То и дело Престон поглядывал в зеркало заднего обзора, ожидая увидеть сквозь пелену дождя свет фар преследующей его машины.
Он не сомневался, что гроза обеспечила ему надежное прикрытие и никто не видел, как он схватил Руку. Даже если кто-то из отдыхающих, случайно выглянув в окно, что-то и заметил сквозь дождь и при сумеречном свете, спасибо нависшим над самыми вершинами деревьев облакам, они истолковали происходящее на их глазах однозначно: отец взял на руки ребенка и несет его в безопасное место.
Что же касается двух женщин и мальчика из этого «Флитвуда», он понятия не имел, кто они и что делали в его доме на колесах. Он сильно сомневался, что они – сообщники Королевы Шлюх, ибо, приехав в Нанз-Лейк с такой мощной поддержкой, она бы не стояла одна в лесу, наблюдая за домом Тилроу.
Кем бы они ни были, эти трое не смогли бы войти в дом на колесах, отключив систему охранной сигнализации, если б им не помогла Черная Дыра. Уезжая на ферму Тилроу, Престон наказал этой глупой суке держать «Легкий ветерок» под замком. В прошлом она всегда делала то, что ей велели. Таким было условие сделки. Она знала, что это за сделка, со всеми пунктами, подпунктами и особыми условиями, знала так же хорошо, как если бы контракт существовал в письменной форме и она могла выучить его наизусть. Потому что для нее это была очень хорошая сделка, контракт-мечта, обеспечивающий доступ к любым наркотикам, в любом количестве, условия жизни, каких она никогда раньше не знала, да и не узнала бы, если б не он. И при всем ее безумии, а в том, что у нее давно уже поехала крыша, Престон не сомневался, она всегда скрупулезно выполняла условия сделки.
Иной раз, конечно, Дыра принимала столько химических субстанций, что не могла помнить не только о сделке, но и о том, кто она такая. Но подобные провалы памяти редко случались днем, только глубоким вечером или ночью, в его присутствии, и он мог угомонить ее все тем же самодельным анестезирующим составом, если не помогали слова и сила.
Сняв лоскут ткани с лица девочки, Престон бросил его на пол, вместо того чтобы засовывать в пластиковый пакет. Она все стонала, и ее голова перекатывалась по спинке сиденья, но его это больше не волновало: они уже добрались до съезда к ферме Тилроу.
* * *
Устойчивый ветер сменился резкими порывами, которые налетали со всех сторон, отчего дверь то отрывалась от стенки «Превоста», то с силой ударяла о нее, но по-прежнему никто не появлялся в дверном проеме, чтобы закрыть ее.
Вымокнув до нитки за те несколько секунд, которые потребовались, чтобы добраться от «Мазды» до двери дома на колесах, Ной Фаррел поднялся по ступенькам, предварительно постучав в распахнутую дверь, остановился за сиденьем второго пилота. Прислушался к хлопанью двери о стенку за его спиной, к бешеной барабанной дроби дождя по крыше, пытаясь вычленить из шумового фона другие звуки, чтобы они помогли ему проанализировать ситуацию, но ничего не услышал.
Разложенный диван занимал большую часть гостиной. Лампа освещала трех хула-герлс, стоявших на столике, две обездвиженные, третья покачивала бедрами, и занимающее центр потолка нарисованное сонное улыбающееся лицо.
Если не считать сочащегося в окна дневного света, серого, как зола, единственным светлым пятном в дальней части дома на колесах была открытая дверь спальни. Оттуда лился приглушенный красный свет.
В субботу, во второй половине дня, когда он ушел от Дженевы Дэвис, чтобы собрать дополнительную информацию по Мэддоку и запаковать вещи, утром, на борту самолета, летящего к Кер-д’Ален, и в автомобиле, по пути в Нанз-Лейк, Ной рассматривал различные варианты действий, в зависимости от обстоятельств, с которыми ему предстояло столкнуться. Реальность разошлась со всеми сценариями, так что пришлось импровизировать на ходу.
Прежде всего следовало решить, молчать или громогласно объявить о своем присутствии. Остановившись на втором, изображая соседа по кемпингу, он весело закричал:
– Привет! Есть кто-нибудь дома?
Не получив ответа, двинулся дальше, мимо разложенного дивана к камбузу.
– Увидел, что у вас открыта дверь. Подумал, что-то случилось.
Хула-герлс на обеденном столе. На разделочном столике камбуза.
Он бросил взгляд на кабину «Превоста». Никто не вошел следом за ним.
Постоянно сверкали молнии, и каждое окно мерцало, словно экран телевизора, антенна которого не обеспечивала устойчивый прием изображения. Призраки, сотканные из теней, копошились у дома на колесах, заглядывали в него, словно надеялись, используя энергию грозы, перебраться из своей реальности в эту. Каждый раскат грома отдавался вибрацией в металлических стенах дома на колесах.
Ной приближался к спальне.
– Соседи, у вас все в порядке? Никому не нужна помощь?
В ванной хула-герлс стояли на раковине, одна танцевала.
У открытой двери спальни Ной остановился. Позвал, вновь не получил ответа.
Переступил через порог, из сумрака ванной шагнул в алый свет: настольные лампы были накрыты красными шелковыми блузками.
Она ждала позади кровати со смятыми простынями, вытянувшись во весь рост, высоко вскинув голову на грациозной шее, титулованная особа, соблаговолившая принять жалкого смерда. В саронге яркой раскраски. Волосы словно растрепало ветром, но из дома на колесах она не выходила, потому что была совершенно сухая.
Обнаженные руки, висящие по бокам как плети, лицо спокойно-безмятежное, будто у медитирующего буддистского монаха, да только глаза поблескивали, словно у бешеного животного. Он и раньше встречался с таким сочетанием, особенно часто в юности. И хотя, возможно, она не сидела на мете, субстанции, которые эта женщина принимала, были более действенными, чем кофеин.
– Ты гаваец? – спросила она.
– Нет, мэм.
– Тогда почему эта рубашка?
– Для удобства.
– Ты Лукипела?
– Нет, мэм.
– Они поднимали тебя на луче?
Добираясь до Нанз-Лейк, обдумывая свои дальнейшие действия, Ной не предполагал, что ему придется говорить с этой женщиной или с Престоном Мэддоком. Но Синсемилла – Дженева достаточно подробно описала ее – напомнила ему Уэнди Куайл, медицинскую сестру, которая убила Лауру. Внешне у женщин не было ничего общего, но в безмятежности лица и блеске птичьих глазок он уловил самодовольство и нарциссизм, которые окутывали и медицинскую сестру, словно нимб – голову святого. Выражение ее лица, царящая в трейлере атмосфера, стук распахнутой двери о стену, интуиция детектива подсказывали ему, что Микки и Лайлани грозит нешуточная опасность.
– Где ваша дочь? – резко спросил он.
Она шагнула к нему, покачнулась, остановилась.
– Луки, беби, твоя мамочка рада, что тебя полностью исцелили и ты вернулся в новом теле, побывав на звездах и насмотревшись чудес. Мамочка рада, но ты напугал ее столь неожиданным появлением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});