Читать интересную книгу Тринадцатый апостол - Ричард и Рейчел Хеллер

Тогда единственное, что останется, это сей дневник.

Я смиренно надеюсь на то, что он избегнет забвения и что эти слова явятся указателем и свидетельством существования того, ради чего стольким было пожертвовано, но что не пропало. Затем небеса распахнутся, и пение ангелов отомкнет сердце праведника, потому что они пропоют ему те же слова, какие пели другим до него. Да будут живы они во веки веков в песне обновления, обещающей длиться и длиться».

— Что это? — спросил Гил.

Он ждал ответа, надеясь, что она снизойдет до него.

— Обрывок, засунутый под переплет дневника. Возможно, Элиас сам спрятал его туда почти десять столетий назад.

Сердце Гила взволнованно заколотилось. Это был недостающий кусок головоломки. Часть, о которой, по его сведениям, еще не упоминалось. Именно то, чего он и ждал.

— Больше о нем никто не знает, — добавила Сабби.

— Никто?

— Никто.

— Даже де Вриз? — спросил Гил.

Она покачала головой.

— А Ладлоу знает о нем?

— Знал, — ответила она негромко.

Лицо ее заострилось.

— Что вы имеете в виду? — спросил Гил.

Он ждал ответа, отчетливо сознавая, что в данный момент она пытается облечь в слова то, что ему уже и так стало ясно.

— Ладлоу мертв, — просто сказала она и отвернулась, чтобы снова убрать в папку на молнии пожелтевший клочок бумаги.

Гил схватил ее за плечо и повернул к себе лицом. Хрупкий древний документ полетел на пол. Сабби охнула.

— Что вы имеете в виду под словами «он мертв»? — повел допрос Гил.

— Он мертв, ясно? Он мертв. Вот и все.

— Нет, не ясно и не все. Я имею право знать, что с ним случилось. Я, в конце концов, знал старика. Вы не можете просто сообщить, что он умер, и все тут, — резко выпалил Гил.

У Сабби отчаянно билось сердце, но голос ее оставался твердым. А на лице не отражалось ни грана эмоций.

— Прежде всего, — заговорила она, — ты видел Ладлоу лишь раз, и не больше. Ты не знал его. Если ты можешь думать о нем всего лишь как о каком-то старике, ты его не знал.

Она наклонилась и осторожно подняла с пола упавший обрывок бумаги. Молча поместила его в пластиковое хранилище затянутыми в хлопок пальцами.

И продолжила с той же невозмутимостью:

— Второе: в своем эгоистичном приступе гнева ты чуть не уничтожил то, за что старик, как ты его называешь, отдал свою жизнь.

Гил уставился на древний обрывок. Ему надо бы знать недосказанное. Но расспрашивать было бы бесполезно. Более того, даже не стоило и пытаться. Что бы Сабби ни знала о смерти Ладлоу, она ничего не расскажет ему. Что бы она ни чувствовала, ему этого тоже не выкажут. Вечный и жесточайший контроль. О, как бы ему хотелось увидеть ее расслабившейся. Хотя бы однажды.

Очевидно подведя под разговором черту, Сабби повернулась и направилась в другой угол комнаты, чтобы вернуть древний документ в стенной сейф.

В голове Гила промелькнул образ Ладлоу, который мог умереть из-за десятка различных причин. Его вдруг охватила нешуточная печаль.

«Несчастный старик».

Припомнив пренебрежительную отповедь Сабби, Гил показал ей вслед средний палец. Глупый жест, жест бессилия, но ничего другого в данный момент он себе позволить не мог.

Ну и гадина же!

ГЛАВА 18

Тот же день, позднее утро

Офис переводчиков

Для того чтобы пересечь крохотную клетушку, требовались секунды. Гил мерил ее шагами уже в течение часа. То есть проделал путь от стены до стены сотни раз, и это по самым грубым подсчетам.

«Где, черт возьми, ее носит? Она не имеет права исчезать так надолго!»

Он обнаружил еще одно послание Элиаса! Именно в той, спрятанной в переплете записке. Оно не маскировалось набором цифр, не крылось в определенном чередовании слов. Ничего из того, что могло бы обрадовать взломщика кодов. Это было почище иных компьютерных штучек. О радость открытия! Ощути ее хотя бы раз — и поймешь прелесть работы ради работы.

Звук открывшейся двери заставил Гила остановиться.

— Где, черт возьми, тебя…

— Ой-ой, — произнес де Вриз, входя. И с напускным осуждением погрозил Гилу пальцем. — Не стоит браниться в этих священных стенах.

— Простите, но я ждал не вас.

— Это видно.

Де Вриз принялся рыться в груде книг на полу. Открывал каждый том, перелистывал.

