Читать интересную книгу Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая - Сергей Курган

– То есть? Друг кого?

– Его, разумеется, – Серж показал на небо, – Впрочем, у этого слова есть и другие значения, например, «святой».

– У мусульман есть святые? – поразилась Аня.

– В так называемом «народном» исламе и в суфизме, то есть, исламском мистицизме – есть. Но это – долгий разговор.

– А почему этот Али сделал такой подарок?

– Франция при Луи-Филиппе была его союзницей – по сути, единственной союзницей среди великих держав. Так уж сложилось. И французские деньги формировали бюджет Египта, давая Али возможность вести самостоятельную политику: именно при нем Египет стал, де-факто, независимым государством, хотя чисто формально Али считался вассалом турецкого султана, который был одновременно и халифом, то есть, главой всей мусульманской общины мира. Собственно, французское присутствие в Египте, в особенности финансовое, а, как следствие, также и политическое, началось именно тогда.

– Ну, хорошо, подарил – это я понимаю. Но ведь его же еще надо было как-то доставить?

– Ну конечно. Для этого в Александрию был направлен пароход «Луксор», специально для этой цели построенный на верфях Тулона: его трюм был сконструирован для перевозки обелиска. Он и доставил подарок Али в Шербур – французский военный порт на Ла-Манше, а оттуда – по Сене – в Париж. Это было в 1833 году. Но после этого обелиск еще целых три года пролежал здесь, на берегу реки, – Серж махнул рукой в сторону Сены, – ожидая установки. Это, видите ли, было не так просто. И только в 1836 году его, наконец, установили. Причем, эта операция заняла всего три часа.

– Три года ждали и за три часа установили? – спросила Аня с удивлением.

– О да, это так. Кстати, вот тут – на пьедестале – как раз и проиллюстрировано то, как это было сделано.

Аня взглянула на пьедестал – на нем действительно были изображены какие-то механические устройства, напоминающие строительные машины.

– Так, выходит, этот пьедестал – не от самого обелиска? – спросила она.

– Нет, настоящий пьедестал убрали.

– Но почему?

– Вас это, возможно, рассмешит, но его сочли неприличным.

– Но что же там такого могло быть? – Аня была изумлена.

– Обезьяны. Конкретно – бабуины. Они, видите ли, были изображены слишком натуралистично, так сказать, биологически точно. Такие уж были времена.

– А что это за здания? – спросила Аня, указав рукой в противоположную от обелиска сторону.

Она просто не была бы собой, если б не спросила: Серж прав, она действительно страшно любопытна.

– Это – Серж указал налево, за реку – Бурбонский дворец. Там заседает Национальное Собрание, то есть парламент. А напротив – здание, построенное в стиле римского храма – это церковь Мадлен.

Церковь Мадлен, Париж

– Церковь? – удивилась Аня.

– Да, представьте себе! Судьба ее была переменчива, и строилась она долго – 85 лет. Мои русские знакомые называют это «долгострой».

Аня улыбнулась. «Русские знакомые»! Это уже что-то.

– В итоге это здание стало церковью Мадлен, то есть святой Марии Магдалины.

– А что это за проспект? – Аня указала на широкую, обсаженную деревьями улицу, ведущую к Триумфальной арке.

– А это, Аня – они самые – не догадываетесь?

Они? Ой, ну конечно!

– Это – Елисейские поля? – спросила она.

– Именно. 1800 метров рая на земле.

– Рая?

– Ну да: ведь Елисейские поля – так древние греки называли рай. Елисейские поля – это поля блаженных. Обитель вечной жизни.

Елисейские поля Аня еще посмотрит, уж это обязательно. Позже. А сейчас:

– А эти два здания? – спросила она, показывая на два одинаковых павильона на стороне, противоположной Сене.

– Ах, это, – сказал Серж. – Слева – это отель «Крийон». Пристойный отель – здесь часто останавливаются главы государств, в том числе коронованные персоны.

Париж, Елисейские поля. На переднем плане – верхушка Луксорского обелиска, в перспективе – Триумфальная арка.

Аня попыталась представить себе, что такое для Сержа «пристойный отель». Нет, не удастся. Уж конечно, не ее «Рив Гош», с его типично парижским минимализмом. Впрочем, «Крийон» ведь тоже в Париже… Коронованные персоны – однако же!

– А то, что справа, – продолжал он, – Теперь там размещается Штаб Военно-морских сил Франции. А раньше…

Он усмехнулся. Взгляд его стал жестким, колючим. Злым. Аня поняла, то с этим зданием у Сержа связано нечто особенное, очень важное. И очень непростое.

