меня помнишь! Да я за тебя… Да мы все за тебя…, - и он ушел в подсобку, чтобы не показать слез радости. Все же недостойно воина такую слабость проявить.
— Внукам теперь рассказывать будет, — со знанием дела сказал Горазд, с хрустом закусывая квашеной капустой. — Как самого князя потчевал, а тот узнал его и за службу поблагодарил. Как пить дать, еще и в корчме каждый вечер хвалиться будет!
— Мне не тяжело, а людям приятно, — пожал плечами князь. — Так что там по выработке соли? План перевыполнять нельзя, я тебе говорил уже.
— Обижаешь! — прогудел Горазд. — Все излишки в складе держим, княже. Ты же сам говорил мне, что цены рухнут, если товара много будет. Это чего там? Что за шум?
— Ты! Образина одноглазая! — раздался рев за перегородкой. — Выпить неси, кривая морда!
— Германец какой-то орет, — немало удивился Горазд. — Пришлый, наверное. Наши порядок блюдут. Жупан Бертахар своих в кулаке держит. Во, дурак! Не знает, что за поносные слова в сторону увечного воина двадцать рублей виры заплатит.
— Пришлый? — пристально посмотрел на Горазда князь, а на лице его заходили желваки от гнева. — А откуда он тут взялся? Город у тебя режимный. Тут что, проходной двор теперь?
— Разберусь, княже, — проглотил слюну Горазд. Это был серьезный залет, и он это прекрасно знал.
А шум за перегородкой все нарастал. Из-за столов поднялся десяток крепышей с вислыми усами и бритыми затылками. Парни, прошедшие не один бой, были в увольнении и тратили свое серебро так, как тратят его все воины, и во все времена. Пропивали с бабами.
— Ты, немчура поганая, не видишь, что у него лицо бритое? — ласково спросили они рослого германца, который непонимающе смотрел на них. — Не видишь, дурья башка, что это княжий воин в отставке?
— Парни, я вас не знаю, — ответил тот. — И я с вами не ссорился.
— Ты нас сейчас узнаешь, — уверили его воины. — И ты с нами уже поссорился. Выходи на двор! Разберемся!
— Ну, пошли! — сплюнул германец.
— Я их сейчас!.. — рванул было за ними Горазд.
— Погоди! — положил на его плечо руку князь. Ему нечасто попадались такие сценки. — Интересно же!
— Да что тут интересного? — удивился Горазд. — С ними десятник, я его знаю. Он сейчас этого мальчишку под орех разделает.
Они подошли к двери, стараясь не показываться воинам. Те встали в круг, а раздетый по пояс германец разминал сухощавое, перевитое тугими узлами мышц тело. Десятник не уступал ему в мускулатуре, но был кряжистым, словно дуб, и существенно тяжелее. А ведь парень красив, отметил про себя Само. Белокурый германец был готом из Испании, его выдавал акцент. Внешность молодого воина была вызывающе-диковатой, и он притягивал взгляды местных дам, которые разглядывали его без малейшего стеснения. Бабы бросили работу, и тоже встали в круг, повизгивая от предвкушения. Тут такое случалось нечасто.
— Ставлю рубль на немца! — крикнул князь в толпу. Ему захотелось пошалить, тем более, что он пока еще оставался неузнанным, прячась за спинами людей. — Колени не ломать, по яйцам не бить, глаза не выдавливать!
— Отвечаем! — раздался восторженный рев воинов.
А противники начали осторожное сближение. Воинов учили азам кулачного боя, и для опытного бойца, отслужившего пять лет, не представляло особенной проблемы разобраться с куда более массивным противником, чем он сам. Первый удар был хорош! Германец повел головой, едва успев избежать прямого в челюсть. После этого он бы уже не встал. Удары пошли один за другим, когда-то достигая цели, а когда-то нет. Иногда чужак хлестко отвечал, немыслимо быстро уклоняясь от атак княжеского воина. Иногда он атаковал десятника, пушечными ударами выбивая из него утробный рев. Вскоре они оба стали уставать. Мускулистые тела блестели от пота, а под глазами наливались синяки. Губы недавнего красавца были разбиты в кровь, и расплылись двумя оладьями. Десятник с ревом бросился на гота, обхватив его руками так, что ребра ощутимо захрустели. Немыслимым усилием парень выскользнул из захвата и ударил противника лбом. Тот замер, удерживая кровь из разбитого носа, а потом рухнул наземь, пропустив удар в скулу.
— Порежем суку! — воины потянулись за ножами, а гот отпрыгнул к своему поясу, но тщетно. На его оружие наступил местный корчмарь, выставив вперед наконечник копья.
— Все по-честному было, — затравленно крикнул гот. — Бог накажет вас за такое!
— Тебе на суд идти, парень! — ласково ухмыльнулся щербатым ртом отставной воин. — Руки в гору подними! У тебя двадцать рублей есть? Виру заплатить!
— Что за рубли еще такие? — подозрительно спросил германец. — Это в солидах сколько?
— Шесть солидов и два тремисса, — любезно сообщил ему корчмарь. — Из них половина мне, половина князю.
— Уф, — с облегчением выдохнул гот, — и немного вроде! — но потом неожиданно добавил:
— Нет у меня таких денег.
— Пора, князь! — шепнул Горазд. — Его же убьют сейчас.
— Княжий суд тут будет! — Самослав вышел в круг, а воины стукнули кулаком в грудь и склонили головы. Все, кто стоял вокруг, поклонились тоже. Гот, понимавший словенскую речь с пятого на десятое, удивленно посмотрел на незнакомого воина в богатой одежде.
— Княже, прости, — десятник встал, пошатываясь. — Не знали мы, что ты тут. Этот пес увечного воина хулил…
— Я слышал все, — махнул рукой князь, и обратился к готу. — Кто таков? Как сюда попал? Зачем в мои земли пришел?
— Я Виттерих, сын Виттериха, — сплюнул кровь германец. — Иду из Павии к Новгородскому князю, на службу проситься.
— Ты закон нарушил, — пояснил князь. — Двадцать рублей с тебя причитается виры.
— Нет у меня таких денег, — хмуро ответил германец.
— Тогда в шахту пойдешь, долг отрабатывать, — пожал плечами князь. — Нам тут буяны не надобны. Тут у нас тишина и порядок.
— Меня нельзя в шахту! — побледнел гот. — Я королевский сын! Я найду деньги! У меня в Равенне золото есть. Я там в катафрактариях служил.
— Ты Виттериха сын? Короля испанских готов? — удивился князь. — Так его зарезали давно, и ни про каких его сыновей я не слышал. Дочь у него была, Эрменберга, у которой франки приданое отобрали и домой отправили.
— Я от служанки сын, — смутился гот. — Воспитывался при дворе в Толедо. Он все хотел признать меня, да епископы не позволили. Он же перессорился со всеми.
— Кто подтвердит твои слова? — впился в него глазами князь. — Кто тебя знает?
— Все меня знают, — загрустил гот. — Потому-то и бежать пришлось.
— Что, убьют? — с интересом спросил князь.
— Хуже! — германец даже вздрогнул от жутких воспоминаний. — Женят!
Окружающие жадно ловили каждое слово, особенно бабы, которые видели этого красавца до драки. В глазах каждой первой читалось нешуточное желание оказать ему первую