Читать интересную книгу Мушкетер - Даниэль Клугер

Словом, как я уже сказал, Атос восхищал меня благородством и глубиной своих суждений, он представлялся мне полубогом.

Наверное, я мог бы считать тогдашнюю свою жизнь безмятежной. Но кое-что мешало мне быть счастливым по-настояшему. Моя самоуверенность и наивная самовлюбленность сочетались с внутренней неуверенностью. Разумеется, это было связано с прошлым. Время от времени я вспоминал о том, что поклялся отыскать убийцу отца и отомстить ему. От этого я чувствовал себя неуютно и, стараясь уйти от прошлого, погружался в стихию бурной парижской жизни. Но чтобы даже при этом память о долге перед отцом сохранялась, я продолжал таскать во внутреннем кармане камзола его письмо, изрядно потершееся по краям. Нет, я так и не решился отправиться на розыски загадочного Исаака Лакедема. Но записка, адресованная этому человеку, постоянно находилась при мне.

Следует отметить, что одна сторона жизни парижской молодежи вызывала у меня некоторое смущение и в то же время жгучий интерес, простительный в моем возрасте: любовные похождения товарищей по службе. Не то чтобы я порицал их за интрижки, напротив – я бы и сам не прочь был завести возлюбленную. Воображение частенько рисовало мне знатных красавиц, бросавших благосклонные взоры на статного молодого гвардейца. Но до поры до времени соблазнительные картины так и оставались плодом воображения – знатные дамы, которых мне доводилось видеть во время несения караула в Лувре, не обращали на меня никакого внимания; что же до их служанок, то я испытывал непреодолимое смущение в присутствии этих озорных и насмешливых девиц. Продажная любовь меня тоже не привлекала. Так что оставалось лишь мечтать, да к тому же скрывать мечты от своих новых друзей, особенно от убежденного женоненавистника Атоса.

Однажды вечером, в первых числах сентября, сменившись после караула, я возвращался домой. Задумавшись, я и сам не заметил, как оказался на Новом мосту, недалеко от того места, где совсем недолго снимал комнату по приезде в Париж. Уже наступила ночь, первая ночь полнолуния. Сияние лунного диска заливало Сену желтым светом, превращая окрестности в подобие подземного мира. То ли и в самом деле живописные трущобы, выходившие на набережную, походили на созданный адским архитектором чудовищный город Дит, то ли действительность была менее пугающей, и все страхи рождались лишь моим воображением, распаленным неудачами и бесплодным ожиданием. Так или иначе, я взошел на мост и остановился точнехонько посередине, глядя в черную глубину. Плеск воды, казалось, влек меня прыгнуть и укрыться там, на речном дне. С содроганием я представил себе, сколько несчастных, которые свели счеты с жизнью или стали жертвами ночных грабителей, избавившихся от тел таким способом, покоится там. Одна лишь мысль о том, что после смерти я окажусь в таком обществе, мгновенно излечила меня от слабой тяги к самоубийству – если только она и правда зародилась в моем сознании.

Внезапно я услыхал слабый крик на берегу. Поглядев в ту сторону, откуда он донесся, я увидел фигуру женщины, бежавшей вдоль реки, которую преследовали два темных силуэта. Я бросился к ним навстречу. Уже через мгновение стало понятно, что два явных разбойника (таких немало было в окрестностях Нового моста) преследовали женщину. Сердце мое забилось – не от бега, разумеется, но от предчувствия рыцарского приключения. В молодости каждый мечтает о чем-то подобном.

– Не бойтесь, сударыня! – воскликнул я, преграждая дорогу преследователям. К большому моему разочарованию, те даже не сделали попытки сопротивляться и продемонстрировали куда больше прыти в спешном отступлении, чем ранее – в атаке.

Спасенная девушка тем не менее не спешила меня благодарить. И то сказать – внезапно выскочивший из темноты вооруженный человек мог оказаться опаснее прежних грабителей. Я тут же отступил на шаг, сорвал с головы шляпу и отвесил самый учтивый поклон, на который был способен.

– Надеюсь, вы позволите проводить вас? – произнес я после этого. – Время позднее, а места здешние небезопасны, как вы уже могли это заметить.

Незнакомка короткое время колебалась. Но видимо, я имел вид человека, заслуживающего доверия, поскольку она кивнула и опустила шаль, которой до того прикрывала лицо.

Как я уже говорил, ночь была очень светлой. Взглянув на спасенную, я испытал разочарование. Бедняжка оказалась очень молода – лет семнадцати, не более, – но при этом, увы, некрасива. Не то чтобы черты ее лица отталкивали, но внешность ее была далека от идеала, который я создал в своем воображении. Ни белокурых локонов, ни безукоризненной линии носа, ни алых пухлых губ. Даже при свете луны можно было заметить, что незнакомка смугла, волосы ее темны, может быть, черны, нос длинноват, а глаза слишком глубоки, чтобы можно было оценить их блеск. Ее внешность вполне описывалась словом «невзрачная».

