— Эх! Вечная женская проблема: хочу то, не знаю что, и с тем, не знаю кем! Когда уже научитесь формулировать точно желание?
Токореж продолжил озвучивать свою разъяснительную записку, как он называл завёрнутые в красивую обёртку нравоучения.
— Опять бурчишь? — Энжи не на шутку рассердилась, а губки надулись в букву «о».
— Делюсь наблюдениями. Интересные вы существа, смертные. Решай, не медля, в кого превращать. Вон мужчин сколько. Всех хватает. И мздоимцев, и проходимцев, и олигархов, и тех, кому грош цена в банный день. Хотя попадаются порой, в качестве исключения, умные и стеснительные.
Анжела, сжав зубы, оглядела комнату. На подоконнике лежал глянцевый журнал, а на обложке наглела физиономия с лёгкой небритостью. Синий костюм, алый галстук-бабочка и фирменная отрепетированная улыбка.
— Хочу быть Устином Ивановым! — выкрикнула Анжела и зажмурилась, как котик перед дегустацией сливок.
Вмиг показалось, что она ушла глубоко под воду, тело сдавило прохладой со всех сторон, а потом для контраста обдало жаром. На непослушных, подгибающихся ногах протиснулась к чему-то устойчивому.
Открыла глаза: перед глазами призывно сверкала раковина. Анжела упёрлась в мраморную столешницу. Всё плыло и прыгало перед глазами, будто она долго каталась на взбесившейся карусели или превратилась в стёклышко калейдоскопа. С трудом отвела взгляд от глянцевого чёрного фаянса, успев отметиться лбом о прохладную поверхность. Но боли почти не было. За дверью пульсировал невидимый источник электронной музыки.
— Бли-и-и-н, — прохрипела она не своим голосом и извергла содержимое желудка в призывно блестящую раковину, словно отвечая той взаимностью. Когда когтистая лапа спазмов отпустила, умылась и гордо вперилась в зеркало. Оттуда глядел Устин Иванов. Тот самый, который доводит до белого каления публику своими гостями — звёздами эстрады и прочими скандальными особами. Одним словом — массовик популярного шоу; и как завопил:
— Иваныч, ты где пропал?
В туалет Стрип-клуба «Лас-Tochka» ввалился качок лет тридцати, не снимающий зеркальные очки-авиаторы даже в помещении.
— Я… мне нехорошо… — проблеяла Анжела-Устин.
— Да ты чё, щас будет гвоздь программы. Все тебя заждались.
Качок издал неприятный визгливым звук, который никак не вязался с крупным бычьим телом. Он схватил Энжи за шкирку и потащил в зал, мигающий всеми цветами радуги. По вспыхивающему бликами шесту с пугающей легкостью вниз головой спускалась полуголая брюнетка. На своём долгом пути она сладострастно выгибалась, подставляя взорам тяжело дышавшей публики то роскошную грудь, то не менее впечатляющие ягодицы, покрытые вытатуированными поцелуями. Некоторые даже делали ставки: не свалятся ли сверкающие фальшивой позолотой трусики на голову артистке, когда от такого немыслимого напряжения лопнет резинка. Анжела замерла, поглощённая одной лишь мыслью: «Зараза, надо было у Микеланджело попросить такие же ’буфера’, может, ещё не поздно?»
— Девка — огонь! — воскликнул качок и ткнул Анжелу локтем в плечо.
— А? Да.
Что-то напряглось в брюках. Анжела едва успела поймать новое ощущение, как бычара восторженно добавил:
— Смотри, она топает сюда. Круть!
Девица приблизилась, вихляя бедрами, уверенной поступью, несмотря на пятнадцатисантиметровый каблук. «Я даже в шпильках-скороходах не выгляжу столь уверенно», — вздохнула Анжела. В подносочной платформе тех чудесных туфель при каждом шаге таинственно вспыхивали огоньки, будто волны желания, заточённые навсегда по воле волшебного обувщика. Качок пронзительно засвистел и просунул несколько стодолларовых купюр за тоненькую резинку ажурных, точно паутинка, трусиков танцовщицы, когда она недвусмысленно оттопырила упругое бедро.
— Красотка, порадуй дядю, а то грустно.
Он звонко хлопнул девицу по накаченной попке, и Анжела чуть не задохнулась, когда девица, ловко, будто рождена для этого, доверчиво приземлилась к ней на колени. «Проклятье, я же теперь мужик. Что делать?» — в панике думала она, но, к её удивлению, с удовольствием прижала к себе актрису.
— Привет, котик, — манерно протянула стриптизёрша. — Меня зовут Хана.
Её теплое дыхание пахло жвачкой. Хана откинула с ярко накрашенного лица и усыпанной блёстками груди надушенные пряди волос. Анжела не знала, куда девать глаза. Да и девица весила отнюдь не мало. И как назло, уселась на новую часть тела, к которой Анжи не успела еще привыкнуть, а та, как намагниченная, безудержно ринулась вперёд. Анжела подумала: «Бедные мужчины, неужели у них всегда так? А как же они ходят с такими препятствиями?» — но вслух произнесла:
— Эм, очень приятно.
— Я же тебя в телике видела. Ты ведёшь шоу, где болтаешь со звёздами. А меня пригласишь?
Хана потянулась к застежке бюстгальтера, который не столько скрывал, сколько привлекал внимание к будто живущей своей собственной таинственной жизнью груди, но Анжела каким-то чудом перехватила её ладонь, хотя с координацией из-за алкоголя у неё было ай-яй-яй.
— Это, не надо.
— Я тебе не нравлюсь?
Хана, вытянув пухлые губы, изящным жестом скользнула рукой вниз. Анжела ойкнула и покраснела, как никогда в жизни. От того, что нащупала девица, её лицо приобрело страстный оттенок, словно у самки носорога перед случкой.
— По-моему, очень даже…
Хана прищурила густо подведённые глаза.
— Я не знаю… мне… выпить надо.
Энжи спихнула Хану и бросилась к бару. «Фух, отвязалась. Никогда не пила виски. Мужику положено пить виски», — в мозгу проползали вялые ошмётки мыслей. Анжела уселась за стойку.
Заказала у симпатичного бармена с выбритыми височками самый дорогой напиток. Спустя мгновение стеклянный бокал-тюльпан расцвёл перед ней пахучим янтарным содержимым. Поднесла к носу — она видела, что так делают киношные миллионеры — и опрокинула залпом в себя. Рот, горло и пищевод обожгла дымно-йодистая волна.
— Йошкин кот! — вырвалось у Анжелы.
— Устин Александрович, вы как? — бармен обеспокоенно глядел на неё. — Хреново выглядите сегодня.
— Что? Как ты такое посмел девушке говорить?
Парень едва не выронил бутылку, но рефлексы у него работали отменно.
— Ха! Что я несу?! — спохватилась Анжела. — Это моя новая шутка. Бесплатно для тебя. Радуйся. Налей мне ещё.
Вскоре она отключилась. Муть рассеялась лишь когда незнакомый мужик тащил её, как куль с мукой, по светлому подъезду. В зеркалах на стенах, покрытых красивыми панелями под мрамор, отражалось помятое лицо знаменитого телеведущего.
— Устин Александрович, я завтра за вами, как обычно, в восемь подъеду. Вы намекали, что у вас совещание с продюсером.