Читать интересную книгу Мушкетер - Даниэль Клугер

К сожалению, два этих случая с большой натяжкой могли быть названы воинскими подвигами. И уж конечно, я мечтал совсем о других боях и походах. Так что к концу первого месяца в Париже я совсем пал духом. Будущее, представлявшееся мне ранее ровной широкой лестницей, оказалось если и лестницей, то узкой, винтовой, со сломанными перилами и зияющими провалами вместо ступеней. Деньги, взятые из дома, подходили к концу. Я уже подумывал о том, чтобы заложить оба пистолета и, возможно, даже продать Вулкана. Последнее обстоятельство приводило меня в полное уныние. Но к рекомендованному мне отцом Исааку Лакедему я все еще не хотел обращаться – хотя письмо к нему, изрядно потертое, лежало во внутреннем кармане моего камзола. Может показаться странным, но мне даже в голову не пришло вскрыть его и прочесть, что именно написал Авраам де Порту старому своему знакомому. И дело было вовсе не в отсутствии любопытства – я просто инстинктивно старался отрешиться от всего, связанного с обстоятельствами моего происхождения. Обилие мрачных и опасных тайн, обрушившееся на меня, должно было остаться в прошлом. Пока же, впрочем, настоящее совсем не радовало, а будущее невозможно было разглядеть.

Нельзя сказать, что я сразу же погрузился в пучину отчаяния. Нет, первые недели каждый вечер, прежде чем отойти ко сну, я вслух предавался мечтам о будущей карьере. В мечтах этих я рисовался себе как минимум маршалом Франции, героем и, конечно, богачом.

Единственным моим слушателем при этом был Мушкетон. В этом малом удивительным образом сочетались хитрость и наивность. Наивность, по сравнению с которой я представлялся себе умудренным опытом зрелым мужем – притом, что мы были ровесниками. Во всяком случае, Мушкетон был вполне уверен в близком осуществлении моих мечтаний, а заодно, естественно, и своих. Правда, он видел себя в будущем не столько моим товарищем в походах, сколько управляющим тех многочисленных поместий, которые я, по его убеждению, непременно получу от его величества во всех французских провинциях.

К сожалению, действительность чем дальше, тем меньше способствовала такому оптимизму. Так что хотя и позже меня, но Мушкетон тоже изрядно осунулся и даже помрачнел. Однако следует отдать ему должное – мой слуга не бросал меня и избегал разговоров о невыполненных условиях нашего договора. Он только все чаще отпрашивался «для занятий ремеслом», и я нисколько не удивился бы, если б мой слуга в один прекрасный день угодил за крепкую решетку: вряд ли парижский прево поощрял его ремесло, которое, как я догадывался, связано было не только с недозволенной охотой на перепелов и куропаток.

Целыми днями я без всякой цели слонялся по улицам. Ноги сами вели меня в Немурское предместье, где располагались квартиры мушкетерской роты. Здесь я мог часами простаивать, с завистью глядя на молодцов в голубых плащах с белыми крестами в обрамлении красных и золотых языков пламени. Когда мне надоедало глазеть на мушкетеров, я возвращался в Юдоль Печали, в какую-нибудь таверну и оставался здесь до глубокой ночи. Так прошел первый месяц моей парижской жизни. Я начал опасаться, что в конце концов могу превратиться в обозленного на весь свет неудачника, годами безуспешно таскающего ненужную шпагу по передним знатных вельмож. Несколько раз мне доводилось встречать таких господ – с потухшим взглядом, печально обвисшими усами и столь же печально обвисшими полями шляп, в потертом платье и сапогах со сбитыми каблуками.

В подавленном настроении я забрел однажды в трактир «Двенадцать апостолов», расположенный на улице Феру. Сев за стоящий в углу стол, я тянул дешевое вино, совершенно не представляя, как и куда пойду дальше. За соседним столом, лицом ко мне и тоже в одиночестве, сидел человек лет тридцати в мушкетерском плаще. Черты его лица были весьма примечательны. Изящно вырезанные ноздри орлиного носа, чуть удлиненный овал лица и матовая белизна кожи, оттененная черными усами и маленькой бородкой, вызвали в памяти образы вельмож прежних времен, о которых изредка рассказывал мне отец. В то же время это благородное лицо было чрезвычайно мрачным, тронутые сединой волосы в беспорядке падали на высокий лоб, а взгляд глубоких глаз направлен был в одну точку. Мушкетер даже не шевелился, когда слуга приносил выпивку. Единственным движением, которое он себе при этом позволял, было движение руки, подносившей полный стакан ко рту и ставившей на стол стакан опустевший.