– Благодарю вас, сударь, – сказала она, и мое впечатление несколько улучшилось – голос бедной девушки оказался очень красив и звучен. Такой голос должен был бы принадлежать сказочной красавице. Но природа распорядилась иначе и, видимо, в утешение даровала ей выразительный и глубокий голос. – Благодарю вас, я охотно воспользуюсь вашей любезностью. Живу я недалеко.

Я предложил ей опереться на мою руку, и мы пошли в сторону, указанную девушкой. По дороге я выразил удивление, что она в столь поздний час рискует ходить по городу одна.

– Я навещала больную подругу, – объяснила девушка, – и засиделась дольше обычного. Отец в таких случаях отправляет за мной слугу, но, по всей видимости, я разминулась с ним. Так что в неприятную историю едва не угодила по собственной вине: надеялась сократить путь, потому и свернула с безопасных улиц в эти трущобы. И вместо доброго старого Жака наткнулась на двух оборванцев, которых вы, сударь, столь храбро прогнали.

Я пробормотал что-то вроде: «Пустяки, совершеннейшие пустяки, сударыня…»

Молодость жестока. Я совсем не испытывал удовлетворения от благодарности столь некрасивого существа, каким показалась мне моя спутница. Впрочем, была еще одна причина – я не чувствовал себя таким уж спасителем. В моих родных местах девушки ничуть не боялись ходить без провожатых: многие, на манер испанок, носили в высокой прическе стилет и могли постоять за себя и свою честь.

Пройдя вдоль набережной почти до городских ворот, мы свернули к центру города. Здесь было куда оживленнее, горели яркие фонари, словом – я вполне мог избавить мою спутницу от своего присутствия. Но нет – девушка крепко сжимала мою руку и явно не спешила меня отпускать. Делать было нечего. С трудом подавив вздох, я обреченно брел по улице Могильщиков, а на руке моей висела малопривлекательная девица в черном плаще и черной же шали. Думаю, мы представляли забавную пару, потому что некоторые встречные прохожие окидывали нас с ног до головы. Правда, никто не усмехался – и я уже сожалел об этом: оскорбительный взгляд какого-нибудь местного щеголя избавил бы меня от роли провожатого.

По счастью, примерно через четверть часа мы свернули на улицу Кассет и остановились у углового дома.

– Здесь я живу. Итак, сударь, еще раз примите мою благодарность, – промолвила моя спутница.

Я молча поклонился, испытывая облегчение от мысли, что выполнил долг благородного человека и теперь могу наконец вернуться в свое скромное жилище. Но девушка легонько коснулась моей руки и добавила:

– Я хочу представить вас моему отцу. Надеюсь, вы не откажетесь?

Никакого желания знакомиться с отцом девушки у меня не было, но и отказать ей в этом я не мог. Пробормотав: «Почту за честь», я поднялся вслед за ней по ступеням крыльца. Тут она трижды ударила в дверь молотком, висевшим на бронзовой цепи. Дверь тотчас распахнулась, словно некто за дверью давно уже ждал этого стука. На пороге стоял пожилой мужчина в скромном одеянии.

– Наконец-то! – взволнованно воскликнул он. – Ах, госпожа Рашель, ваши родители не находят себе места! Они уже в третий раз отправили Жака вам навстречу!

– Все обошлось, добрый мой Юго, – ласково отозвалась девушка. – Этот господин был так любезен, что проводил меня до дома, так что никаких неприятностей со мной не случилось.

Юго – как я понял, старший слуга – окинул меня внимательным взглядом, после чего низко поклонился.

– К вашим услугам, милостивый государь, – сказал он с достоинством, которое встречается у слуг из хороших домов и которое порой не уступает достоинству их знатных хозяев. – Мой господин не преминет лично поблагодарить вас. Нынче парижские улицы не столь безопасны, хотя власти буквально наводнили их полицейскими агентами.

С этими словами Юго сделал шаг в сторону, приглашая нас с юной Рашелью войти.

В прихожей горели несколько светильников, укрепленных по углам. В их ровном неярком свете тяжелым блеском переливались бархатные шторы на окнах и дорогая обивка стен. Не успел я осмотреться, как высокие резные двери распахнулись и на пороге появился еше один человек. Он был несколько моложе Юго, а черный бархатный камзол, затканный золотыми и серебряными нитями, стоил наверняка больше десятилетнего жалованья почтенного слуги. Заключив в объятья Рашель, он повернулся ко мне. Взгляд его был острым и проницательным, черты смуглого лица, обрамленного черной с проседью бородой, показались мне жесткими и решительными. Голова его покрыта была черной бархатной шапочкой, вроде тех, какие носят настоятели монастырей.