он был всю жизнь, с тех самых пор, как она с ним познакомилась. Он всегда обо всем судит по-своему, всегда все знает, и всегда только он один прав. Пришла Марта, поставила кувшин в комнату и зашла на кухню. Мать взглянула на дочь, и ей бросилось в глаза, что бедняжка стареет, так и не начав жить. Бледная, глаза застывшие, возле рта горькие складки, как у человека, которому много пришлось пережить.
— Что с тобой, девочка?
— А тебе-то что, мама?
Вот так всегда — привыкла дерзить. Только отца она слушает молча, опустив глаза; с Зекой, который говорил ей всякие колкости, она была кроткой овечкой, даже слишком кроткой, совсем не похожей на себя. Верно, затаила на него злобу. Что поделаешь, судьба. А от судьбы не уйдешь! Все от бога. Снаружи донеслись голоса. Кто-то разговаривал с ее мужем. Она пошла взглянуть, кто это, и увидела негра Флорипеса из Санта-Фе.
— Мастер Жозе Амаро, мой крестный страшно разозлился. Вы знаете, ведь у него доброе сердце. Но ему передали, как вы отзываетесь о каза-гранде. Дона Амелия даже плакала.
— А что я такого сказал, сеу Флорипес? Я занят своей работой. Говорю то, что думаю, и ни от кого ничего не скрываю. Живу здесь уже много лет и еще никому не давал собой помыкать.
— Я не об этом, мастер; доне Амелии сказали, что вы всякой ерундой забили голову мальчишке, который носил вам еду, и теперь он болтает бог знает что о доне Ненем.
— Я не маленький, сеу Флорипес, и не Виторино Кусай Хвост. Все, что я говорю, я ни от кого не скрываю. Что же полковник Лула теперь от меня хочет?
— Он ничего не хочет. Я пришел только предупредить вас.
— Ну что ж, спасибо. Только вот что я вам скажу, сеньор Флорипес: я терпеть не могу подобных штучек. У меня разговор прямой. А эти бабьи сплетни не по мне. Я весь день тружусь в своем доме, и если кто-нибудь хочет знать, что думает мастер Жозе Амаро, пусть сам придет и спросит. Я все скажу в лицо, без обиняков. Слышите, сеу Флорипес? Меня не испугаешь! Я ничего не боюсь. У меня жена и дочь. Вот все, что я имею. Но если кто-нибудь посмеет тронуть Жозе Амаро, тогда пусть пеняет на себя. Слышите, сеу Флорипес?
— Вы, кажется, рассердились. Я человек набожный, мастер Жозе Амаро.
— При чем тут набожность! Не прикидывайтесь дурачком.
Мастер Жозе Амаро поднялся. В желтых глазах его сверкали злые искры, как у дикого кота, в руке он держал нож. Негр Флорипес замер на табурете.
— Послушайте, сеу Флорипес, если вы пришли сюда пугать меня, то можете уходить. Вам здесь делать нечего.
— Но, мастер, я пришел сюда не для этого.
Негр дрожал. Ярость шорника все нарастала:
— Вон отсюда!
Из дома вышла старая Синья.
— Что случилось, Зека?
— Ничего не случилось. Я все время твержу, что никому не позволю помыкать собой. А этот негр пришел сюда говорить мне дерзости.
Флорипес поднялся.
— Дона Синья, ваш муж зря сердится. Я ничего ему такого не сказал. Я только пришел предупредить…
— Наплевать я хотел на предупреждения. Пошел вон, сукин сын!
Он подступил к негру вплотную. Голос его срывался от бешенства. Флорипес отскочил в сторону, спасаясь от разъяренного старика. Уже стоя на дороге, он крикнул мастеру Жозе Амаро:
— Я все расскажу крестному.
Мастер сел на свой табурет; он был бледен. Его одутловатое лицо покрылось испариной. Казалось, в него вселился сам дьявол.
— Жена, дай мне стакан воды.
Канарейка распевала на карнизе. Солнце, пробивавшееся сквозь облака, придавало утру особую мягкость. Горлицы стайкой разгуливали по траве. В тени питомбейры мирно лежал осел. Вокруг было тихо и спокойно, а сердце мастера Жозе Амаро бешено колотилось. Когда жена принесла ему воду, он сказал:
— Чую я, прежде чем меня отсюда выселят, натворю я бед.
— Не говори так, Зека.
— Они хотят, чтобы я стал таким же, как Виторино. Но у них ничего из этого не выйдет. Никто не смеет помыкать мной. Я бедный человек, но я честен.
Он замолчал. Синья вернулась в дом. В воздухе ароматно пахло едой, готовящейся на очаге. Мастер Жозе Амаро почувствовал горечь во рту. Он схватил молоток и снова с яростью принялся за работу. Издали послышалось сухое пощелкивание — это хлопал своим ковадо итальянец, торговец галантерейными товарами. Старая Синья выглянула в окно.
— Едет сеу Паскоал Итальянец. Надо будет купить у него несколько мотков ниток.
Вскоре к дому шорника подъехала лошадь, навьюченная чемоданами со всякой всячиной.
— Как поживаете, сеу Жозе? У меня много кое-чего есть по дешевке.
— Добрый день; жене что-то нужно.
Мастер продолжал свою работу. А Итальянцу хотелось поговорить. Он рассказал историю избиения Виторино и то, что судья Самуэл отнесся с сочувствием к бедняге и собирается привлечь виновного к ответственности. Мастер негодовал;
— Избить такого человека — это все равно что поднять руку на слепого.
Итальянец, только что побывавший в Санта-Розе, сказал, что и полковник Жозе Паулино возмущен случившимся.
— Слава тебе, господи! Почему бы ему не позаботиться о своем родственнике? Бросают беднягу Виторино на произвол судьбы, а когда с ним что-нибудь случается, они же и возмущаются. Его сильно ранили, сеу Паскоал?
— Не знаю, сеньор; говорят, ему проломили череп.
Мастер резал расстеленную на земле кожу. Итальянец поставил чемоданы под питомбейрой.
— Марта, пойди взгляни, что там есть у сеу Паскоала.
В окно выглянула Марта, она с интересом разглядывала разложенные на земле товары.
— Мама, купи ниток для вышивки, которую я делаю доне Ненем.
— Кому?
— Доне Ненем из Санта-Фе.
— Этого еще не хватало. Моя дочь не должна работать на этих людей. Нечего для них вышивать.
Марта отошла от окна, а дона Синья, как ни в чем не бывало, продолжала готовить обед.
Итальянец с удивлением посмотрел на мастера:
— Так вы уже знаете, сеу Жозе, что у нас будет новый правительственный кандидат?
— Кто же это?
— Полковник Рего Баррос.
— Вот что я вам скажу, сеу Паскоал, человек, который сидит здесь, перед вами, и колотит кожу, знает только свое дело.
И замолчал, жалея о том, что заговорил. Итальянец, продолжая доставать из чемодана нитки и пуговицы, насторожился.
— Вы не пойдете голосовать, сеу Жозе?
— Сеу Паскоал, можете сообщить всем, что мастер Жозе Амаро будет голосовать за одного человека. За капитана Антонио Силвино.
— Вы шутите, сеу Жозе.
— Какие там шутки!
— Не верьте ему, сеу Паскоал.
— Не верить? А я говорю, что буду голосовать за