— Так вы обо всем договорились и уже подписали договор?
— Даже заверили его у нотариуса. Мы сразу отдали тысячу семьсот франков, а остальные деньги Зоя должна вам вернуть.
— А вы, друг мой, так же страстно любите землю, как папаша Дюбуа?
— Нет, я живу, как птицы Божьи, за счет того, что выращивают другие.
— И, как птицы, все время поете?
— Стараюсь как можно чаще, но, должен вам признаться, в последние две недели я не пел, а горевал.
— И все же у вас есть какое-нибудь ремесло?
— Я обихаживаю фуганок, а цветет у меня рубанок: я подмастерье у столяра папаши Гийома. Он платит мне пятьдесят су в день, но я верю, что когда-нибудь получу тысячу экю в наследство от американского или индийского дядюшки, которого у меня нет, и тогда заведу собственное дело.
— Вам бы хватило для этого тысячи экю?
— О да, вполне, а на оставшиеся деньги можно было бы купить супружескую кровать, но у меня нет богатого дядюшки…
— В самом деле, у вас нет богатого дядюшки, но зато есть госпожа де Шамбле. Она очень любит вашу невесту и к тому же богата.
— Вы правы, но только это бедное милое создание не распоряжается деньгами, иначе Жана Пьера купили бы не вы, а она… Поверьте, я очень вам благодарен, ведь тысячу семьсот франков не найдешь в куче стружки. Именно столько это стоило, и Зоя должна вернуть вам триста франков…
— Ладно, ладно, мы потом рассчитаемся. А пока, дружище, я чуть не забыл, что мне следует ответить на письмо госпожи де Шамбле.
— И на наше приглашение.
— И на ваше приглашение… Вам я скажу коротко и ясно: я приеду.
— Ах, как приятно это слышать! Право, вы славный… Ой, простите, извините! — вскричал Грасьен, отдергивая свою протянутую руку.
— За что простить? За что извинить?.. — сказал я, в свою очередь протягивая ему руку.
— Еще бы! Разве может подмастерье столяра так запросто с виконтом, бароном или графом… Правда, когда у обоих доброе сердце…
— Вы правы, наше рукопожатие — это мост над бездной. Дайте вашу руку, друг мой.
Мы крепко и чистосердечно пожали друг другу руку.
— Теперь осталось только письмо, — сказал Грасьен.
— Сейчас вы его получите.
Я написал:
«Сударыня!
Вы предоставляете мне возможность снова Вас увидеть и еще раз поблагодарить за то, что Вы помогли мне совершить небольшое доброе дело. Если Вы и впредь будете так меня одаривать, я стану игроком.
Мы вместе поздравим Ваших подопечных и пожелаем им счастья.
С глубоким почтением
Макс де Вилье».
— Держите, дружище, — сказал я Грасьену, — вот письмо. Передайте его госпоже де Шамбле завтра утром.
— О! Не завтра утром, а сегодня вечером! — вскричал Грасьен.
Я посмотрел на часы: стрелка уже перевалила за девять.
— Но ведь вы будете в Эврё не раньше десяти…
— Это не страшно. Госпожа сказала мне: «Когда бы ты ни вернулся, Грасьен, принеси мне письмо господина де Вилье». Сами понимаете, после такого пожелания она получит его даже в полночь.
Парень ушел, оставив меня совершенно счастливым при мысли о том, что г-жа де Шамбле ждет мой ответ не безучастно и приказала ей вручить мое письмо в любое время.
VII
В течение трех недель я не получал от г-жи де Шамбле никаких известий, но до меня дошли слухи, что ее муж продал небольшое имение своей жены.
Он так спешил продать поместье, якобы стоившее сто двадцать тысяч франков, что не стал ждать, когда можно будет получить за него настоящую цену, и отдал его за девяносто тысяч франков.
Не знаю отчего, но я почувствовал непреодолимое желание приобрести это владение.
Я навел справки и узнал, что оно расположено в департаменте Орн, в местечке Жювиньи.
У г-жи де Шамбле был небольшой дом на берегу реки Майен; там она родилась и выросла. До замужества ее звали Эдмея де Жювиньи.
Этот дом был недавно продан со всей обстановкой и земельным участком.
Я обратился к нотариусу, оформлявшему сделку. Его звали метр Деброс, и он жил в Алансоне.
К счастью, покупатель приобрел Жювиньи только из-за его дешевизны; он собирался перепродать его, чтобы нажиться на этом.
Нотариус взялся разузнать, каковы его условия.
Два часа спустя он известил меня, что новый владелец хочет получить двадцать тысяч франков чистой прибыли.
Таким образом, цена поместья Жювиньи возросла до ста десяти тысяч франков, не дотянув десяти тысяч до его действительной стоимости.
Но даже если бы за усадьбу просили на десять или двадцать тысяч франков больше реальной цены, я все равно бы ее купил.
Я попросил метра Деброса подготовить договор, чтобы мы могли подписать его в тот же день, и обязался заплатить за покупку в течение пяти дней.
В тот же вечер договор был подписан.
Часом позже я выехал в Париж, чтобы собрать наличными сто десять тысяч франков. Я продал с пятипроцентной прибылью свои акции, пополнив недостающую до ста десяти тысяч сумму, и вернулся в Алансон.
Метр Деброс похвалил меня за расторопность, проявленную в этом деле, рассказав, что на следующий день после моего отъезда к нему приходил какой-то священник, тоже желавший купить Жювиньи.
Отчего-то при слове «священник», упомянутом в связи с Жювиньи, мне вспомнилось, что и Зоя, рассказывая о г-же де Шамбле, говорила о каком-то священнике.
И мне показалось, будто священник, сосватавший г-жу де Шамбле, должен быть тот самый, что явился покупать Жювиньи.
Я спросил нотариуса, как зовут покупателя.
Однако священник не назвал своего имени.
Тогда я осведомился, как выглядел посетитель. Это был мужчина лет пятидесяти пяти-пятидесяти шести, небольшого роста, с маленькими зелеными глазами, острым носом и тонкими губами. Его жидкие прилизанные волосы сохранили свой темный цвет, хотя ему уже перевалило за полвека. Священник хорошо знал здешние места — следовательно, он не мог быть приезжим. Казалось, он был сильно раздосадован тем, что опоздал, и осведомился, как зовут нового владельца Жювиньи. Услышав ответ на свой вопрос, священник дважды повторил: «Макс де Вилье!», словно стараясь запомнить имя, которое ничего ему не говорило, а затем ушел.
Когда я заплатил сто десять тысяч франков и расходы по оформлению сделки, мне вручили ключи от дома.
Я спросил, кто мог бы показать мое новое имение, и мне посоветовали обратиться к пожилой женщине по имени Жозефина Готье, проживавшей в небольшой хижине у ворот парка.
Она была единственным сторожем поместья, с тех пор как четыре года тому назад Эдмея вышла замуж за г-на де Шамбле и уехала.