На передовой тем временем прогремели три выстрела, заржали смертельно раненные лошади, закричали воины. Посмотрев туда, генерал-майор отстраненно отметил, что от первых двух линий атакующего центра кирасир ничего не осталось, точнее, остались только мертвые и тяжелораненые тела шведских воинов. Вот один из них, силясь встать, непонимающе смотрит на свой живот, в котором дыра величиной в кулак, а его кираса, разорванная картечью, стальными краями впивается во внутренности. Алая кровь толчками выплескивается из этой ужасной воронки.
Что было со шведом дальше, Третьяк уже не видел – залпы фузей со стороны складов пороха вернули его к действительности.
Два десятка ветеранов, подпустив к себе кирасир, выбили из седла дюжину шведов, остальные же закружили смертельную карусель вокруг ощетинившихся штыками солдат. Пара кирасир быстро разворачивала притороченные к седлу бомбы: одного взрыва хватит для того, чтобы все склады взлетели на воздух, а вместе с ними и часть провианта.
Но, торопясь, швед сделал что-то не то и, вместо того чтобы спокойно бросить бомбу к беззащитной цели, замешкался и в последний момент попытался отбросить опасный снаряд как можно дальше от себя, замахнувшись им назад.
Взрыв прогремел чуть ли не в середине тройки кирасир. От ударной волны голова первого шведа лопнула, орошая окружающее пространство смесью крови и серой субстанции, где-то вдалеке валялись остатки пальцев неудачного бомбиста. Два его собрата отделались меньшим уроном: из их ушей текла кровь, а на лицах застыло удивленное выражение.
Не ожидавшие такой нелепости кирасиры замешкались и упустили свой шанс довершить начатое дело. Из двух десятков ветеранов на ногах остались только шестеро, да и те в большинстве своем были ранены.
Но шведы уже упустили свой шанс. Сбоку и сзади на них налетели драгуны и, разрядив притороченные к седлам пистоли, бросились с палашами наголо на недобитых кирасир, по-прежнему стремящихся добраться до заветного порохового склада. Звон, лязг железа, проклятия на двух языках раздавались с обеих сторон, однако какова бы ни была ярость шведов, она не могла спасти их от смерти. Солдаты в голубых мундирах с яркими желтыми обшлагами все чаще утыкались лицами в мокрые от пота конские гривы и падали наземь, орошая своей кровью весеннюю траву. Вместе со шведами падали и русские воины – один, второй… десять… Семнадцать драгун, не считая восьмерых фузилеров, остались лежать на месте сражения, смотря в безоблачное небо пустыми мертвыми глазами.
Из окружения удалось выбраться только трем кирасирам, самозабвенно настегивающим своих громадных породистых коней. Диверсия в стане осаждающих не удалась – как на складе, так и против артиллерии. Все орудия были в отличном состоянии и даже умудрились внести свою лепту в разгром зарвавшегося врага. Выстрел из четырех пушек картечью выкосил первую волну атакующих, граненая картечь ранила многих во второй волне, внося смятение в ряды шведских кирасир.
Но залп орудий все же не смог остановить всех вражеских кавалеристов, и почти четыре десятка кирасир добрались до фузилеров, с неустрашимостью поднимая выше палаши и древко знамени. Они выдержали поочередный залп пехотинцев, не оглядываясь на падающих под копыта собственных коней сослуживцев. До русских шеренг добралась половина кавалеристов, и в первые секунды им удалось собрать богатую жатву, убив дюжину замерших воинов, по команде вставших плотнее друг к другу и приготовившихся к штыковой атаке.
Кого-то из кирасир спасла защита, кто-то же не успел увернуться и, завалив коня на землю, упал под ноги воинам в зеленых мундирах, которые тут же, не теряя времени, со всей силы втыкали трехгранные штыки в незащищенные места шведов – шею или пах, – каждый раз для надежности проворачивая штык в страшной ране.
Уйти с батареи смогла всего дюжина кирасир, остальные остались лежать на земле перед бруствером, куда их сразу покидали фузилеры. Всех шведских коней, оставшихся без всадников, бережно вылавливали и отводили в тыл, где уже слышался стук топоров и молотков – нужно было быстро поставить временный загон для лошадей.
