– Дрянь! Ты такая же дрянь, как и твоя потаскуха мать! Я бы вырвал твой поганый язык, если бы мог!
– Ничтожество! – выплюнула ему в лицо Мадлен. Несмотря на сильную боль, она совсем не испытывала страха, лишь ненависть. Безграничную, выношенную ненависть.
Заслонившись рукой от новых побоев, Мадлен метнула взгляд на брата. Жан-Анри словно прирос к месту и окаменел, в его глазах застыл ужас. И ей стало его жалко. Бедняга, он порабощен чудовищем, которое называет себя их отцом, а на самом деле является подлым убийцей.
– Я запру тебя до самой свадьбы и посажу на хлеб и воду! Ты будешь молить меня на коленях о прощении!
Отцовский крик доносился до слуха Мадлен словно сквозь толстый слой ваты. Ею овладело безразличие. Она не стала сопротивляться, когда Поль Дюфер волоком протащил ее по лестнице и коридору и швырнул на пол в спальне. Щелчок ключа, повернутого с обратной стороны двери, не привел Мадлен в чувство.
Жесткий ворс ковра, на котором она лежала, колол щеку, но ощущения дискомфорта не вызывал. Шевелиться не хотелось, наоборот, состояние неподвижности радовало ее наравне с полным отсутствием мыслей. Мадлен словно проваливалась из этого мира в никуда.
Дневной свет в окне сменился вечерним сумраком, а затем звездным одеялом ночи, наброшенным на землю. Все это время Мадлен провела без движения, лишь равномерно вздымающаяся грудь свидетельствовала, что в ее теле теплится жизнь.
За дверью несколько раз возникал Жан-Анри и шепотом просил сестру ответить. Ему на смену являлась Жервеза. Но все эти обращенные к ней голоса словно раздавались в ином измерении и нисколько ее не трогали, как и тихий шорох за окном, послышавшийся внезапно в ночной тишине.
Словно огромная птица, взметнувшись, возникла на подоконнике человеческая фигура. Некоторое время она оставалась неподвижной. Незнакомец давал глазам возможность привыкнуть к царящей в комнате темноте.
Затем он осторожно спрыгнул на пол и позвал:
– Мадлен…
Голос показался знакомым. Тогда Мадлен, считая, что все это ей чудится, зажмурилась и вновь открыла глаза. Призрак не исчез. Напротив, обрел еще большую реальность. До ее слуха донеслось дыхание ночного гостя, и тогда Мадлен обнаружила свое присутствие, прошептав:
– Я здесь, Шарль, на полу.
– Что ты там делаешь? Я ждал тебя у реки, но ты не пришла, и тогда я…
Он склонился над Мадлен. В это мгновение луна выглянула из-за облаков и осветила лежащую на ковре девушку. Чарлз увидел следы побоев на ее лице и не сдержал возгласа:
– Кто это сделал?
– Тише! – Опираясь на руку возлюбленного, Мадлен села, превозмогая ноющую боль в боку. – Это отец. Мы немного поспорили…
– Немного?! – Чарлз был не в силах сдержать охватившего его возмущения. – Да он избил тебя до полусмерти!
– Чепуха, – отмахнулась Мадлен. – Я ведь пока еще жива. – Она перевела дыхание и попросила: – Помоги мне добраться до кровати. Боюсь, одной мне не справиться.
– О боже! – Чарлз с легкостью подхватил ее на руки и, прижимая к себе, отнес в постель. – Ты не можешь оставаться в этом доме.
– Мне и не придется. – Мадлен откинулась на подушки, еле сдерживая стон. – Через месяц я выхожу замуж.
– У тебя есть жених? Почему ты не сказала мне об этом? – Судя по выражению его лица, известие о предстоящей свадьбе стало для Чарлза потрясением.
– Гастон – хороший парень, но это был не мой выбор. Так решил отец. Алье – известная семья, и ему не терпится с ней породниться.
– Но он не может заставить тебя.
– Может. У него для этого имеются слишком веские доводы, чтобы я могла противиться. Результат у тебя перед глазами. Отец иногда бывает очень убедителен. – Мадлен невесело усмехнулась и вновь поморщилась от боли.
– Тебе необходимо бежать. Поедем со мной в Англию. Твой отец не сможет отыскать тебя там. Я никому не позволю встать между нами.
Чарлз был полон решимости. Мадлен и не подозревала, что за спокойствием светловолосого юноши кроется подобная страстность.
– Я слишком слаба, чтобы решиться на подобное путешествие. Кроме того, отец обладает в Бордери большой властью. Уже на следующий день нас схватят. Тебя вышлют из страны, а меня вернут домой, и тогда всем будет еще хуже. – Она обессиленно закрыла глаза.
Губы Чарлза нежно коснулись ее лица.
– Мадлен, никогда нельзя сдаваться. Верь, моя любовь защитит тебя. Скажи лишь, что я не безразличен тебе и ты готова связать свою судьбу со мной. Клянусь, тебе никогда не придется пожалеть об этом!
– Шарль, – призналась Мадлен, – я никого не люблю так, как тебя, но, увы, судьба слишком поздно подарила нам встречу. Пусть другой мужчина будет обладать моим телом, но сердце я оставлю тебе. Увези его далеко-далеко, и я буду счастлива, зная об этом. – По ее щеке покатилась слеза, отражая заглядывающие в окно звезды. – А теперь поцелуй меня в последний раз и уходи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя в моей комнате. Работники просыпаются рано.
Чарлз неистово приник к губам Мадлен, подарив ей самый нежный и долгий поцелуй.
– Я поступлю так, как ты хочешь, любимая. Но уверяю, что не успокоюсь, пока не освобожу тебя. Завтра я вновь вернусь, а пока спи. И пусть темные мысли не омрачают твой сон.
Он стремительно подошел к окну и растворился в ночной темноте. Мадлен бросила ему вслед печальный взгляд и прошептала:
– Я люблю тебя, Шарль…
Фрея уже несколько раз побывала у давильни, заглядывала в кухню и ходила гулять к реке с Майклом. Но ни разу ей не встретился Габриель. Создавалось впечатление, что он послушно выполнял требование больше не преследовать ее.
К концу дня молодая женщина уже сожалела, что так грубо обошлась с ним накануне. Она и представить не могла, как ей будет одиноко без колких насмешек Габриеля. Приходилось придумывать множество занятий, чтобы избавиться от этого чувства, но безрезультатно. Где бы Фрея ни оказывалась, ее глаза невольно искали кареглазого красавца соседа.
Я поступила совершенно правильно, запретив Габриелю появляться в «Дюфере», твердила она, словно пытаясь убедить себя в верности принятого решения. В конце концов наши отношения не привели бы ни к чему хорошему, а только к ненужным пересудам. Однако сердце ее думало иначе.
К ужину кухарка испекла сливовый пирог, и молодая женщина вновь подумала о сладкоежке Габриеле. Она представила, сколько восторгов и комплементов вызвало бы у него подобное лакомство. Совесть назойливым червячком продолжала грызть изнутри. Нет, не следовало обижать Габриеля, он ведь не сделал ничего плохого.
Уложив Майкла в кровать и дождавшись, пока он заснет, Фрея прокралась в кухню и, отыскав остатки пирога, завернула их в бумагу. Она решила, что, чем мучиться, лучше пойти к виновнику ее беспокойства и помириться. Тем более что для встречи имеется такой повод, как сливовый пирог.