Я погрузился в мечты, и дальнейшие полчаса показались мне одними из самых приятных в моей жизни.
Из забытья меня вывел слуга Альфреда, сообщив, что пришла девушка, одетая как нормандская крестьянка.
Нетрудно было понять, что это молочная сестра г-жи де Шамбле, которая хочет меня поблагодарить.
Я велел слуге проводить ее в кабинет, а затем взять две тысячи франков из бронзовой чаши на камине и принести их мне.
VI
В самом деле, это была молочная сестра г-жи де Шамбле.
Я увидел, как в кабинет входит прелестная крестьянка, выглядевшая на два-три года моложе своей хозяйки (я употребляю это слово, так как впоследствии узнал, что она выполняет в доме графини обязанности горничной).
Как мне и сказали, посетительница была одета в платье нормандской крестьянки, но весьма кокетливо. Благодаря своему наряду, который чрезвычайно ей шел, она показалась мне одной из самых хорошеньких девушек, каких я когда-либо видел.
Щеки ее пылали от смущения.
— Вы тот самый господин, что… тот самый господин, что… — пролепетала девушка.
— Да, это я, тот самый господин, что… — отвечал я со смехом.
— Дело в том, что госпожа сказала о том, что кажется мне невозможным.
— Что же сказала вам госпожа?
— Она сказала, что вы дадите нам две тысячи франков, чтобы купить замену для Грасьена.
В тот же миг вернулся слуга и передал мне две тысячи франков.
— Это очень даже возможно, — произнес я. — Вот деньги, милое дитя. Протяните руку.
Девушка колебалась.
— Вот видите, вы сами этого не хотите.
Она робко протянула руку, и я положил на ее ладонь две тысячи франков золотом.
— О Господи! — вскричала девушка. — Какая крупная сумма! Сможем ли мы когда-нибудь вернуть вам долг!
— Дитя мое, разве госпожа не сказала вам, что я, напротив, даю эти деньги лишь при условии, что вы не станете их возвращать?
— Но, сударь, вы же не можете дать нам такую сумму просто так?
— Я и не даю эти деньги просто так, а заставлю вас за них расплатиться.
— Боже мой! Каким образом?
— Успокойтесь: вам лишь придется поговорить со мной пять минут о ком-то, кто очень вас любит и не любить кого вам не достанет неблагодарности.
— Я люблю только двух людей на свете, не говоря о моей матушке и младшей сестре: Грасьена и госпожу де Шамбле. Нет, мне следовало бы сказать: госпожу де Шамбле и Грасьена, так как, по-моему, я люблю ее еще больше, чем своего жениха.
— Значит, мы поговорим об одной из этих особ.
— О ком же?
— О госпоже де Шамбле.
— Очень охотно, сударь. Я так люблю ее, что буду говорить о ней с большим удовольствием.
— В таком случае, присядьте, — сказал я, пододвигая к девушке стул, — и доставьте себе это удовольствие.
— О сударь! — воскликнула она, продолжая стоять.
Я настаивал на своем, и девушка села.
— Представьте себе, — начала она так страстно, что было ясно: слова льются прямо из ее сердца, — представьте себе, что я никогда не расставалась с госпожой де Шамбле. Она была всегда так добра ко мне, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить ее, даже если буду молиться за нее всю жизнь. Вы видите мой наряд, сударь, и находите его красивым, не так ли? Госпожа де Шамбле хочет, чтобы я была хорошо одета; она говорит, что ей доставляет удовольствие наряжать меня как куклу, словно она опять стала маленькой девочкой. Видите ли, сударь, все это лишь отговорки для того, чтобы придать мне смелости, ведь госпожа де Шамбле уже не раз ссорилась с мужем из-за денег, которые она тратит на мои наряды. Но в этом отношении она всегда думает прежде всего обо мне, и лишь потом о себе.
— Однако, — перебил я девушку, — госпожа де Шамбле говорила, что вы ее молочная сестра, не так ли?
— Да, сударь, я действительно ее молочная сестра.
— Но на первый взгляд она показалась мне несколько старше, чем вы.
— Ах, сударь, конечно, ведь огорчения старят человека.
Я почувствовал, как мое сердце сжалось. Значит, я не ошибся: г-жа де Шамбле несчастлива.
— Огорчения? — переспросил я.
Девушка поняла, что она сказала больше, чем ей следовало.
— О! Когда я говорю «огорчения», вы, разумеется, понимаете, сударь, что я подразумеваю под этим заботы. Если человек богат, это еще не значит, что он обязательно счастлив; напротив, нередко деньги, которые иногда так нужны (она с радостью поглядела на золотые монеты, лежавшие в ее руке), становятся причиной многих страданий. К тому же есть пословица «Не в деньгах счастье», не так ли?
— Увы, это правда, бедное дитя! Так гласит пословица, и, поверьте, меня очень опечалит, если она относится к госпоже де Шамбле.
— Ах, конечно, сударь, милостивый Бог посылает хорошим людям испытания.
— Давно ли госпожа де Шамбле вышла замуж? — спросил я, чтобы сменить тему разговора.
— Четыре года тому назад; ей было тогда восемнадцать.
— Значит, ей сейчас двадцать два?
— Да, сударь, двадцать два.
— Вероятно, это брак по любви?
Девушка покачала головой и сказала:
— Нет.
Затем, понизив голос, она добавила:
— Их сосватал священник.
— Священник? Какой священник?
— О нет, сударь, никакой, ничего не было! — вскричала девушка, словно испугавшись собственных слов.
И она тут же поднялась с места.
— Дитя мое, — сказал я, — мне хотелось поговорить с вами о госпоже де Шамбле, потому что она показалась мне приятной особой, но я не собирался выпытывать у вас тайны вашей благодетельницы.
— Да хранит меня Бог, сударь, сказать о ней что-то, чего не следует говорить! Что до ее секретов, мне они известны не больше, чем другим в доме, ведь она никогда ни на что не жалуется. Какое счастье, если бы она встретила человека, которому могла бы довериться. Друг с добрым сердцем ее бы утешил, а я думаю, что госпожа де Шамбле очень нуждается в утешении.
Я сгорал от желания узнать больше, но понимал, что было бы бестактно продолжать свои расспросы. К тому же совесть не позволяла мне злоупотреблять простодушием или чувствительностью девушки.
Возможно, я и так уже зашел слишком далеко.
— Дитя мое, — сказал я, — позвольте заверить вас в одном: я был бы счастлив стать тем другом, в котором, по вашим словам, госпожа де Шамбле столь нуждается. Я был бы счастлив открыть ей свое сердце, чтобы она могла с радостью излить туда свои тайны. Я не знаю, представится ли когда-нибудь такой случай, будет ли это завтра, через год или даже через десять лет, но если когда-нибудь этот день настанет и госпожа де Шамбле примется искать друга с преданным сердцем, напомните ей обо мне. Я надеюсь, что об остальном позаботится Бог.