Увы, но породистых животных в конюшне русской армии было катастрофически мало, и любая возможность разжиться выносливыми, сильными конями не упускалась. Так что вполне возможно, что этих животин отправят куда-нибудь в Воронежскую губернию или Уфимскую, на созданные конные заводы. Разведение и выращивание коней для армии является одной из приоритетных задач государства. Правда, этот процесс проходит без какого-либо излишнего рвения: надрывать жилы там, где этого делать не стоит, не лучшая идея.
– Приготовить батареи к залпу по отметке выше ворот!
Майор Юркевич, сорокалетний молдавский офицер-артиллерист, принятый еще в 1706 году, высчитывал угол стрельбы, поднимая пушки на максимальный угол, устанавливая 24-фунтовые гаубицы на небольшой взгорок, подрывая под ними пласты дерна. Что поделаешь, гаубица – орудие серьезное, и угол стрельбы у нее фиксированный, вот и приходится артиллеристам выдумывать разное, чтобы выполнить приказ командира.
– Пушки, пали! Гаубицы, пали!
Грохот выстрела еще не успел смолкнуть в ушах артиллерийского расчета, а обслуга уже торопливо банила ствол орудия, не видя, как оставляющие за собой дымный шлейф бомбы врезались в створки ворот, не долетев до нужной отметки всего несколько локтей. Кованые створки протестующе прогнулись назад и, пружиня, оттолкнули опасные снаряды обратно. В результате после взрывов шести бомб перед воротами образовались небольшие воронки, а от ударной волны из каменных блоков, расположенных рядом с воротами, вылетела пара осколков.
– Четверть насечки выше, приготовить орудия!
Спокойный голос майора не выражал никаких эмоций, он делал свою работу, и делал, надо заметить, вполне неплохо.
– Майор Юркевич, после этого залпа пусти пару каленых гостинцев за стены, авось что-нибудь получится, все-таки неделю погодка солнечная стоит… – приказал генерал-майор, наблюдая мельтешение обороняющихся на стенах.
– Будет исполнено, господин генерал-майор! – вытянувшись перед командиром, ответил Юркевич.
– Вот и ладненько.
Два часа орудия стреляли без перерыва, после чего их оставили в покое, залили раскаленные стволы водой, вычистили, протерли насухо, дали десяток минут отстояться, а потом заложили картузы и приготовили палильные трубки, ожидая приказа командира. Чуть позади артиллеристов постоянно стоял в четырехшереножном строю один из полков, готовый по первому приказу выступить вперед. Остальные воины находились в лагере, отрабатывали строевые приемы или занимались хозяйственными работами, и только некоторая часть могла позволить себе отдохнуть.
Так прошел еще один день осады Кексгольма. Бомбардировка ворот ни к чему не привела, только пара выбоин по сторонам да стесанные углы стен на въезде в город-крепость. Каленые ядра тоже результата не дали: появившиеся было дымки, как и прошлый раз, тут же пропали, а суета на стенах вовсе поутихла. Город оказался подготовлен к осаде лучше, чем предполагал генерал-майор.
Но Третьяк не отчаивался, все ведь только начинается. Места старой и новой кладки на плане отмечены, толщина некоторых участков тоже, так что на крайний случай артиллерия русского отряда вполне способна сделать проем в стене, правда, и времени это займет много больше, чем если получится выбить из пазух ставни ворот.
На ночь возле батарей вновь разместили две роты фузилеров, а на опушке расположился эскадрон драгун – в случае вылазки врага у русских войск был весомый аргумент против хитрости коменданта города. Однако ночь прошла спокойно. Видимо, вчерашняя неудача сильно ударила по боеспособности города, или просто комендант решил поберечь силы для отражения штурма.
Три дня осады были похожи друг на друга как две капли воды. Та же безуспешная бомбардировка, плотное кольцо осады и огрызающиеся иногда гарнизонные орудия, чаще всего укладывающие свои снаряды в паре десятков саженей от батарей. Лишь однажды шестифунтовая бомба умудрилась пролететь все расстояние до батареи и взорвалась рядом с палаткой майора Юркевича как раз в тот момент, когда он собирался обедать. Один из осколков попал в железную тарелку майора, подкинув ее вверх, как раз в лицо командира артиллеристов. Шума было много, проклятий еще больше, но вот успеха в бомбардировке ворот все-таки не наблюдалось.