Фуко и Делеза, умножает в одном и том же „поколении“, как в серии – а Делез был философом сериальной единичности, – все эти кончины, далекие от общего?»[1267].
Отношения Деррида и Делеза в период «Анти-Эдипа» и конференции «Ницше» в Серизи-ля-Саль были непростыми, и еще больше они осложнялись из-за давней дружбы Делеза и Фуко. Тем не менее они действительно уважали друг друга, разделяя некоторые общие философские черты. Деррида признает это:
С самого начала все его книги (прежде всего «Ницше», «Различие и повторение», «Логика смысла») были для меня не просто важными провокациями, требующими, разумеется, мысли, но и становились каждый раз обескураживающим опытом, опытом близости или почти полного родства в «тезисах», если можно так сказать, совмещающегося со слишком очевидными различиями в том, что я назвал бы за неимением лучшего слова «жестом», «стратегией», «манерой» – писать, говорить, возможно, читать[1268].
Делез редко упоминал Деррида в своих работах, но иногда демонстрировал знаки уважения и сопричастности его делу. Так было, в частности, в случае текста «Взбесить основу», комментария к «Рисункам и портретам» Антонена Арто. Делез выразил свое восхищение этим «величественным» текстом, который «погружается в творчество Арто глубже любого другого»[1269]. Деррида же со своей стороны на семинарах последних лет будет неоднократно возвращаться к работам Делеза, в том числе к «Тысячи плато», написанным им вместе с Гваттари. Словно бы диалог между ними мог быть только посмертным.
Эммануэль Левинас, очень старый и уже давно больной, умирает 25 декабря 1995 года. Его кончина не была неожиданностью. Но для Деррида она тяжелый удар. И снова 27 декабря на кладбище Пантен именно ему приходится брать слово.
Давно уже, так давно я боялся, что мне придется сказать Эммануэлю Левинасу: «С богом!».
Я знал, что мой голос дрогнет, когда надо будет это сказать, особенно вслух, здесь, перед вами, так близко от него, произнося это прощальное слово, это слово «с-богом», которое в определенном смысле у меня от него, это слово, которое он научил меня мыслить или произносить по-другому…
К кому обращаешься в такой момент? И от имени кого дозволяешь себе сделать это? Часто те, кто выходит, чтобы говорить, говорить на публике, прерывая, таким образом, оживленный шепот, тайный или интимный разговор, который всегда, в тайниках души, связывает с умершим другом или учителем, часто те, кого тогда становится слышно на кладбище, начинают обращаться непосредственно, прямо к тому, о ком говорят, что его больше нет, что он больше не жив, что его больше нет здесь, что он больше не ответит[1270].
В этот траурный период он сближается с Полем Рикером, который первым подтолкнул его к прочтению «Тотальности и бесконечного». Через несколько дней после церемонии Рикер говорит своему бывшему ассистенту, что его очень тронула его речь: «Позвольте мне разделить с вами мою великую печаль. Перед Левинасом, нареченным Эммануэлем, вы произнесли нужные слова, которые я в мыслях своих полностью разделяю… Да поможет прямота, которой нас научил этот учитель справедливости, по-прежнему держаться вместе»[1271].
Год спустя в амфитеатре Ришелье в Сорбонне Деррида будет открывать конференцию, посвященную Левинасу, лекцией «Приветственное слово». Это сильная и проницательная дань уважения мысли, которая всегда была с ним и при этом, похоже, стала еще более важной для него, когда Левинаса не стало. Словно бы Деррида нащупывал то, что «по ту сторону Левинаса», чтобы в каком-то смысле принять у него эстафету. Он остается верным его мысли, восхищается и уважает ее, но не хочет, чтобы смерть Левинаса отняла у него право вести диалог и спорить с его текстами[1272].
Глава 8
Интернационал Деррида. 1996–1999
Статус деррида во французских СМИ постепенно меняется, тем более что его участие в политике позволяет создать более доступный образ. 1 февраля 1996 года Libération приветствует статьей на разворот его недавние публикации: «Сопротивления», «Апории», «Религию» и «Авансы» – предисловие к первой книге Сержа Маржеля «Могила бога-ремесленника». «Психоанализ, религия, понятие смерти – ничто не ускользает от мысли Деррида, который при случае может показать себя настоящим демиургом», – отмечается в выноске к статье. Через несколько дней Кристиан Делакампань в своей большой статье в Le Monde говорит о публикации «Монолингвизма другого», «Эхографий телевидения», а также материалов конференции «Страсти по литературе». Сначала он подчеркивает масштабность творчества Деррида, включающего «67 книг, вышедших за 34 года, то есть в среднем по две книги за год». «В производстве, которым занят Деррида, есть нечто чудесное: способность постоянно обновляться, щедрость, которую время, похоже, не способно исчерпать». Делакампань удивляется несправедливости рецепции Деррида, «нелюбимого в собственной стране, хотя сегодня во всем остальном мире он вместе с Полем Рикером самый известный представитель французской мысли». Он подчеркивает две актуальные, с его точки зрения, тенденции творчества Деррида: «склонность к автобиографии, а также политическую озабоченность, с каждым годом все более заметную»[1273].
«Да, мои книги политические», – признает Деррида в интервью Дидье Эрибону[1274]. Долгое время он с неохотой выступал в медиа, поскольку все медийное поле в целом казалось ему занятым любителями готовых решений. Травма, связанная с «новыми философами», еще не зажила, о чем он скажет впоследствии в интервью:
Если хочется быстро стать медийной фигурой, то нужно упрощать, говорить, где белое, а где черное, отбрасывать наследие, не заботясь о понятиях… Двусмысленность – вот усложнение, которым я не хочу пренебрегать, – в том, что эти молодые люди часто мобилизовались ради правого дела, дела справедливости, например прав человека. Это поколение сражалось за дело, которое в принципе было достойным, но создавалось впечатление, что скорее они сами пользуются им, чем служат ему[1275].
Даже в тех случаях, когда его позиции, по существу, не слишком отличались от позиций «новых философов», Деррида было очень сложно связывать свое имя с ними. Позже он признает, однако, что, хотя «эта проницаемость медийного и интеллектуального полей является именно французским феноменом», высказывание позиции может принести пользу публичному пространству и демократии при условии, что оно не будет «жестикуляцией», не будет «заражено мелким нарциссизмом самопродвижения, демагогическими упрощениями и вульгарными издательскими аппетитами»[1276].
Прессе он по-прежнему не слишком доверяет, если не считать немногих газет, которые считаются «дружескими». Очень близкие отношения сложились с Libération, а именно с Робером Маджиори. В отношениях с Le Monde Деррида, как и ранее, придерживается оборонительной позиции, что отчасти обусловлено его сложными связями с Роже-Полем Друа, но также тем, что Жозиан