ГЛАВА 5

«ПРИШЕСТВИЕ ПАРИЖА»

Серж молчал. Аня уже подумала, что он не станет об этом говорить, и тактично выжидала: ей казалось, что с этим зданием связаны какие-то травмирующие Сержа воспоминания. Но неожиданно он заговорил снова:

– Раньше здесь находился Гард-Мебль.33

– Это что-то, связанное с мебелью? – спросила Аня.

– В какой-то мере, – улыбнулся Серж. – Вы молодец, Аня: внимательно слушаете, все подмечаете и делаете выводы.

Ане приятны были комплименты, но главным для нее в этот момент было то, что Серж улыбнулся – уж слишком жестким был перед этим его взгляд. Теперь он заметно смягчился. Впрочем, Аня не обольщалась.

– Мебель – да. Все так. Строго говоря, Гард-Мебль означает «мебельный склад». Но вы должны иметь в виду, что слово meubles имело тогда во французском языке более широкое значение, чем сейчас, и обозначало не только мебель как таковую, но и многое другое: драпировки, ткани, обои и так далее, а также всевозможные аксессуары – светильники и прочее. Но главное, что в свое время…

Серж не договорил. Аня видела, что он вновь испытывает раздражение и досаду, которые даже и не пытается скрывать.

– Короче, – собрался он, – Гард-Мебль являлась также хранилищем королевских ценностей. А, по сути, национальных ценностей Франции. Как Алмазный Фонд в Москве или Тауэр в Лондоне. Там были потрясающие вещи: алмазы и другие камни, которым просто нет цены. Поверьте, это не риторическая фигура, это констатация..Вот только охранялись они… Впрочем, правильнее сказать, что они вообще никак не охранялись.

– Это как же? – удивилась Аня.

– А вот так. Это произошло в сентябре 1792 года. Это один из самых кошмарных моментов в истории Франции. Полный хаос, разгул самой отпетой уголовщины, вакханалия насилия и разнузданности озверевшей и очумевшей от вседозволенности толпы. Страшное время.

– Да, революция.

– Революция? – переспросил Серж таким тоном, что Аня вздрогнула.

В его глазах больше не было ни иронии, ни насмешки, ни даже сарказма, а лишь пылающая немыслимым ртутным накалом убийственная белая ярость – словно на миг приоткрылась заслонка, и Аня увидела пламя Преисподней. Она испугалась и, должно быть, побледнела, и Серж это, очевидно, заметил, так как на миг закрыл глаза, а когда он открыл их вновь, в них была лишь усталость – страшнейшая, невообразимая усталость.

– Да, революция… – повторил он опустошенно. – Проклятая революция. И подумать только: в этой стране ежегодно отмечают ее годовщину как национальный праздник. Ну, не кощунство ли? Впрочем, будьте уверены, что вашего покорного слугу вы в числе отмечающих не увидите. Кстати, может быть, это одна из причин того, что я не гражданин Франции…

Серж немного помолчал.

– Революция, – продолжил он, словно размышляя вслух, – социальный переворот… Знаете, когда банку переворачивают, все то, что падало на дно, слеживалось десятилетиями, веками, – подонки, – все это оказывается наверху. Вот и общество подобно этой банке. Если ее как следует встряхнуть, всплывает вся грязь и, простите великодушно, нечистоты – то, что должно быть внизу и там оставаться. Во всех революциях всплывают отбросы. И заметьте, каждая «социальная революция» непременно выпускает из тюрем преступников. Всех, скопом, вне зависимости от того, за что они сидят. И в России в 1917 году было то же самое. Словно они – жертвы прежнего режима, а не обыкновенные уголовники: бандиты, убийцы, грабители, воры – которые должны быть изолированы от общества всегда, при любом политическом строе.

– Неужели выпустили уголовников?

– А вы как думали? Это первым делом.

– Но почему?

– Ну, как же, «классовая» родственность». Точнее, родственность деклассированных элементов, маргиналов. Ведь именно такие и являются движущей силой всех революций. «Социально близкие». А также и «духовно», хотя какой там дух! В общем: «Выходите, друзья, грабьте, воруйте, насилуйте. Убивайте. Пришло время! Свобода, равенство и братство. Ура!» Хам Грядущий превратился в Хама Восторжествовавшего.

Серж молча посмотрел на бывшее здание Гард-Мебль.