Вернувшись опять в кухню, Александр поставил ведра с молоком и яйцами на стол и подбросил в огонь еще немного дров.
— Когда готовишь яйца, огонь не должен быть сильным, — объяснял он Тесс, наливая оливковое масло в небольшую железную кастрюльку на длинной ручке и покачивая ее, чтобы дать маслу растечься по поверхности.
Тесс слушала, как Александр учил ее контролировать огонь в плите, наблюдала, как он делает начинку для омлета из шпината, грибов и лука-шалота. Он показал ей, как пыхтят овощи, обжариваясь в оливковом масле с зубчиком чеснока. Пока готовились овощи, Тесс слушала, как Александр объясняет ей каждую мелочь, и просто наслаждалась звуком его голоса. Мягкого, глубокого, теплого, как солнце Прованса, и очень французского. Она решила, что у Александра очень приятный голос.
Тесс смотрела, как быстро, умело, но левой рукой, он разбил яйца в чашку. Мужские руки. Именно их Тесс научилась замечать и бояться. У Александра были большие руки с длинными, тонкими пальцами художника. В этих руках чувствовалась сила. Это пугало Тесс и одновременно пробуждало в ней нежность. Руки мужчины не казались ей больше такими уж страшными.
Александр энергично взбил яйца, смешал их с молоком и вылил эту смесь на раскаленную сковороду. Когда яйца были готовы, он выложил на них начинку из шпината. Легким движением руки сложил омлет вдвое. Сгорая от любопытства, Тесс спросила Александра:
— Где вы научились так готовить?
Размолов в ручной мельнице несколько горошин перца, он слегка посыпал им готовый омлет. Александр так долго молчал, что девушка начала уже было думать, что он не ответит на ее вопрос. Но, в конце концов, он заговорил.
— Когда мне был двадцать один год, я поехал в Италию. Я хотел рисовать, хотел учиться этому у мастеров. Но у меня не было денег и некому было дать их мне. Я вынужден был искать работу, — кривая усмешка тронула его губы. — Я случайно встретил итальянского пэра, которому срочно нужен был французский повар. Как вы знаете, французские повара всегда пользуются спросом. Я убедил его, что как нельзя лучше подхожу для этой должности. — Улыбка Александра переросла в озорную усмешку и он добавил: — Я абсолютно не умел готовить.
Тесс изумленно взглянула на него и засмеялась.
— Вы шутите?
— Нет, — заметил Александр. — Не шучу.
— Но… но… — давясь от смеха, произнесла девушка, — что сделал этот пэр, когда все стало ясно? Он вышвырнул вас на улицу?
— Нет. Фактически позже он стал первым человеком, который помог мне материально. Я рисовал портреты всей его семьи.
— Он рассердился, узнав, что его обманули?
— Конечно.
— Но тогда почему помог?
— Может быть, — мягко перебил ее Александр, — он чувствовал, что каждый человек заслуживает счастья.
Тесс размышляла над словами Александра, глядя, как тот перекладывает готовый омлет на тарелку. Затем он понес омлет к столу и, проходя мимо нее, сказал что-то. Его голос был так тих, что Тесс с трудом расслышала его слова.
Он сказал:
— Вам нужно почаще смеяться, мадемуазель.
После обеда Александр отправился рисовать, а Тесс продолжила сражаться с пылью и паутиной.
Она протирала мебель, подметала, мыла стены и открывала окна, чтобы изгнать из комнат душный затхлый воздух. И хотя работа продвигалась медленно и она часто останавливалась, чтобы передохнуть, к вечеру Тесс удалось убрать три комнаты.
Намочив тряпку в ведре воды, стоящем рядом с ней, Тесс еще раз тщательно промыла маленькие оконные стекла библиотеки. Затем она вытерла стекло сухой тряпкой, доведя его до блеска. Удовлетворенная плодами своего труда, Тесс отвернулась от окна и склонилась, чтобы взять ведро. И вздрогнула от острой боли, словно клинком поразившей ее позвоночник. Сморщившись от боли, она схватилась рукой за поясницу и, взяв в другую руку ведро, прошла в кухню, а оттуда — вниз по лестнице во двор.
Выливая грязную воду из ведра, Тесс подняла голову и заметила Софи, стоящую в огороде и с удовольствием жующую зелень и траву. Увидев козу, с превеликим удовольствием пожирающую овощи и травы, Тесс испуганно охнула и выронила ведро. Она знала, что нужно поймать Софи, но когда с этим намерением направилась к козе, та проворно отскочила от нее в сторону.
Двадцать минут спустя Тесс, возмущаясь и тяжело дыша, крепко сжимая веревку, обвязанную вокруг шеи козы, волокла сердитую и упирающуюся Софи к ее загону. Другой конец веревки, который и перегрызла Софи, волочился по земле за ними.
— Тебе должно быть стыдно, — отчитывала Тесс козу, которая только свирепо поглядывала в ее сторону и явно ничуть не раскаивалась.
В отличие от курятника, в амбаре пахло только пылью и заброшенностью. В нем ничего не было, за исключением нескольких ржавых инструментов и джутовых мешков, валявшихся на полу. Тесс бродила по амбару, и он напоминал ей комнаты замка. Такие же темные, пыльные и одинокие.
Бросив веревку в угол, Тесс собралась уже было уходить, когда ее остановил тихий писк. Нахмурившись, она затаила дыхание. Звук повторился. Пройдя немного вперед, Тесс нагнулась и открыла рот от изумления. В углу, шатаясь на нетвердых лапках, стоял и жалобно мяукал крошечный котенок.
Тесс опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть маленький пушистый рыжий комочек. Глаза котенка были открыты, но она видела, что он еще слишком мал.
— Бедный малыш, — вздохнула девушка и осторожно взяла котенка на руки. — Где твоя мама?
В ответ котенок еще раз мяукнул.
— Совсем один? — спросила Тесс, ласково поглаживая большим пальцем по голове котенка. Опустив его на пол, девушка встала и внимательно осмотрела амбар и конюшни, но не нашла больше ни котят, ни мамы-кошки.
В шато Тесс вернулась, нежно баюкая на руках своего нового маленького друга. Перед тем как зайти в дом, она задержалась у колодца и вытащила оттуда ведро. Тесс знала, что Александр перелил оставшееся от завтрака молоко в банку и, перед тем как уйти, опустил ее в колодец. А котенок, наверняка, голодный. Взяв молоко и котенка, Тесс стала подниматься по лестнице.
Придерживая котенка у груди одной рукой, она поставила банку с молоком и вытащила из буфета маленькую чашечку. Тесс понимала, что котенок был еще слишком мал и не мог есть сам из чашки, поэтому она принесла из кладовки чистую тряпочку. Сев за стол, она намочила в молоке уголок тряпочки и стала кормить котенка.
— Я назову тебя Огастес, — говорила ему Тесс, терпеливо наблюдая, как котенок сосет тряпочку, смоченную в молоке, которую она подносила к его ротику.
Продолжая кормить котенка, Тесс почувствовала неожиданный толчок в животе и улыбнулась. Баюкая котенка у груди и прислушиваясь к движениям ребенка в своем чреве, она ощутила, как ею овладевает пронзительное, неистовое чувство материнской любви.