Она только-только ступила на мостовую, как автомобильный сигнал заставил ее отпрянуть. Мимо пролетела сверкающая дорогая английская машина, в которой Ева успела увидеть красивую, элегантную девушку и мужчину внушительного вида. Девушка была едва ли старше Евы, но как она держалась, как явно была уверена в том, что по праву занимает это место. Внезапно Ева почувствовала себя жалконькой сироткой, тщетно старающейся навязать прохожим то, что их совершенно не интересует и не заинтересует никогда! Да как ей в голову могло прийти сравнивать себя с Кэрри или с Долорес?
Глаза Евы наполнились слезами. Она вернулась на тротуар и, ухватившись за фонарный столб, разрыдалась.
— Ф-фу! Ну эта нью-йоркская жара кого хочешь доймет! Долорес скинула туфли, расстегнула лифчик и, задрав подол, начала им обмахиваться.
— Я только что приняла душ и ожила! — сказала Кэрри.
— Мне надо сделать то же самое! Ну а потом как насчет девичника сегодня вечерком? Мой дорогой все еще валяется со своим вирусом. И потом, я со столькими перебывала в последние две недели, что можно и отдохнуть!
— Правильно! Куда же мы пойдем?
— Может, к Джино? Туда должен сегодня прийти один человек, которого я хотела бы прощупать. Да, Кэрри, почту приносили?
— Ничего интересного. Одни рекламные объявления.
— Ясно. Голливудский хрен так и не дает о себе знать, да? Забудь ты об этом выродке, вычеркни его из списка!
Долорес двинулась в ванную, по пути сбрасывая с себя одежду на пол.
Часом позже девушки сидели у Джино, поедая маникотти оссо букко.
— Я себя чувствовала последней идиоткой, — рассказывала Кэрри. — Представь, тебя приглашают в офис, там собирается десять человек, которые усаживаются в рядок и смотрят, как ты двигаешься. Ставится поп-музыка, и ты должна двигаться в такт и при этом выглядеть томной и упоенной, а они все изучают тебя, как будто ты экспериментальное животное!
— Дерьмо, так он и не пришел, — пробурчала Долорес.
— Девушек целая толпа, я никогда не думала, что манекенщицы в таком количестве ходят по рекламным конторам, все кажутся очень в себе уверенными, все отлично одеты! Я не рассчитывала на такую крутую конкуренцию!
— Тебе-то о чем беспокоиться? — усмехнулась Долорес. — Ты не хуже, а может быть, и лучше их. Вполне можешь постоять за себя, как и я! Мы же уникальны, каждая в своем стиле!
Долорес поразилась собственной доброжелательности и способности признать положительные свойства за Кэрри. Фокус был в том, что Кэрри начала ей нравиться и симпатия понемногу вытеснила зависть. Кэрри была существом настолько естественным, что к ней невозможно было плохо относиться — во всяком случае, долго.
— Есть идея, — объявила Долорес. — Не сходить ли нам на десерт в «Двадцать одно»? Там сейчас должно быть самое оно!
— Дамы, что прикажете? — остановили их на пути в бар.
— Я мисс Хейнс из Голливуда, а это моя подруга мисс Ричардс. Наши друзья Мел Шеперд и Р.Т. Шеффилд с побережья сказали нам, что если мы пожелаем зайти в «Двадцать одно», то, чтобы получить столик, достаточно сослаться на них.
— Сюда, пожалуйста!
Через несколько минут девушки уже пили кофе и рассматривали посетителей. Долорес заметила:
— Полный отпад, Кэрри.
— Здесь всегда так шумно?
— Ты посмотри вон на того — где он отыскал себе такую хрюшку? Богатый, явно богатый, я деньги чую на расстоянии!
— Красивый мужчина вон тот, около бара.
— Чересчур чистенький. Чистенькие всегда зануды. И не похоже, чтоб с деньгами.
— Возможно, что денег у него и нет, но он выглядит как человек, с которым хорошо поселиться вдали от города.
— Не для меня. Я от своей карьеры не откажусь, и я далеко пойду. У тебя тоже есть данные, Кэрри, неужели ты не стремишься к успеху?
— Для меня это скорей забава, ну и способ заработать на жизнь.
Долорес отставила кофейную чашку.
— Ну что, мы все увидели. Расплатимся?
— Ты покуриваешь? — спросила Долорес на обратном пути.
— Травку? Нет.
— Зря. Я думала, мы можем вместе кайф словить. А ты вообще-то пробовала?
— Попробовала однажды, когда ездила на выходные в Принстон. Мне не понравилось.
— А жаль.
Долорес призадумалась, потом медленно заговорила:
— Мы с тобой такие разные, Кэрри, как с разных планет. У нас совершенно разные представления о том, что хорошо, а что плохо, разные вкусы. Мы и хотим от жизни не одного и того же. Ты такая, как бы сказать, чистая, что ли, а я — ну я и есть я! Вот я хочу добиться в нашем бизнесе успеха, ты — нет. Мне нравится курить травку, нравится спать с мужиками…
Кэрри с изумлением уставилась на Долорес:
— Мне тоже нравится спать с мужиками! Что тут такого особенного?
— Ну, ты о'кей, Кэрри! Правда — о'кей!
В ателье Франко Гаэтано Ева приехала к концу дня, когда он должен был уже освободиться от работы. Ева робко переступила порог. Со всех сторон на нее смотрела белокурая модель и маленький ребенок, как выяснилось, — жена и малыш Гаэтано.
— Привет, я здесь! — окликнул ее Франко.
Вот он какой! Ева именно так себе его и представляла: итальянец из Калабрии, американец в третьем поколении, шумный и хвастливый, плотный, горящие черные глаза и черные как смоль волосы.
Сделав первые снимки, Франко остановился.
— Вот что, детка! Ты какая-то вся накрахмаленная, мне надо, чтобы ты расслабилась. Смотри!
Он быстро подвигал руками, ногами, потряс головой.
— Теперь ты!
Ева повторила его стремительные подергивания.
— Сойдет, киска! Дальше вот что: закрой ротик, закрой глазки. Ага, хорошо! Как только я приготовлюсь щелкнуть, ты сразу закрываешь и рот, и глаза… Мне нужно поймать вот это выражение нетронутости…
Потом Франко перешел к показу основных позиций ног.
— Как займешь правильную позицию, так все тело сразу приобретает единую плавную линию. С руками трудней, чем с ногами, потому что поначалу кажется, что руки некуда девать.
— Я знаю. Мне все время мешают руки.
— А ты о них не думай, детка! Тут главное — полностью расслабиться. Чтоб тело стало совершенно свободным. Представляй себе пушинки, облака, представь себе, что ты лебедь с длинной, гибкой шеей, плавно скользящий по озеру.
Закончив снимать Еву в полный рост, Франко перешел к ее лицу. Он потребовал, чтобы Ева спустила платье с плеч и дала ему полный обзор шеи. Ева охотно повиновалась.
Щелкнув несколько раз, Франко тяжело вздохнул:
— Не то. Не пойдет.
— Извините меня, — залепетала Ева, — я же… Франко в глубокой задумчивости рассматривал ее.