Президент не просто внимательно следил за тем, как Обрегон исподволь укрепляет свои позиции. У самого Каррансы тоже был определенный план действий на предвыборный период. Прежде всего следовало укрепить внутриполитические позиции правительства, что в условиях того периода означало «умиротворение» мятежных штатов. Что касается внешней политики, то Карранса всегда был готов разыграть националистическую карту, надавив на нефтяные компании США, если бы ему потребовалось сплотить нацию (естественно, вокруг собственной персоны).
Однако не приходится сомневаться: Карранса на самом деле был настоящим мексиканским патриотом и ни за что не пошел бы на компромисс в отношении национального суверенитета страны. «Дон Венус» не испугался прибытия 14 апреля 1918 года шести военных кораблей США в Тампико. (Лансинг в то время советовал президенту Вильсону сконцентрировать в техасских портах Гальвестон и Корпус-Кристи экспедиционный корпус для оккупации всех нефтепромыслов Мексики.)
Экономическое положение страны к концу 1918 года явно улучшалось. Первая мировая война и послевоенное восстановление Европы привели к росту спроса, а следовательно, и цен на мексиканские нефть и драгоценные металлы, прежде всего серебро. Правда, сокращался спрос на медь (на 60-65 %) и хенекен. Но в общем бюджетные доходы росли. Лето 1918 года, в отличие от нескольких предыдущих, которые выдались очень засушливыми, принесло дожди, и урожай в целом позволял прокормить страну.
В конце года до Мексики докатилось страшное мировое бедствие – эпидемия гриппа-«испанки». В обычное время грипп не имел большого значения, однако измученное войной, революциями и голодом население мира умирало сотнями тысяч. В Мексике подобной эпидемии не было никогда. Только в армии из 125 тысяч военнослужащих гриппом переболели 25 тысяч, 1862 из которых умерли. Всего в стране жертвами эпидемии, по разным оценкам, стали около пять миллионов человек, то есть примерно каждый третий житель страны, из которых скончались более 400 тысяч.[67]
Однако Карранса поспешил извлечь политическую выгоду даже из такого страшного бедствия. Дело в том, что особенно сильно от гриппа пострадал обескровленный войной, голодом и блокадой федеральных сил непокоренный Морелос. Больные имелись там в каждом доме, а лекарств, да и просто хорошего питания не хватало. Карранса решил, что представляется прекрасная возможность раз и навсегда покончить с Сапатой (столичные мексиканские газеты со злорадством писали, что «испанка умиротворяет Морелос».)
Сапата, которого пресса Мехико продолжала именовать «варваром» или «Аттилой», очень сильно досаждал «дону Венусу». Во-первых, Сапата в обращениях к нации не прекращал клеймить предавшего революцию «гражданина Каррансу». С учетом обострения противостояния с Обрегоном такая пропаганда могла стать опасной. Во-вторых, Карранса был в курсе попыток помощника Сапаты Маганьи наладить непосредственный контакт с Обрегоном через Аарона Саенса и Либерально-конституционалистскую партию. Наконец, не укрылась от Каррансы и активная дипломатическая деятельность командующего Освободительной армией Юга. Через своих представителей в США и на Кубе Сапата активно пытался представить Каррансу как агента «кайзеризма», что в условиях разгрома Германии могло также оказаться для «дона Венуса» небезопасным.
Здесь стоит отметить огромное внимание, которое Сапата уделял международным контактам. В мире того периода к мексиканской революции вообще не относились как к революции. Мировая пресса считала, что в стране идет обычная латиноамериканская борьба за власть, только немного затянувшаяся. Интересно, что такой точки зрения придерживались не только европейские СМИ, традиционно поглядывавшие на Латинскую Америку свысока. Даже уругвайские или чилийские газеты писали о «варварской Мексике».
Между тем 14 февраля 1918 года Сапата отправил своему представителю на Кубе, бывшему революционному генералу Амескуе письмо, в котором рассуждал об общих чертах мексиканской и русской революций.[68] Он писал: «Мы все, человечество и дело справедливости, сильно выиграем, если народы Америки и нации Европы поймут, что общим делом революций в Мексике и России является дело гуманизма, высшие интересы всех угнетенных людей… Здесь и там мы видим крупных помещиков, жестоких, бесчеловечных, которые на протяжении жизни многих поколений эксплуатировали и мучали массы крестьян. Здесь и там рабы труда… начинают пробуждаться… чтобы отомстить.
