Выслушав меня, заведующий отделом, пожилой русский врач, по виду очень здравомыслящий человек, поправил пенсне, прокашлялся и доверительно сказал:
— Все верно. Возле нашего города змейки водятся. Но здесь их все-таки не так много. Я посоветовал бы вам чуточку продернуть на восток, ну километров этак на двадцать, до города Байрам-Али. Вот там, среди развалин старых крепостей, их сколько душе угодно!
Такие личности как этот пожилой врач, в нарушение здравого смысла, вместо денег старались в старое время делать революцию, вместо дел — сидели в тюрьмах и на каторге, или же погибали во имя «идей».
Надо ли говорить, что сообщение старого врача окрылило меня? Потому что, по слухам, Байрам-Али был хоть не велик, но очень комфортен, так как там до революции располагалась «царская резиденция» Николая Второго. Так что Байрам-Али был снабжен и водопроводом, и электричеством.
Что же касается противоядий, то здешние медики особенно мне рекомендовали местную траву «йылан дамагы» — змеиное горло. Ее запах отпугивает змей, а сок спасает от ядовитых укусов. Такую траву активно жрут местные песчаные вараны, поэтому приобретают иммунитет против змеиных укусов. И сами в охотку едят змей. О таком снадобье я уже слышал немало хорошего, так что взял этот факт на заметку.
Но пока надо было разобраться с финансовым вопросом и поставить свою экспедицию на прочную экономическую основу. То есть реализовать золото. И я пошел на базар.
Один квартал, второй. Я шел по центральной улице города, пересекавшей реку Мургаб, и дивился всему, что видел. Здесь все было иначе, чем там, на покинутой мной Украине.
На белых с зарешеченными окнами домах не было ни двускатных, ни шатровых крыш. Крыши были плоские. Поэтому вид у домов был какой-то незаконченный, словно им чего-то недоставало. Другие были люди, деревья, выше небо, и даже воздух был другой — более сухой и резкий, отдававший пыльным запахом пустыни.
Главный рынок Туркмении был весьма экзотичен. Тем более, что город находился на старой караванной тропе, из числа тех, что некогда проходили через эти места, соединяя Хорезм с Индией.
Весь, столь прославленный многими авторами, «восточный базар» бурлил, двигался. Был наполнен многоголосым, слитным шумом. И было здесь всего два доминирующих цвета: малиново-красный, принадлежавший блестящим, словно отлакированным халатам мужчин ( каждый туркмен изображал здесь «нового русского»), и черный. Это был цвет кудрявых бараньих папах.
Надо сказать, что благодаря этим высоким шапкам, изрядно визуально прибавлявшим роста, все их местные обладатели выглядели настоящими гигантами с лицами темными от загара. Длинные кудряшки шапок трепетали при каждом повороте головы и притеняли от солнца глаза. Туркмены — кочевники, они как соколы, появляются всюду еще до того момента, как туда долетит ветер.
Много здесь встречалось и классических «моджахедов» всех мастей и оттенков кожи. Самого вульгарного пошиба.
Иногда на фоне малиновых и красных халатов вдруг появлялся черный, как сажа, белудж в своих белоснежных, с волнистым напуском шароварах, в такого же цвета чалме и в черной или серой жилетке, надетой поверх белой рубашки. Шаровары у белуджей были таких колоссальных размеров, что им наверняка позавидовал бы знаменитый герой гоголевской повести «Тарас Бульба». В общем, такой «красавец» немногим отличался от демонов, какими их описывают легенды местных пустынных племен.
Кстати, чалма — это не только головной убор. Человек, умерший во время странствия, в дороге, будет завернут в нее, как в саван. То есть предмет многофункционален. Он тебя защищает от солнечного удара, концом его ты рот вытираешь после еды и в нем же тебя и похоронят. Удобно и выгодно.
И туркмены и белуджи, свободные люди и сыновья острого клинка, были в праздничных нарядах, разодеты как на парад. Базар — это место, где можно себя показать и других посмотреть. Несмотря на жаркую погоду на многих мужчинах было по два или три новых халата. Такое обилие халатов на одном человеке — признак богатства, благополучия.
