Саша засмеялась. – Вы увидите меня настоящую. – Она вставила ногу в петлю и махнула рукой. – Поднимайте, мальчики.
Стив, а следом и Поль подошли к девушке, поцеловали её в щёчку и обняли. И никто больше ничего не говорил. Поль казался спокойным и настроен философски. Стива распирали вопросы, но он боялся их задавать, допуская, что ответы могут оказаться непостижимыми для его сознания. Саше незачем было что-либо говорить. Она не прощалась, а лишь уходила чуть вперёд, куда позже придут и её друзья.
Стив и Поль ухватились за второй конец и начали его тянуть. Девушка оторвалась от земли и медленно поднималась. И вот уже она подала им сигнал, чтобы они остановились, исчезла из вида, и верёвка ослабла. Появившись вновь Саша помахала рукой и закричала: – Всё хорошо! Думаю, смогу забраться наверх!
Она стояла на небольшом уступе, который представлял собой совсем небольшую площадку, только чтобы стоять на месте. Один край уходил в пропасть мимо ребят, оставшихся внизу, и дальше на две с лишним тысячи метров вниз. Падая с такой высоты можно успеть подумать о главном. Саше было о чём подумать, но падать не входило сейчас в её планы. С другой стороны площадка примыкала к гладкой вертикальной стене высотой метра два, с которой свисала масса снега. Лопатой, которую ей дал Стив, она срубила самый край свеса и тот полетел вниз накрыв девушку облаком снежной пыли. Саша отряхнулась, ощутила под одеждой как тает снег и холодит её шею и спину, накинула на голову капюшон кухлянки и продолжила сбивать снеговой навес. Гранитная стена, как оказалось, заканчивалась на высоте чуть выше роста девушки и, чтобы залезть наверх, требовалось найти подставку или владеть хорошими мышцами и уметь подтягиваться. В распоряжении Саши не было ни того, ни другого. Ей на помощь пришёл снег наваливший большим сугробом со срубленного навеса. Топчась на одном месте она утаптывала под собой снег и добавляла лопатой новый. Натоптыш увеличивался в высоте и вот уже край горной вершины был на уровне глаз девушки. Саша, недолго размышляя, высвободила крюк из трещины в граните, и подтянув наверх второй конец верёвки, раскрутила крюк как это делали Поль со Стивом, и закинула его на верхнюю площадку. Крюк не вернулся, и девушка, несколько раз дёрнув за верёвку, предположила, что тот прочно зафиксировался. На помощь ребят рассчитывать не приходилось и Саша сама взялась за верёвку, но её ждала неудача. Подниматься по верёвке она не умела. Тогда, на уровне полуметра над тем местом где она сейчас стояла, Саша сделала узел, а немного выше ещё один. Теперь ей удалось, опираясь на узлы, подняться и опереться локтями на обнажённый гранит верхнего плато. Чуть отдохнув девушка закинула правую ногу на площадку, а следом и левую. Теперь уже можно было считать эту вершину покорённой, а восхождение завершённым.
Рядом с девушкой что-то заскребло и мимо неё пролетела сначала верёвка, а следом и крюк.
– Уф! – воскликнула удивлённая Саша, и рассмеялась. – Вот так я закрепила!
Встав на ноги она посмотрела вниз, но ребят не увидела, как и сам уступ, на котором они остановились. Во все стороны, до самого горизонта, простиралась заснеженная равнина. Солнце стояло в зените и определить стороны света не представлялось возможным, но так как девушка стояла на северной вершине, а южная была у неё по правую руку, то смотрела она сейчас на восток. Повернувшись на юг она видела на юго-востоке и на юго-западе две другие горы, а вокруг безмолвие.
Сделав шаг к центру площадки Саша провалилась в снег почти по плечи. На животе, выбравшись на поверхность, встала на четвереньки, подобрала и одела на плечи рюкзак и аккуратно, переставляя руки и ноги, продвигалась по снежной шапке. Здесь, наверху, наст оказался не столь крепким. Видимо оттепели нечасто посещали эту высоту. Вся площадка вершины представляла собой этакий овал в длину метров восемьдесят, а в ширину пятьдесят – шестьдесят. Саша снова попробовала встать на ноги пристегнув к ним снегоступы, сделала несколько шагов и вновь провалилась по талию. Выбравшись, она встала на ноги, сделала шаг и… исчезла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чёрное. Не просто чёрное, но абсолютная чернота. Быстро-быстро проморгав она постаралась всмотреться в густой, непроницаемый цвет. Несколько секунд спустя чернота начала седеть обратясь в густой, ватный, с запахом парного молока, туман. И звуки. Звуки тумана. Глухие. Слипшиеся. Не разобрать. А следом, мерцающие контуры неясного, ещё непонятного мира. И сама она, то ли стоит на ногах, то ли парит. Мутная картина шелохнулась, дрогнула. Белесоватость разбавилась прозрачно-водянистым, в котором мимо глаз девушки проплывали сгустки молочных разводов. Узловатый клубок звуков раскручивался и распутывался. Голоса. Рёв машин. Сирены. Дорога. Асфальт. Она стоит на дороге. Это улица. Это её город. Стивенвилл. Такой родной уютный Стивенвилл. И все три – она. Или две? Или одна? И кто?
Что-то мягкое, холодное, упало на неё, начало таять, и скверная холодно-липкая жидкость пакостно текла ручейками по шее и спине. Щелчок, и фокус её интереса справился с огрехами, и вот она стоит на одной из улиц Стивенвилла и смотрит по сторонам. Воют сирены, и мужской механический голос ровно вещает. Плачь, ругательства, визги женщин сопровождают беспорядочные, панические действия окружающих. Одни бегут, другие мечутся, третьи грузят в машины домашний скарб. Но есть и те, что в оцепенении стоят и смотрят в небо. Мужчины бегают с оружием, кричат на женщин, те, в свою очередь, истерично кричат на плачущих, ничего не понимающих детей. Тут и там вспыхивают стычки. Слышна стрельба, крики и угрозы, вой сирен полицейских машин. И не только полицейских. На улице пробка из-за огромного скопления транспорта внезапно решившего куда-то ехать. Те, кто понимают, что подвал собственного дома не спасёт от гибели, предпочитают уехать подальше, желательно на север острова. Понимают ли они, что выжить там им не удастся? Понимают ли, что смерть, пусть и позже, но настигнет их там, как и всех на этой планете? Вероятно, понимают, но инстинкт самосохранения требует отсрочки, пусть и на пару дней.
Истерия, оцепенение, отрешённость, ожесточение, отчаяние и потеря контроля над собой. Столько человеческого, иррационального мусора проявлялось сейчас в окружающих девушку людях. Да и можно ли, в подобной ситуации, требовать от человека разумности?
Ей стало горестно. Мир приготовился к скорби. Мир подвёл себя к черте и готов умирать.
Она опустила голову. – Вот и конец. Её мир, который она так полюбила, ждал смерти.
Кто-то дёрнул её за подол юбки. Опустив глаза она увидела девочку лет пяти. Та стояла задрав голову и смотрела на неё. Просто смотрела. В глаза. Молча. Только большие, голубые глаза ребёнка. И в них мольба. Надежда. Надежда, когда никакой надежды уже нет.
Что-то происходило. Память ощущений от струек талой воды, испарялась. Только мягкое, тёплое ложе с толстой, воздушной периной сверху. И ровное сопение чего-то огромного, родного, её самой.