намотана каким-то хитрым образом, образуя узор.
— Что это? Тоже какой-то оберег?
Розмари залилась краской.
— Дурак ты, что ли? Будто сам не знаешь, для чего оно надобно-та.
— Э-э-э… Чтобы прясть?
Девушка уставилась на него, как на какую-то диковинку, а потом расхохоталась. Элмерик даже на всякий случай оглядел себя: вдруг что-то не так?
— Погоди, ты и правда не знаешь? У вас в Холмогорье девки чё, не гадают?
— Гадают, конечно: по воску от свечи, по зеркалу, на дощечках и по следам на дороге… А вот чтобы по веретену — такого не припомню. Наверное, это ваш, южный обычай.
— Ну и зря! — Розмари вздёрнула нос, вид у неё стал важный. — Сейчас для гаданий самое лучшее время-та. Вот у нас-та в деревне и мужики погадать не гнушались. Бабы потом жаловались: хвать — а веретён-то и нет. Зато знамо кто и пошто спёр. Его нужно на ночь под подушку положить-та, и ветку рябины привязать. Тогда увидишь сон про того, с кем судьба крепко-накрепко связана. Али предупреждение какое-та. Не думай: это не любовные чары, с ними-то я ни-ни! Это чтобы важный человек приснился. Тот, кто неизгладимый след в твоей судьбе оставит. А когда ты его встретишь, то сразу узнаешь-та.
— А ты уже посмотрела свой сон? — Элмерик всё-таки вспомнил про масло и приложил его ко лбу.
— Конечно!
— И кого увидела?
Розмари, подбоченившись, фыркнула:
— Ха! Так я тебе и сказала. Не твоё это дело-та. Может, эльфа!
— Мастера Каллахана? Вот уж кто точно оставляет неизгладимый след в душе каждого.
— Я не говорила, что это был он.
— А кто? — у Элмерика возникло подозрение, что Розмари его дурачит, но, кажется, та говорила серьёзно.
— А кто ж его знает-та… Встречу — узнаю. Или нет. Я лицо плохо запомнила-та.
— Слушай, а может, одолжишь мне своё веретено? Всего на одну ночь. Я тоже хочу попробовать.
— Ох, ну ты и придумаешь-та!.. — Девушка глянула на него с недоверием, но потом всё же кивнула. — Ладно. Не потеряй только. И смотри, чтобы ветка рябины была свежая, иначе не сработает. А когда срежешь её и пойдёшь к дому-та, ни в коем случае назад-та не оглядывайся. Особенно коли шаги за спиной услышишь-та.
— Рябина сразу за забором растёт. Надо только успеть до темноты, — Элмерик глянул за окно: солнце уже коснулось верхушек леса, и сумерки были не за горами. — А что за шаги?
Розмари понизила голос до шёпота:
— Когда собираешься-то гадать незадолго до Самайна, по твоему следу может пойти мертвец. Так он выбирается в мир живых-та. Обернёшься — и пиши пропало. Либо сразу там же от страха преставишься-то, либо до конца года не доживёшь, потому что мертвец за собой утянет-та. Ясно тебе?
— Куда уж яснее. Спасибо, что предупредила. Я ни за что не стану оборачиваться!
Сжимая веретено в руке, Элмерик помчался к выходу.
Когда он, впопыхах натянув куртку и шапку, выскочил на улицу, небо уже окрасилось закатным багрянцем. У него было не более получаса в запасе.
Рябину бард отыскал быстро. На её ветвях пламенели алые ягоды, и с десяток крупных ворон слетелись на угощение. Завидев его, птицы захлопали крыльями и взмыли в воздух, оглашая окрестности громким карканьем.
— Я только на минутку, — заверил их Элмерик, карабкаясь по нижним сучьям: до ягод ещё надо было дотянуться.
Нога соскользнула по мокрой коре; он чуть было не сорвался, но всё же удержался. Вот только вляпался ладонью прямо в птичий помёт.
Вторая попытка оказалась более успешной. Уцепившись покрепче за шершавый ствол, бард срезал тонкую веточку, ещё не тронутую птицами, и мысленно попросил прощения у дерева, как учил мастер Патрик. Любое растение требует вежливого обращения, а обиженная рябина не годится для оберегов и чар.
Спрятав добычу за пазуху, Элмерик ловко спрыгнул на землю, даже не поморщившись: мастер Шон оказался хорошим лекарем, и нога больше не болела. Интересно: почему он не смог вылечить мастера Патрика? Хотя, тому, наверное, досталось сильнее…
Вороны опять закаркали. Элмерик хотел оглянуться, но вовремя вспомнил предупреждение Розмари. Нельзя! Он поплотнее натянул шапку на уши и зашагал к колодцу, чтобы отмыть испачканную руку.
Смеркалось быстро, и нужно было успеть вернуться в срок. Элмерик глубоко вдохнул и выдохнул. Времени полно, он всё успеет. А вороны — просто дурные птицы, шумят по поводу и без. Успокоиться не вышло. Бард готов был поклясться, что чувствует чужой взгляд, направленный ему в спину. Уже во второй раз он чуть не обернулся.
Прикрыв глаз, Элмерик перешёл на истинное зрение. Холм и колодец выглядели обычными, а о том, что позади, он старался не думать. Может, ему вообще почудилось?
Пройдя ещё десятка два шагов, он убедился — нет, не почудилось. Кто-то крался по пятам и дышал ему в спину. И ладно, если и впрямь мертвец. А что, если Лисандр?
Сердце заколотилось, как бешеное. Больше всего Элмерику хотелось броситься бежать со всех ног, спрятаться за оградой. Но тогда преследователь поймёт, что его обнаружили и может напасть. Пусть уж лучше следит исподтишка.
Дойдя до колодца, бард сбросил ведро и повернул скрипучий ворот. Одной рукой это было делать не так-то просто, но перемазаться в птичьем помёте ещё больше ему не хотелось. Тем более что вторая рука могла понадобиться для защиты: пальцы сами собой сложились в щепоть для отбрасывающего заклятия. Сохранять невозмутимый вид становилось всё сложнее. Цепь слишком медленно ползла вверх, наматываясь виток за витком. Мышцы ныли, всё тело охватила нервная дрожь. Элмерик упёрся коленом в колодезный сруб, и дело пошло быстрее. Закрепив цепь, он ухватил ведро за ручку и потянул на себя, но второпях оступился. Сапоги вмиг разъехались на льду.
Хватая ртом морозный воздух, бард начал неловко заваливаться назад. Ох, только бы опять не сломать чего-нибудь! Он зажмурился,