Бутылки, занимавшие чуть ли не все крыльцо, не позволяли развернуться, но Ною удалось как следует врезать ногой по двери. Удар отдался в плече, но он ударил второй раз, потом третий. Дверная коробка, подточенная сухой гнилью, не выдержала, дверь распахнулась.
* * *
Три удара потрясли дом, и Престон сразу понял, что надежда хоть немного потешиться с девчонкой испарилась как дым.
Королева Шлюх такой шум поднять не могла. Она находилась в доме, искала выход и определенно не стремилась привлекать к себе внимание. Существовала малая вероятность того, что она уже нашла выход из лабиринта, но в этом случае ей не потребовалась бы кувалда, чтобы выйти из дома.
Престон не слышал сирен, никто не кричал: «Полиция!» Однако он не заблуждался насчет того, что какой-нибудь воришка решил воспользоваться грозой, чтобы забраться в дом Тилроу. В дом вошли с одной целью: остановить его, Престона Мэддока.
Он прекратил поиски Королевы Шлюх, едва их начав, и повернул назад по своему следу, стремясь поскорее добраться до кресла, на котором оставил Руку. Возможно, ему хватило бы времени, чтобы задушить эту уродливую маленькую сучку, хотя от непосредственного контакта его могло вырвать, а потом скрыться, воспользовавшись знанием лабиринта. Он не мог позволить ей остаться в живых, потому что она стала бы единственным свидетелем против него, если бы убедила кого-либо прислушаться к ее словам.
* * *
Полли хочет, чтобы Кертис оставался во взятом напрокат автомобиле Ноя, но галактическая королевская особа всегда может настоять на своем.
Кертис хочет, чтобы Желтый Бок осталась в автомобиле, и он легко добивается результата там, где Полли признает свое поражение, потому что ставшая ему сестрой – хорошая, очень хорошая собака.
Двор, лишенный травы, превратился в вязкое месиво, в котором вязнет обувь. С трудом вытаскивая ноги из чавкающей грязи, они пересекают его, когда молния ударяет в сосну, растущую в ста футах от дома. Ярко вспыхивает пламя, которое тут же тушат потоки дождя. Гром рвет барабанные перепонки.
На крыльце Полли дергает за ручку, но дверь заперта. Она достает из сумки пистолет, просит Кертиса отойти.
– Это, конечно, круто, вышибить замок, – отвечает мальчик, – но мой способ проще, а мама всегда учила меня, что самая простая стратегия обычно и самая лучшая.
Он прикасается обеими ладонями к двери, сосредоточивается, и на микроуровне молекулы врезного замка вдруг решают, что им пора поменять местоположение так, чтобы не мешать двери открыться.
– Могу я этому научиться? – спрашивает Полли.
– Нет, – отвечает он и толкает дверь.
– Надо быть космическим мальчиком, таким, как ты, да?
– У каждого вида свои таланты, – отвечает он, позволяя ей войти первой, с пистолетом наготове, потому что она оттесняет его в сторону и не оставляет выбора.
Мумии обрамляют холл. Индейские мумии, набальзамированные стоймя, в парадной одежде, в головных уборах из перьев.
В задней части дома Ной или Кэсс вышибают дверь и, секундами позже, появляются в дальнем конца холла, изумленно таращась на мумии.
Полли дает им сигнал проверять комнаты с их стороны, а Кертису говорит:
– Сюда, сладенький.
Он следует за ней в коридор, который куда интересней всего того, что ему уже довелось увидеть в этом мире, но… о господи… это аккурат то самое место, где серийные убийцы собираются десятками, чтобы обменяться воспоминаниями о совершенных ими жестокостях.
* * *
Лайлани нет на пятачке с телевизором, но Микки видит ее влажные следы, как и другие, Престона Мэддока. Вот тут девочка покачнулась, упала, поднялась снова, оставив мокрое пятно от одежды.
Микки идет по следу сначала в один короткий коридор, потом в другой, двигаясь быстрее, чем того требует осторожность, в страхе, что девочка может наткнуться на Престона.
Конечно же, мерзавец привез ее сюда, чтобы убить, точно так же, как привез Микки, чтобы расправиться с ней без лишних свидетелей. Не захотел ждать, пока они приедут в Монтану. И, должно быть, именно ее появление заставило Мэддока скорректировать свои планы.
Дом потрясли три громких удара, определенно не раскаты грома, но такие мощные, словно кто-то хватил по нему кувалдой.
Шум испугал Микки, потому что она понятия не имела, какова его причина. Кого-то убили? Мэддок торжествует? Лайлани мертва?
Микки обогнула очередной угол и увидела девочку в шести футах от себя. Держась рукой за стену, хромая, она все дальше уходила от пятачка с телевизором, маленькая, но уверенная в себе, с гордо поднятой головой, готовая бороться до последнего.
Почувствовав чье-то присутствие, Лайлани обернулась, увидела свою верную подругу, и ее лицо осветилось радостью, которую Микки не забыла бы никогда, даже если бы прожила пятьсот лет и Господь лишил ее в старости всех остальных воспоминаний. Пусть Он берет все остальные воспоминания, но этого выражения лица Лайлани в тот знаменательный момент она бы не отдала Ему никогда, потому что оно поддерживало бы ее, даже когда к ней заявится сама смерть.
* * *
Когда Мэддок обнаружил, что Руки нет ни в кресле, где он ее оставил, ни на пятачке с телевизором и диваном, он решил поджечь лабиринт.
Собственно, вдоволь попытав Руку, он и собирался оставить ее живой, чтобы последние минуты жизни она провела в ужасе перед приближающимися языками пламени, в дыму, вытесняющем воздух из ее легких. Потешиться не удалось, но он еще мог получить удовольствие, стоя под дождем и слушая ее крики, доносящиеся из объятого пламенем лабиринта.
Стопки газет и журналов – лучшего топлива не найти. На поцелуй газовой зажигалки они отреагировали со всей страстью. Сложенные, как кирпичи, гореть они могли долго, не один час.
Обходя пятачок, он поджег бумагу в пяти или шести местах. Он никогда не убивал огнем, разве что мальчишкой, когда сажал жуков в банку, а потом бросал в нее горящие спички. До чего же красивы яркие языки пламени, поднимающиеся по стенам!
Увидев, что кресло пустует, Мэддок заметил мокрые следы говнючки, уводящие в лабиринт. И последовал за ней, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы поднести зажигалку к бумажным стенам.
* * *
Ни у одной из них не было времени для слез, но обе расплакались, пусть и много повидавшая и пережившая Микки, и опасная юная мутантка всегда старались, чтобы никто из посторонних не видел их слез.
Слезы не замедлили движений Лайлани, которая осколком желтого стекла перерезала провода, стягивающие запястья Микки. Она уложилась, наверное, в полминуты. Столько же ушло на то, чтобы застегнуть на ноге ортопедический аппарат.
Когда они вновь могли уходить от Престона, лабиринт уже горел. Пламени Лайлани не видела, но сполохи отражались на потолке, словно полчища ярко окрашенных хамелеонов забегали по побелке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});