ПРИЛОЖЕНИЕ II
Предложение, сделанное Императору Александру группой галицийских и варшавских вельмож на предмет восстановления Польши и присоединения ее к России
Письмо князя Голицына императору Александру от 4(16) июня 1809 г., имеющее целью поддержать это предложение
…Не вдаваясь в излишние политические рассуждения, я полагаю, что нет причины отклонять корону, которая предлагается нам единодушно всем народом; тем более, что этим путем может быть создано счастье обширного королевства, которое, в сущности, хотя и в иной форме, все-таки останется русской провинцией. Я не вижу для России ничего дурного в том обстоятельстве, если император, облекшись саном польского короля, установит на вечные времена, что государи России будут и польскими королями, и что они будут иметь право назначать своими представителями в управлении этим королевством наместников, которые будут управлять именем и волею государей всей России. Это королевство может быть создано из всей бывшей Польши, за исключением Белоруссии и земель, составлявших часть Киевской и Подольской губернии. Не подлежит сомнению, что королевство, о котором идет речь, могло бы содержать армию в сто тысяч человек, равно как и всех необходимых для его управления должностных лиц, внося, сверх того, значительную долю из своих доходов в государственную казну России.
Ответ графа Румянцева по приказанию Императора от 15(27) июня 1809 года
Как ни лестно приобретение целиком всей Польши, Е. В. Государь Император, не ища славы, обратил свое особое внимание на последствия, которые это приобретение может иметь для России, откуда вытекают следующие вопросы: Не повлечет ли восстановление Польского королевства в его прежнем состоянии возвращения ему Россией бывших, польских провинций? Можно ли рассчитывать на постоянство польской нации и не скрывается ли под видом горячего желания соединиться с Россией под скипетром Его Величества намерения получить обратно вышепоименованные, доставшиеся нам по разделу губернии, а затем совершенно отложиться от нас?
(Следует сравнение между Россией и Польшей, с одной стороны, и Великобританией и Ирландией, с другой, и заключение, что связь между странами различного происхождения не может быть прочна и долговременна. К тому же, очевидным и непосредственным следствием восстановления Польского королевства и его присоединения к Российскому государству было бы бесповоротное нарушение согласия между государствами, участвовавшими в разделе Польши и естественно заинтересованными в том, чтобы поддерживать друг друга).
Таковы причины, по которым Его Величество, довольствуясь той частью, которая выпала на его долю при разделе бывшей Польши, предпочитает видеть эту страну в ее теперешнем состоянии и не считает согласным с интересами государства присоединение Польши в прежнем ее объеме, не говоря уже о том, что было бы несовместимо с честью, достоинством и безопасностью России, если бы нужно было понимать под восстановлением Польского королевства включение в него Белоруссии и уездов, входящих в состав Киевской и Подольской губернии.
Тем не менее, имея в виду теперешнее неустойчивое положение Европы, мнение Его Величества таково, что принимая во внимание представление Вашего Превосходительства, можно было бы, давая полякам надежду на восстановление их родины, поддерживать в них спокойствие и послушание, так как иначе они могут обратиться к Наполеону с просьбой об учреждении особого государства, составленного из герцогства Варшавского и Галиции, что было бы для нас в высшей степени вредно. А посему Е. В. Государь Император уполномочивает Ваше Превосходительство, при приобретении уверенности в том, что варшавские и галицийские магнаты имеют искреннее и твердое желание подчиниться верховной власти Его Величества, секретно передать им, что, если они, действительно, намерены создать из герцогства Варшавского и Галицийского княжества особое государство под названием Польского королевства и вверить его ad aeternum верховной власти Е. В. Государя Императора и его наследников, вы почти уверены, что подобная просьба и предложение с их стороны не останутся без результата, и что вы, с своей стороны, возьмете на себя роль усердного ходатая.[654]
ПРИЛОЖЕНИЕ III
Частные письма герцога Виченцы, посланника в России, герцогу Кадорскому, министру иностранных дел
(Январь – декабрь 1810 г.)
(Первые два письма служат ответом на упреки, сделанные посланнику министром, по приказанию императора, по поводу того, что 4 января 1810 г. посланник подписал договор против Польши в требуемых Россией выражениях)
Петербург, 8 марта 1810 г.
