В целом к концу 1918 года Карранса чувствовал себя уверенно и приступил к решению основной задачи – обеспечению политической преемственности своего курса. «Дон Венус» не мог баллотироваться на президентский пост в 1920 году – это строго запрещала Конституция. Но он был преисполнен решимости навязать стране своего кандидата, чтобы сохранить в собственных руках бразды реального управления. Испанское слово «импозисьон» («imposición» – «принуждение», здесь – «насаждение») и стало основным политическим термином мексиканской действительности 1919-1920 годов.
Общественное мнение страны в подавляющем большинстве склонялось в пользу Альваро Обрегона. Главным же было, пожалуй, то обстоятельство, что за Обрегоном стояла большая часть революционной армии – основной политической силы Мексики. Многие генералы, офицеры и гражданские политики исходили из того, что Карранса сам назовет Обрегона своим преемником и президентские выборы в стране пройдут без всяких осложнений. Однако Карранса был решительно настроен против былого соратника. «Дон Венус», считавший себя человеком железных политических и этических принципов, расценивал кандидатуру Обрегона как абсолютно неприемлемую именно потому, что не видел у последнего никаких политических принципов. Карранса считал Обрегона беспринципным прагматиком и дельцом, не имевшим политической программы. «Дон Венус» был в курсе попыток сапатистов наладить с Обрегоном контакты, не сомневался он и в том, что с ним помирятся и Вилья, и Пелаес. С точки зрения Каррансы, все это явно доказывало политическую всеядность Обрегона. Все достижения конституционализма могли пойти прахом в случае победы бывшего механика и мелкого бизнесмена из Соноры.
Сам Карранса был видным политиком еще во времена Диаса и не считал, что такие люди, как Обрегон, вообще достойны чести занимать высокие государственные посты. И все же президент говорил в узком кругу о возможности поддержки кандидатуры Обрегона, если тот лично попросит об этом Каррансу и примет все кадровые и политические условия «дона Венуса». Единственным случаем, когда Карранса согласился бы открыто и немедленно поддержать президентские амбиции Обрегона, могла быть военная интервенция США. Ведь даже президент не мог не принять во внимание тот факт, что только Обрегон, лучший генерал страны, сумел бы объединить всех мексиканцев для отпора ненавистным янки.
Обрегон действительно был человеком прагматичным и готовым к компромиссу с самыми разными политическими силами. Вся страна помнила, как в 1914 году он, рискуя жизнью, пытался наладить отношения между Вильей и Каррансой. Тогда, в конце 1914-го, именно бескомпромиссность Каррансы привела страну к братоубийственной гражданской войне, которую прекратил все тот же Обрегон, быстро разбив непобедимого, казалось, Вилью. Теперь бескомпромиссность Каррансы мешала мексиканцам вернуться к нормальной жизни. Ведь даже большинство офицеров правительственных войск считали Сапату и Пелаеса членами «революционной семьи», а на пути к взаимопониманию с самыми разными повстанцами и мятежниками стоял только «дон Венус». Все мексиканское общество, уставшее от многолетней разорительной войны, хотело мира. И символом этого мира был Альваро Обрегон.
Начиная с момента своей отставки с поста военного министра в мае 1917 года он вел скрытую президентскую кампанию, исподволь укрепляя свою политическую базу как в Мексике, так и за ее пределами. В родном штате Сонора Обрегон добился отстранения слишком самостоятельного и радикального, по его мнению, губернатора Кальеса и заменил его своим бывшим заместителем по военному ведомству генералом Франсиско Серрано[61].
Мы помним, что и сама отставка Обрегона с поста военного министра была хорошо продуманным шагом, рассчитанным на будущее. Обрегон предвидел, что Карранса станет вести кампанию под лозунгом борьбы с засильем милитаризма, то есть генералов в политической жизни. Именно поэтому он подал в отставку не только с поста военного министра, но и вообще с военной службы и с юридической точки зрения превратился в обычного гражданина. Он всячески избегал любой, пусть и словесной конфронтации с Каррансой. Наоборот, в ходе губернаторских выборов во многих штатах в начале 1917 года Обрегон стремился уладить противоречия между проигравшими и победившими кандидатами. Это было непросто, если учесть, что в кандидаты в основном выдвигались генералы, которые в случае проигрыша могли легко начать военный мятеж против центральных властей.