— Все в порядке? — спросил Гил.

Он не видел большого патрона с первого дня своего пребывания в музее. Тогда тот выглядел весьма импозантно. Однако в отрыве от богато декорированной обстановки своего офиса де Вриз ощутимо утратил часть блеска.

— Окажите мне любезность, — произнес он, показывая на старый дубовый стол переводчицы. — Загляните в верхний правый ящик и посмотрите, нет ли там желтой учетной карточки. Три на пять. Со всеми добавочными телефонными номерами…

Гил заглянул в верхний ящик. Там лежала желтая карточка, пара белых хлопковых перчаток и еще кое-что. Очень маленький и словно бы весь лоснящийся револьвер.

— О, оружие. Не беспокойтесь, — с улыбкой произнес де Вриз. — Она не обратит его против вас, пока вы ее не достанете.

Гил уставился на него.

— Эй, я ведь пошутил, — продолжил де Вриз, все так же улыбаясь.

Гил кивнул, задвинул ящик и отошел от стола.

— Послушайте, это Израиль.

— И что, многие ваши переводчики носят оружие? — спросил Гил.

Де Вриз тут же признался, что это не обычная практика, но добавил, что ситуация, в какую попала Сабби, заставила ее принять вполне понятные меры.

— Это не пахло обычным убийством, — сказал он. — Человек, которого она отправила в иной мир, был одним из тех, кто ее изнасиловал. Остальные пока на свободе. Кто знает, может, ей до сих пор грозит опасность… по прошествии всех этих лет. Тут оружие вовсе не лишняя вещь. Иметь его под рукой весьма разумно.

«Она кого-то убила!»

Де Вриз продолжал:

— Если бы военное подразделение Алеф не отвернулось от нее, то она бы…

— Ее выставили из армии? — спросил Гил.

— Нет, Алеф — специальное полицейское ведомство, цвет борцов с терроризмом. Оно начиналось с Ямам, однако позднее отпочковалось и стало независимым подразделением, подотчетным только себе. Сабби была там одной из лучших.

Она прошла тренинг в женских пограничных отрядах, пояснил дальше де Вриз. Отличный снайпер и блестящий стратег. Ее умения и склонности, имевшие «антитеррористическую направленность», были признаны всеми. После первого пограничного рейда Сабби Ямам предложил ей службу в Алефе — особом элитном экспериментальном отряде спецназа.

— Это был первый в своем роде женский отряд спецназа, отсюда и название,[1] — продолжал объяснять де Вриз. — Когда Алеф порвал с Ямам, Сабби предпочла остаться в отряде. Если в ней и есть что, так это преданность делу.

Де Вриз вернулся к просмотру книг, но умолкнуть не торопился:

— Этого никогда не понять, однако после ее ареста ведомство Алеф круто переменило свое отношение к ней. На суде ни один из друзей-офицеров Сабби не дал показаний в ее защиту. Напротив, они даже заявили, что она принялась преследовать и других…

— Других? Она убила еще кого-то?

— На самом деле вам следует обсудить это с ней, знаете ли, — заключил де Вриз и шагнул к двери.

— Минутку, — перебил его Гил. — Я же не могу мимоходом ей бросить: «О, кстати, я слышал, что вас обвиняли в убийстве».

— Вы перегибаете палку, — сказал де Вриз. Он добился своего и теперь выразительно посмотрел в глаза Гила. — Послушайте, — продолжил он, — ее судили и даже признали виновной, это правда, но дело было прекращено в рамках сложной реабилитационной программы. Она уехала в Англию, поступила в университет и постепенно изменила всю свою жизнь. Теперь ее любовь — древности, она с головой ушла в переводы, которые сделались для нее всем. И если она временами бывает вспыльчивой, то, думаю, это ей можно простить.

— Как она снова попала в Израиль?

— Ладлоу встретил ее в лондонском университете, где занимался исследовательской работой и читал лекции. Точнее, его с ней свел некий Сарками, один из наших внештатных художников по металлу…

Гил встрепенулся, услышав уже знакомое ему имя. Де Вриз это заметил, но и тут не умолк.

— Во всяком случае, Ладлоу и его жена Сара, очевидно, взяли Сабби под свое крылышко. Таким образом, когда он пару лет назад привел ее ко мне и попросил дать ей работу, как же мне было ему отказать?

Гил покачал головой.

«Значит, смерть Ладлоу глубоко взволновала ее. Однако она много дней ни словечком об этом не обмолвилась».

— Я должен просить вас в разговорах с Сабби не затрагивать ничего из того, о чем мы тут с вами беседовали, — добавил де Вриз. — Мне бы не хотелось нагнетать нездоровую обстановку. Она и так не была уверена, знаете ли, что вы годитесь для этой работы.