ГОСПОДИН ГЕРЦОГ,
Я уже имел честь уведомить Ваше Превосходительство о прибытии ваших курьеров от 10 и 12 февраля. Я поступал согласно вашим приказаниям, и, верный своему долгу, исполняю все с безграничным усердием и преданностью. Я ограничился бы в моем ответе Вашему Превосходительству этой ссылкой на то, что я кладу в основу своего поведения, если бы ваше письмо от 10 февраля, в котором вы приводите некоторые выражения из ваших предыдущих депеш, не содержало упрека, который огорчает меня еще более потому, что, по моему мнению, в этом случае, как и во всех остальных, я дал Его Величеству достаточное доказательство моей исполнительности и преданности. Соблаговолите, Ваше Превосходительство, припомнить другие выражения в ваших письмах от 24 и 25 ноября: “Что я не должен отказываться подписать требуемую от меня конвенцию, если только цель ее – успокоить относительно восстановления Польши и расширения герцогства Варшавского, и т. д… Вообще, не отказывайтесь ни от чего, что могло бы служить в пользу устранения всякой мысли о восстановлении Польши, и т. д. и т. д. Император желает сделать все, что может успокоить русского императора, в особенности, что может дать прочную основу его спокойствию”.[655] Вашему Превосходительству известны пять пунктов моей депеши. Это до некоторой степени основа, из которой исходят здесь. Что же касается 5-й статьи, то ее потребовали, как естественного результата венского договора и обещаний, непосредственно данных Вашим Превосходительством графу Румянцеву. Из написанных мною во время войны депеш Ваше Превосходительство могли вынести убеждение, что именно мысль о восстановлении Польши служила предметом опасений России. Так как единственными моими инструкциями были ваши письма, то достаточно вам взглянуть на вышеупомянутые параграфы, чтобы судить, вышел ли я из пределов приказаний Императора. В моих депешах я непрестанно говорил, что Россия желает бесспорных обеспечений. Именно на эти письма вы, Ваше Превосходительство, и удостоили меня ответом от 25 ноября, в котором уполномочили меня принять мое письмо от 7-го того же месяца за исходную точку, и, конечно, ограничения, упомянутые в тильзитском договоре, равно как и те, на которые вы намекали в вашем письме, не были включены в конвенцию, хотя Россия прочила и почти что требовала этого. Сверх того, Ваше Превосходительство вспомнит, что я не спешил с заключением конвенции. Не мое дело судить о даваемых мне приказаниях. Я исполняю их в Петербурге точно так же, как бы сделал это и в Париже, но беру на себя смелость поставить вам, герцог, на вид, что я мог бы служить с большим успехом, если бы ко мне относились с большим доверием, и если бы истинные намерения Императора были лучше известны его посланнику. Я не позволяю себе защищать конвенцию, я ограничиваюсь, Ваше Превосходительство, только просьбой показать Его Величеству приказания, в силу которых я заключил ее и которое говорят в мое оправдание. Для меня самое дорогое на свете – доказать моему повелителю, что я его преданный, верный слуга, а, главное, точный исполнитель его воли. Если он хоть на минуту усомнится в этом, моя карьера кончена, ибо я предан ему не ради честолюбия и денег. Одно его слово, что я прав, вознаградит меня гораздо больше, чем всевозможные награды. Если бы вы, Ваше Превосходительство, могли хоть на одну минуту стать на мое место, подумать о том, что я нахожусь за восемьсот лье от моего двора, что я одинок, что я без малейшей поддержки уже три года борюсь при обстоятельствах, далеко не всегда легких, имея, могу сказать по совести, единственную опору в моем усердии, вы бы поняли лучше, чем я могу это выразить, как я удручен, – не тем, что этот акт не утвержден, а тем, что Император мог подумать, что я превысил свои полномочия, тогда как я, смею сказать это, положа руку на сердце, был даже осторожнее, чем это было мне предписано. Только вам, Ваше Превосходительство, могу я поверить мое горе. Это горе честного человека, который глубоко огорчен, но который не падает духом и отстаивает интересы своего повелителя с большей горячностью, чем свою собственную честь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});