Так, например, в штате Синалоа, где в 1913 году Обрегон начал свою успешную военную кампанию против Уэрты, он смог уладить противоречия между «победившим» ставленником Каррансы и проигравшим кандидатом-обрегонистом. Мастер политического компромисса добился того, что оба кандидата чувствовали себя обязанными лично ему, а не Каррансе.
В отличие от последнего, Обрегон прекрасно понимал значение США для внутриполитической стабильности в Мексике. Поэтому еще в 1917 году он отправился с длительной ознакомительной поездкой в Америку, чтобы привлечь на свою сторону СМИ и политический истеблишмент этой страны.[62] В США Обрегон был и без того уже популярен благодаря победам над, казалось, несокрушимым «кентавром» Вильей.
В качестве причины своей поездки в США Обрегон назвал состояние здоровья. Он якобы хотел показаться врачам, так как, лишившись правой руки в 1915 году, страдал нервными расстройствами и пытался свести счеты с жизнью. Распространялись даже слухи, что Обрегон подвержен припадкам эпилепсии, хотя реальные подтверждения этому отсутствуют.
Но многие американцы были убеждены, что Обрегон приехал для того, чтобы возглавить войска США, воевавшие в Европе против немцев. Уже это обстоятельство показывает, насколько сильным был военный авторитет Обрегона в США, а ведь там, как правило, вообще считали мексиканцев неполноценной расой. К тому же в Америке помнили, что именно Обрегон в 1916 году удерживал Каррансу от прямой военной конфронтации с карательной экспедицией Першинга в Чиуауа. Будучи военным министром, он подписал соглашение с американскими военными, которое отказался ратифицировать Карранса. По соглашению американцам разрешалось преследовать Вилью на мексиканской территории даже без предварительного уведомления правительства Мексики.
Таким образом, политический и идеологический фон для визита Обрегона в США был самым благоприятным. Неудивительно, что когда он пересек границу в Аризоне, его встретили военным салютом и эскортом в составе батальона пехоты и двух эскадронов кавалерии, которые сопровождали Обрегона до ближайшего вокзала. Все эти почести (достойные главы государства или, по крайней мере, верховного главнокомандующего) с неудовольствием фиксировал ревнивый Карранса. Правда, американцы выделили Обрегону еще один, незаметный эскорт. Во время американского турне гостя заботливо опекали американские спецслужбы – например, вскрывая всю его корреспонденцию. В охваченных военным психозом США не исключали, что Обрегон может попытаться установить контакты с германкой агентурой. Но ничего подобного американские сыщики не обнаружили, и к концу поездки наблюдение было снято.
Обрегон начал путешествие по США с западного побережья, а затем проехал через всю страну, посетил Сент-Луис и Чикаго и добрался до Нью-Йорка и Вашингтона. Он не скупился на похвалы в адрес американского образа жизни и подчеркивал на всех встречах, особенно с прессой, что хотел бы видеть такие же порядки и в Мексике. Очаровав весьма падких на любую лесть в свой адрес американцев, мексиканец стал героем дня для СМИ. Обрегона принял Вильсон, удостоив его сердечной беседы. По ее итогам президент сделал желательный для гостя вывод – именно на этого прогрессивно мыслящего человека США должны ставить в Мексике.
Прагматично настроенный Обрегон удачно совместил политические цели турне с чисто коммерческими. Дело в том, что после отставки он занялся крупным посредническим бизнесом. Обрегон объединил в кооператив почти всех производителей нута (известного также как турецкий или бараний горох) в штатах Синалоа и Сонора. Нут издавна был одним из основных экспортных товаров Мексики. Он продавался главным образом в испаноязычные страны, где входил в повседневный рацион. Нут закупали и США, особенно активно в годы Первой мировой войны. Апологеты Обрегона считают генерала чуть ли не альтруистом. Мол, раньше, несмотря на высокое качество нута в Соноре и Синалоа, выращивавшие его фермеры получали мизерные доходы. Наблюдение верное: фермерам приходилось брать кредит на выращивание бараньего гороха и потом продавать урожай кредиторам по фиксированной цене (7–8 долларов за центнер). С началом войны цены на нут, как и на все прочие продукты, выросли, но на доходах фермеров это никак не отразилось.