Перед ним уже образовался настоящий забор из опустошенных за короткое время бутылок; останавливаться он явно не собирался, но с каждым новым стаканом лицо его становилось все мрачнее, а глаза, казалось, западали все глубже.

Как я уже говорил, на вид ему было лет тридцать или чуть больше. Хотя я мог ошибаться. Незнакомый мушкетер относился к тем людям, которые словно пребывают вне возраста. Глянешь на такого человека – и принимаешь его за юношу, но уже через мгновение понимаешь, что он далеко не молод, скорее, приближается к порогу старости! А спустя короткое время думаешь – да нет же, он молод, хотя, конечно, не юноша.

Поперек стола, словно граница, отделявшая пустые бутылки от полных, лежала шпага в кожаных ножнах. Некоторое время я, словно невзначай, разглядывал его, не столько с любопытством, сколько с недоумением. Мне казалось странным, что человек, достигший предела мечтаний (моих мечтаний, разумеется), может проводить время вот таким образом – в полном одиночестве и явно плохом расположении духа. «Нет, – подумал я в тот момент, – надень я вожделенный плащ, ни на минуту не сходила бы с лица моего счастливая улыбка. Даже в момент смерти – на войне, разумеется, от вражеской пули или шпаги – я бы торжествующе улыбался. Этому достойному господину, видимо, не хватает в жизни слишком многого. Мне бы хватило с избытком того, чем он уже владеет».

Меня разобрало любопытство. А так как я никогда не отличался чрезмерной стеснительностью, то, улучив момент, когда слуга отправился за очередной бутылкой, подошел к столу мрачного мушкетера. Он никак не прореагировал на мое появление, по-моему, даже не заметил меня.

– Позвольте к вам присоединиться, – сказал я. Мушкетер медленно поднял голову и окинул меня ничего не выражающим взглядом. Молча кивнул. Я пододвинул скамью и сел. Он некоторое время еще смотрел на меня, затем повернулся к слуге и так же молча показал ему один палец, после чего ткнул в мою сторону. Слуга тотчас принес второй стакан и еще одну бутылку вина. Наполнив мой стакан, мушкетер сделал приглашающий жест рукой. Если не считать этого, он продолжал держаться так, словно меня рядом не было.

– Наверное, вам мешает мое присутствие? – спросил я спустя какое-то время, чувствуя все большую неловкость.

– Ничуть, – ответил он безразлично. – Впрочем, можете уйти. Или остаться. Как вам угодно.

Голос его был звучным и ясным, и говорил мушкетер так, словно пил лишь воду – хотя от такого количества выпитой воды тоже можно было изрядно охмелеть. Видя, что я продолжаю сидеть, не притрагиваясь к угощению, он приглашающе поднял свой стакан и, видимо решив проявить вежливость, произнес:

– Ваше здоровье, господин… господин?

– Портос, – представился я своим новым именем.

– Атос, – сказал он безразлично.

Решив, что он не расслышал, я поправил:

– Портос, сударь. Меня зовут Портос, вы не расслышали.

– Прекрасно расслышал, – ответил мушкетер флегматично. – Вас зовут Портос. Атос – это мое имя. – Он осушал стакан и вдруг разразился громким смехом. – Бывает же такое! Портос! Атос! Да от таких имен, сударь, собаки дохнут – если верить господину Тальману де Рео!

На шум подбежал слуга. Мушкетер сказал:

– Портос. Представляешь, Гримо?

Гримо посмотрел на меня, скупо улыбнулся и, успокоенный, отошел. Мне подумалось, что слуга и господин составляют прекрасную, хотя и очень странную, пару.

Между тем короткий приступ веселости прошел. Г-н Атос снова впал в меланхолию, изменилось лишь то, что теперь, прежде чем выпить, он чуть приподнимал стакан в мою сторону. При желании это можно было истолковать как любезность, мол, пью за ваше здоровье. Я кивал в ответ – но, конечно, угнаться за мушкетером не мог никак. Да и не испытывал особого желания напиваться.

Спустя примерно полтора часа слуга Атоса приблизился и что-то шепнул на ухо своему господину. Атос проявил признаки слабого интереса.

– Ты уверен? – спросил он. Как я уже говорил, в его голосе не угадывалось ни малейших признаков опьянения.

Гримо кивнул.

– Хорошо, – сказал Атос. Вытащив из кармана кошелек, он бросил его слуге. – Расплатись. Вынужден вас оставить. Служба! – сказал он мне. – Рад был познакомиться. Вы чертовски приятный собутыльник, Портос. Портос! Ха! – Он снова коротко хохотнул, поднялся, прицепил к поясу лежавшую на столе шпагу, надел шляпу и направился к выходу. Двигался он прямо, но, присмотревшись, можно было заметить в его походке некоторую неуверенность.