Мистер Вильсон был прав, когда недавно воздал русской революции должное, охарактеризовав ее как благородную попытку обрести свободу. Было бы хорошо, если бы он не забывал собственных слов и понимал ясное сходство… а скорее, абсолютное тождество между этим движением и мексиканской аграрной революцией. Обе эти революции направлены против того, что Лев Толстой описал как «великое преступление»: бесчестной узурпации земли…
Неудивительно поэтому, что мировой пролетариат приветствует русскую революцию и восхищается ею, так же как он окажет полную поддержку мексиканской революции… когда осознает ее точные цели».
Это письмо Сапаты разительно выделяется на фоне тогдашних статей мексиканских газет, живописавших, как и СМИ Европы и США, «ужасы большевизма» и распространявших сплетни о национализации женщин и прочих «преступлениях» Ленина и его партии.
Сапата все больше и больше становился настоящим идейным лидером мексиканской революции, на которого стала обращать внимание даже американская пресса. Отметим ловкий дипломатический маневр: крестьянский вождь в процитированном выше письме подчеркивал, что и Вильсон поддерживает русскую революцию (президент США действительно говорил об этом). К сожалению, опоясанной кольцом фронтов Советской России в то время было не до далекой Мексики.
В ноябре 1918 года 11 тысяч солдат правительственной армии во главе с Пабло Гонсалесом вторглись в Морелос. Ослабленная болезнями Освободительная армия Юга не смогла оказать сопротивления и оставила все крупные города и поселки штата. Была захвачена даже ставка Сапаты, и он ушел в горы.
На этот раз Гонсалес применил абсолютно новую тактику. Во всех населенных пунктах были оставлены гарнизоны, а столицу Морелоса перенесли из беспокойной Куэрнаваки в Куаутлу Правительственные силы сразу же взяли под плотный контроль все железнодорожные коммуникации. Репрессий на сей раз не проводилось. В некоторых поселках и городах Гонсалес даже оставил у власти избранное при сапатистах местное самоуправление. Пленных партизан за 55 сентаво в день заставляли восстанавливать разрушенные войной города.[69] В обращении Гонсалеса к жителям Мексики каждому, кто согласится переселиться в опустошенный многолетней войной Морелос, гарантировался участок земли. Мягкость Гонсалеса объяснялась просто: генерал уже видел себя кандидатом в президенты и пропагандировал в качестве своей главной заслуги победу над непобедимым Сапатой.
В города Морелоса постепенно возвращалась жизнь. Стали проводиться ярмарки и народные праздники. Гонсалес конфисковал все плантации сахарного тростника и передал их в управление своим офицерам. У крестьян не отбирали выделенные им во времена Сапаты участки земли.
Гонсалес объявил амнистию, и многие командиры партизанских отрядов сложили оружие, хотя основной костяк командного состава Освободительной армии Юга остался верен Сапате. К тому же Гонсалесу не удавалось привлечь бывших сапатистов к охоте на своего недавнего руководителя. Население Морелоса в подавляющем большинстве тоже хранило верность Сапате. Местные жители, от проституток до мэров, информировали его ставку обо всех перемещениях правительственных войск.
Бои в Морелосе прекратились. Вооруженные стычки возникали только тогда, когда правительственные отряды случайно натыкались на партизан. Маганья предлагал Сапате вообще приостановить на время партизанскую борьбу и дождаться открытого раскола между Каррансой и Обрегоном, который, по его сведениям, был уже не за горами. Однако Сапата не мог полностью прекратить борьбу, ибо собрать вместе крупные силы партизан после долгого перерыва было очень трудным делом. Поэтому сапатисты продолжали совершать вылазки за пределами Морелоса, где они координировали свои операции с частями Феликса Диаса. Пелаес, к которому бежал бывший главный идеолог Сапаты Палафокс, обещал помочь боеприпасами. А в октябре 1918 года силы Диаса и Пелаеса перешли в генеральное наступление против войск Каррансы в соседних с Морелосом штатах.
Карранса назначил Гонсалеса главнокомандующим всеми силами правительства к югу от Мехико (за исключением Юкатана и Чьяпаса), что, помимо всего прочего, отвлекало честолюбивого генерала от политической борьбы. А борьба эта стала открытой с наступлением нового, 1919 года.