Мадлен хотела сообщить няньке, что и не ложилась, но вовремя удержалась. Жервеза отнюдь не глупа и может о многом догадаться. Пусть все происшедшее останется тайной. Самое главное – чтобы никто из окружающих не заподозрил причины столь неожиданной перемены в ее настроении. Придется контролировать каждый свой шаг, чтобы ненароком не выдать, как ликует сердце в груди, а с губ так и рвется имя возлюбленного.
– Отец уже встал? – поинтересовалась она у няньки, надеясь, что сможет улизнуть из дома до того, как Поль Дюфер проснется.
Со дня смерти матери прошло уже много времени, но Мадлен все еще избегала встреч с отцом. Не то чтобы он вселял в нее страх, нет, она опасалась, что не сможет удержаться и в ответ на его обычные упреки заявит, кто подлинный убийца Себастьена. Тогда ей придется нарушить клятву, данную Соланж, и раскрыть Жану-Анри секрет его рождения. Мадлен не могла себе позволить ничего подобного. Это значило бы предать доверие матери.
Пока ее любимица умывалась, Жервеза приводила постель в порядок. Горячо привязанная к Мадлен с тех самых пор, как приняла ее от Соланж во время родов, женщина тяжело вздохнула.
– Хозяин уже спустился вниз и завтракает. Паньоль ждет его на виноградниках.
– Черт! – Мадлен не смогла сдержать ругательства.
Нянька укоризненно взглянула на нее.
– Не дело это, девочка, бегать от отца. Ты даешь повод к пересудам. Все работники только и судачат о строптивой хозяйской дочке.
– Пусть. Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. – Мадлен повернула к ней наполовину намыленное лицо. – Если честно, то я их ненавижу. Все они, как отец. Никто из них и пальцем не пошевелил, когда он обижал маму. Если мне представится возможность бежать отсюда, я это сделаю.
– Не говори то, о чем впоследствии можешь пожалеть, девочка, – предостерегла ее Жервеза. – «Дюфер» твой дом, и ты всегда будешь связана с ним. Он не в ответе за поступки твоего отца. В тебе течет кровь этой земли, а значит, ни ты, ни твои потомки нигде более не смогут чувствовать себя так свободно, как здесь. Человек без родины все равно что птица с подрезанными крыльями.
– Ох, Жервеза! Твое сердце слишком наполнено добротой, чтобы ты могла видеть всю низость окружающих тебя людей. – Мадлен подошла и порывисто обняла няньку. – Ты и мама всегда были рядом со мной. Теперь осталась лишь ты. Знай же, если до сих пор я не покинула «Дюфер», то лишь потому, что твое присутствие здесь облегчает мою жизнь.
– У тебя есть Жан-Анри, твой брат… – начала Жервеза, но Мадлен грустно покачала головой.
– Был. Он слишком предан отцу и не желает слышать в его адрес ни малейшего упрека. Я люблю Жана-Анри, но не доверяю ему. Он не поддержал меня, когда я воспротивилась желанию отца выдать меня замуж.
– Думаю, во всей округе не нашлось бы никого, кто сказал бы, что Гастон Алье плохая партия для девушки из порядочной семьи, – заметила Жервеза.
– Гастон – хороший парень, но мои чувства к нему скорее сестринские. Зачем Бог дал мне сердце, если я не имею права на любовь? – спросила Мадлен.
– Тебе необходимо уже вырасти, милая. Это наша с Соланж ошибка. Мы рассказывали нашей малышке слишком много сказок. Увы! Любовь, о которой ты говоришь, редко покидает волшебный мир. Поверь, для того чтобы двое были счастливы в браке, довольно лишь взаимного уважения и доброты. А любовь – это лишь иллюзия.
– Не верю! – перебила ее Мадлен с каким-то отчаянным упрямством. – Любовь есть. Я знаю!
– Откуда, глупышка? – И Жервеза нежно погладила ее по голове.
Мадлен еле удержалась, чтобы не рассказать ей о Шарле. Она прекрасно понимала, что добродушная нянька воспримет англичанина как угрозу для чести ее воспитанницы и тут же донесет отцу, нимало не сомневаясь, что делает доброе дело.
После того как Жервеза ушла, Мадлен оделась и с тоской посмотрела из окна в сторону Шаранты. Ей безумно хотелось видеть Шарля, почувствовать ласковое прикосновение его губ… Но нельзя. Чем меньше ее будут видеть в компании английских студентов, тем надежнее. Господи, до вечера еще целый день! Быстрее бы он закончился!
Ужин в семейном кругу превратился в настоящее испытание. И Мадлен собрала все силы, чтобы с честью выдержать его. Она сидела напротив отца и хранила молчание, не поднимая глаз от стоящей перед ней тарелки.
Поль Дюфер тоже не стремился к общению с дочерью. Лишь Жан-Анри, похоже испытывающий неловкость от царящего за столом напряжения, пытался создать видимость разговора, но тщетно. Все его слова словно проваливались в пустоту, и от этого атмосфера за столом становилась все невыносимее.
– Мадлен…
Поль Дюфер отодвинул свою тарелку и поднял тяжелый взгляд на дочь. Его голос прозвучал подобно удару кнута в руках циркового дрессировщика. Это сравнение сразу же пришло ей на ум, и она не смогла сдержать усмешки. Сейчас последует «Алле-ап!».
Когда глаза Мадлен встретились с его, в них читался вызов. Секунду они не моргая смотрели друг на друга, словно скрещивали шпаги. Затем отец не выдержал и отвел взгляд в сторону. Девушка мысленно поздравила себя с победой.
– Мадлен, – повторил он, и на этот раз его голос прозвучал несколько миролюбивее. – Скоро твоя свадьба, дочка, а у тебя совсем нет приданого. Твоя мать не считала нужным позаботиться о нем.
Он замолчал, обдумывая следующую фразу, а Мадлен сжала под столом кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони. Этот подонок смеет в чем-то упрекать Соланж. Даже мертвую он не желает оставить ее в покое!
– Завтра Гастон, твой жених, собирается ехать в Коньяк с поручением от отца, – продолжил Поль Дюфер. – Ты отправишься с ним, чтобы сделать необходимые покупки. Думаю, Жервеза поможет составить тебе список. Заодно лишний раз пообщаешься с Гастоном, а то парень обижается, что каждый раз на его приглашения ты отвечаешь отказом. Не дело так поступать, дочка. Что подумают о нашей семье люди?
– Насколько я помню, Гастон не у меня просил руки. С этим он пришел к тебе. – Мадлен сначала не поняла, что уверенно прозвучавший голос принадлежит ей. – Мне кажется, ты преувеличиваешь его страсть ко мне. Если вместо меня с ним поедет кто-то другой, он даже не заметит подмены. Его куда больше порадует твое общество. Придется тебе самому ехать и покупать мне свадебное платье и белье. Да, и не забудь о подвязках. – Последнюю фразу она произнесла пренебрежительным тоном.
Поль Дюфер онемел от подобной наглости. Его лицо стало медленно наливаться кровью.
– Мадлен, извинись перед отцом! – Предчувствующий беду Жан-Анри сделал попытку спасти бунтарку.
Поздно! Поль Дюфер с необычайным для своего возраста проворством оказался подле дочери, прежде чем она что-либо сообразила, и мощной пощечиной сбил с ног.