Между тем гуру моды говорят: " Для того, чтобы охарактеризовать всю вульгарность этого человека, достаточно сказать, что он носит рубашки с лишней запонкой на груди". Вот вам и раз! Не могу себе представить, чтобы они сказали о человеке, одевшем в жару сразу три халата. Франт с такими вкусами несомненно будет бить по нервам.
Меня изумили украшения женщин. Цвет их одежды — длинные шелковые платья, легкие халаты, головные, расшитые узором, накидки — курте, — был такой же как у мужчин: малиновый, розовый, пурпурно-красный.
Но сколько же было на каждой всевозможных украшений! Сбыт ювелирки тут колоссальный! Начиная от высокого головного убора — борыка, вершка на полтора прибавлявшего туркменке рост и придававшего ей величавый вид — женщины буквально были осыпаны изделиями из серебра и золота.
Их нагрудные украшения — круглое, как блюдце, «гульяка» и тонкие серебряные бляшки так горели на солнце, так вспыхивали и переливались, что глядя на них можно было ослепнуть. Эти же и многие другие украшения мелодично позванивали, словно песенку пели, когда женщина шла по базару своей гордой независимой походкой в туфлях на высоченной платформе.
«Кто же создает эти драгоценности? — подумал я. — Хорошо бы взглянуть на них. Ведь это должно быть, большие мастера, талантливые люди. Охотно приобретающие золото для своих поделок».
Я смешался с толпой и едва сделал несколько шагов, еще не зная, с какой стороны начать осмотр базара, как вдруг возле уха моего раздался оглушительный вопль какого-то туркмена. Он кричал на ходу и быстро прошел мимо, но я успел запомнить его загорелое лицо, полузакрытые глаза под кудряшками черной папахи, широко раскрытый рот и вздувшиеся крупные вены на шее.
Между пальцами правой ладони, ребром приложенной к щеке, у кричащего были заложены деньги. Не сразу я догадался, что оглушивший меня своим криком человек — это базарный глашатай, джарчи. За определенную плату он рекламировал привезенные на базар товары, ориентировал, как мог, покупателя. Типа: «Подходи честной народ — у меня свой огород. Лучшие овощи и фрукты вы можете найти в восьмом ряду, место двенадцать. Подходим, не стесняемся!»
И себя, как глашатая, этот туркмен рекламировать не забывал. Деньги-то он не зря держал на виду, между пальцами. Внимание заказчика хотел привлечь и успешно конкурировать с другими джарчи, голос которых то и дело раздавался где-то в других концах огромного базара. Такие рекламщики сумеют продать песок в пустыне умирающему от жажды.
Что здесь господствует своя восточная специфика и тут вам не Советская Россия, я понял практически сразу. Рискуя быть названным еретиком, скажу, что Советская власть тут выступала в качестве скромной гостьи, на многое закрывающей глаза, позволяющей хозяевам жить привычной средневековой жизнью. Достаточно того было, что местные баи получили партбилеты, от начальника почты до начальника ЦК и порядок!
Сразу на базарной окраине, промышляли те, кто обслуживал любителей курения. Большей частью наркоманов. Специальные приспособления для курения устраивались прямо на земле из глины и тростниковой трубки. Глина нужна была главным образом для того, чтобы удерживать трубку в вертикальном положении.
В небольшое углубление на земле, перед трубкой, насыпался «табак» — чилим, его разжигали и — пожалуйста — кури! До одурения.
Желающих — хоть отбавляй. Одновременно курили по 10—15 человек. Диких детей пустыни. Курильщик опускался на колени, припадал к трубке и, ни разу не выдохнув, делал несколько глубоких затяжек. После, подняв лицо, с минуту, словно из паровозной трубы, выпускал изо рта густой табачный дым. Потом поднимался с земли и, чуть пошатываясь, шел на базар, либо торговать, либо делать покупки.
Такое курение называлось «ер-чилим».
Кто был богаче, мог, подобно турецкому паше, возлечь на ковер и курить кальян. Мягкие ковры и курительные приборы из фигурного стекла, до половины наполненные водой, находились рядом с «ер-чилимом» Но курение кальяна стоило дороже.