смирившись с неизбежным падением и ожидая удара, но вдруг чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и рывком поставили на ноги.
— Эй-эй, осторожнее!
Услыхав знакомый голос, Элмерик напрочь забыл о предупреждениях. Резко — аж шея хрустнула — обернулся и остолбенел: ох, и правда мертвец!
Сердце ухнуло в пятки, крик застрял в горле, ведро выпало из рук и вода разлилась на землю, окатив штаны до колен, но всё это было уже не важно. Потому что рядом стоял Мартин.
Несколько мгновений бард ловил ртом воздух, а потом вдохнул и завопил так, что у самого в ушах зазвенело.
Ох, права была Розмари. Она часто оказывалась права. Только поздно: он уже обернулся. Теперь беды не избежать.
Мартин закрыл ему рот ладонью, а потом, хорошенько встряхнув за плечи, развернул к себе:
— Да не ори ты. Это всего лишь я.
В истинном зрении старый приятель (или всё таки упырь, занявший его тело?) выглядел не лучшим образом: бледное лицо отливало синевой, на левой щеке алели царапины, воспалённые глаза налились кровью, а на шее виднелся багровый, как у висельника, след. Плечи укрывал тот самый плед, который Мартин оставил лианнан ши (ну, или какой-то очень похожий). Проклятие, лишающее радости даже смотрящего, всё ещё было на месте, только теперь пульсирующий чёрный туман пронизывали иглы льда, похожие на заоконную изморозь. А в воздухе витал сладкий яблочный аромат — такой неуместный для этого времени года.
— М-м-мартин… — Элмерик не узнал собственного голоса: он заикался, прямо как Орсон в худшие дни.
Стуча зубами от страха, бард поднял руку в охранном жесте. Так, спокойно. Он многому научился у Соколов и к тому же знает истинное имя упыря:
— Оставь меня в покое, Мартин! Уходи, откуда пришёл!
Несмотря на все злоключения, помирать прямо сейчас Элмерику не хотелось. Глупо было бы не дожить до конца года лишь потому, что любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Тем более что колдовской год обычно считался как раз от Самайна до Самайна, и до праздника оставались считанные дни…
Улучив момент, бард вывернулся и со всех ног рванул в сторону дома, то и дело оскальзываясь на талом снегу и чертя в воздухе защитные фэды (от спешки те получались криво). Позади ему чудились хлопанье крыльев и карканье ворон. Тьма бежала за ним по пятам, а до спасительной изгороди под защитой каменного круга было ещё далековато. Как только последний луч солнца погаснет в небесах, обещание, данное Каллахану, будет нарушено. Тогда ни обереги, ни заклятия — ничто не поможет. У нарушенного гейса цена одна — жизнь.
Он успел перемахнуть через изгородь за миг до наступления темноты, развернулся и размашисто начертал в воздухе печать против нежити. На этот раз получилось: огненные линии вспыхнули, перегораживая Мартину путь. Может, мельница и была под защитой Каллахана, но так было спокойнее. Такую печать ни один мертвяк не смог бы пройти.
Искрящиеся линии слепили глаза, и Элмерик не сразу заметил, что Мартин стоит совсем рядом — по ту сторону ограды. Можно руку протянуть — и коснёшься. Языки пламени плясали в его зрачках, а в ночной тиши слышалось тяжёлое дыхание. Их разделяли только печать и хлипкий забор, потемневший до дождей и времени…
— Уходи! — прошипел Элмерик. — Ты не сможешь пройти. Это место заклято от немёртвых.
Мартин усмехнулся, но вышло как-то невесело:
— Эй! Не глупи. Я живой, вообще-то.
Бард замер. Ему хотелось верить, но слишком страшно было обмануться.
— Чем докажешь? Я сам видел тебя мёртвым! И не только я.
Время уже даже не замедлилось, как это бывает в такие моменты, а будто перестало существовать вовсе.
Мартин пожал плечами и перемахнул через изгородь — прямо сквозь заклятие. Его волосы подсветил магический огонь, создав вокруг головы сияющий ореол, а черты лица совсем потерялись в темноте.
— Мёртвый бы не прошёл, а я прошёл.
Пламенная преграда, ничуть не потревоженная, горела у Мартина за спиной так же ярко, как прежде. Из его рта вырывался пар (а тёплое дыхание, как известно, нежити не свойственно). Элмерик похлопал глазами, всхлипнул и уткнулся лбом в его плечо, обнимая обеими руками. От клетчатого пледа пахло сырой овечьей шерстью, костром и яблоками.
— Ну ты и напугал меня… — бард осёкся, проглотив словечко «дурень».
Перед ним был не просто старый друг, а один из Соколов — ровесник мастера Патрика, чародей на королевской службе, не раз побывавший в бою; старик с внешностью юнца — всё это не укладывалось в голове.
— Прости, я не хотел, — Мартин попытался высвободиться из цепких объятий, но не преуспел; лёгким движением он взъерошил волосы Элмерика, словно успокаивая испугавшегося ребёнка. — Кто ж знал, что ты слова мне не дашь сказать, сразу орать начнёшь! Понимаешь, так было нужно: чтобы все считали, что я умер.
— Так уж и все? — Элмерик старался не подавать виду, но в дрогнувшем голосе прозвучала обида. — Можно подумать, мастер Патрик и мастер Шон не знали. Или мастер Каллахан…
— Знали, — Мартин не стал отрицать очевидное. — Но молчали. И вовсе не потому, что мы не доверяем вам, как ты сейчас наверняка думаешь. И не потому, что решили посмеяться над вами. Это долгая история. Думаю, Каллахан скоро всё объяснит.
— Объяснит он, как же!
— Сегодня за ужином. Он обещал. И прошу: не говори пока никому, что я жив. Командир велел мне не показываться вам на глаза, пока он — по его выражению — не «подготовит почву». А я шёл от лианнан ши. Надо же было поблагодарить её. Увидел, что ты крадёшься так, будто за тобой следят все болотные бесы в округе, ну и решил проверить, не случилось ли чего.
Элмерик наконец разжал руки и улыбнулся. Теперь он верил, что всё наладится. Джерри и Розмари с ума сойдут, когда узнают! А Орсон-то как обрадуется! Ведь выходит, что Келликейт никого не убивала. Правда, её роль