки в Петербург, Таганрог или же на Урал, где и будут отрабатывать свой долг до тех пор, пока его полностью не выплатят.
Месяц заканчивался, а проблем меньше не становилось, и что со всем этим делать, да так, чтобы до бунта дело не дошло, ума не приложу.
Что ж, поживем – увидим.
* * *
Май 1710 года от Р. Х.
Побережье Ладожского озера
Генерал-майор Третьяк
Оставив в Выборге девятьсот солдат гарнизона и распределив еще сто по ближайшим к нему землям, дабы своевременно можно было среагировать на нападение врага, командир отряда в четыре полка пехоты и два драгунских полка направился по приказу государя прямиком в Кексгольму. Необходимо создать надежную опорную перевалочную базу для продвижения в Финляндию.
И вот, пробираясь по раскисшим от весеннего паводка дорогам, разбирая появившиеся на пути завалы, корпус наконец вышел к небольшому городу, над которым реяли шведские стяги. А где-то в конце колонны плелась осадная артиллерия, доставленная к Выборгу аккурат в начале зимы, через три недели после того, как город пал после штурма. Две 24-фунтовые гаубицы и четыре 18-фунтовые пушки – вот и все, что смог выделить генерал-майору государь всея Руси для покорения не самого маленького города на шведской границе.
Усталые, но довольные солдаты в грязной форме готовились встать лагерем на ночлег. Последняя пара верст далась особенно тяжело, но теперь, когда угроза умереть от непосильных нагрузок миновала, солдаты вновь обретали забытую уверенность в собственных силах, со всех сторон слышались шутки, кто-то начал собирать хворост, не обращая внимания на пятерку коптящих в вечерний небосвод полевых кухонь. Что поделаешь, душа русского человека требует тепла живого огня.
Третьяк с улыбкой ходил по разворачивающемуся лагерю, ведь, несмотря на все перипетии, бригада генерал-майора прибыла на неделю раньше того срока, который планировался для начала похода к Кескгольму.
– Господин генерал-майор, прибыл гонец от его царского величества! – замер возле Третьяка молодой адъютант Долохов, позади которого стоял заляпанный грязью гонец.
– Подойди.
Усатый драгун, исполняющий роль гонца, сделал несколько шагов к генералу, отдавая ему кожаную папку с нетронутой печатью. Недолго думая, Третьяк сломал сургуч, и перед глазами его оказался какой-то план. Повернув лист, он достал оттуда послание государя.
Николай Иванович, высылаю вам план города, составленный одним из пленных шведов. Надеюсь, что услышу радостную новость в самом ближайшем времени. Как только город падет, в Финляндию выйдет еще один корпус под командованием князя Михаила Голицына, на которого и ляжет в дальнейшем вся забота о захвате здешних земель.
Государь Русского царства Алексей Петрович Романов
– Что тебе приказано, солдат? – прочитав краткое послание, обратился к гонцу генерал-майор.
– Быть в вашем полном распоряжении до тех пор, пока город не падет, после чего как можно скорее отправиться обратно к государю, – ответил драгун.
– Хорошо, значит, будешь пока вместе с моими вестовыми. Проводи на постой, – бросил адъютанту Третьяк и погрузился в чтение схематичного изображения города.
На карте разными по толщине линиями были указаны старые крепостные стены и мелкими вкраплениями – относительно недавняя кладка; где-то были приписаны цифры, а где-то вовсе ничего не было. Генерал-майор разглядывал форт на юго-восточной стороне, пару батарей на восточной стороне города, расположенных со стороны Ладоги, мысленно провел пару линий, удовлетворенно хмыкнул и пошел к себе в шатер.
Всю второстепенную работу выполнят уже без его участия, а значит, командиру можно немного отдохнуть и ночью вновь приняться за работу, ломая глаза от неровного света восковых свечей.
Как это обычно бывает в начале любой осады, первые дни были относительно спокойными, даже артиллерия русских войск ни разу не выстрелила по городу. Правда, этого нельзя сказать о гарнизонной артиллерии: десятка три чугунных чушек приземлились в полуверсте от лагеря, напугав взрывами неказистых лошадей драгун. Солдаты же, занятые работой по устройству долговременного лагеря, держались на почтительном расстоянии от стен города.
Кроме того, два полка пехоты под предводительством полковника Милютина ушли чуть дальше, отрезая защитникам возможные ходы отступления и снабжения.
Приказ царя Алексея по отношению к жителям всех захваченных городов в первом письме был предельно четким:
…Половину уцелевших коренных жителей города нужно выселить и доставить к Новгороду. Всех пленных шведов необходимо сопроводить на постройку Вышневецких каналов, для этого к тебе, Николай, подойдут в начале июня два отряда донских казаков числом в пятьсот человек…
Непонятный, жесткий приказ государя вызывал недоумение у генерал-майора. Да и как потом город заселять, если жителей-то останется треть, если не меньше? Ведь сами они, конечно же, не сдадутся, а в первый день штурма мирные жители сполна хлебнут своей кровушки…
Боярин Третьяк просто не знал, что государь, советуясь со своими ближниками и членами совета, пришел к выводу, что коренное население лучше будет «перевоспитать» в новых условиях.
Указ о «Принудительном переселении на два десятилетия» вот-вот должен быть подписан, в нем черным по белому написано о том, что две трети жителей Финляндии и Прибалтики должны быть переселены в русские города и веси, или, говоря проще, «распылены на просторах Руси». Причем семейства, принудительно переселенные в новое место, должны быть посажены в тех землях, где есть нехватка рабочих рук, то есть в Поволжье и Сибири. Для этого из резерва казны выделяется порядка двадцати рублей каждому семейству, дается по пятнадцать четвертей хлеба на одного члена семейства и по три сажени полотна.