— Как тебя убили?
— Не понимаю. Не понимаю как. Но так больно, — призрак извивается, будто и правда мучается. Но уже нет… уже давно нет.
Она так и не поняла, как это случилось? Её кто-то обманул?
— Зачем тебя вернули к жизни после смерти?
— Чтобы он на меня посмотрел. Чтобы вложил сердце обратно, — она указывает бесплотной рукой на дыру в груди. — Чтобы я обняла его. Чтобы я прикоснулась к нему. Чтобы я его убила.
— Так… ты его убила? В теле зомби? — уточняю я, пальцев уже от холода не чувствуя. Неповоротливому мертвецу никогда его не одолеть… — Ты сделала что-то, о чем он не догадывался, да?
Кристина кивает.
— Я не хотела страдать… я хотела жить. Я так хотела жить. Я так хотела жить. Жить, а не страдать из-за него. Он виноват. Во всем. Я его так любила…
— То есть они использовали тебя, чтобы… ты убила Рафаэля, — принялась я рассуждать вслух. Это ведь наверняка отрава или что-то ещё незаметное. Игла? Магия? — А он мне намекнул, что его убил Вердер Браун…
— Вердер! — словно фурия вдруг визжит Кристина. — Эльдора и Вердер! И хаос-хаос-хаос! Демоны везде! Всюду! Хаос!
Эти эмоции в ней сильны. Очень. Дух до последнего помнит лица тех, кто его убил. Последние видения перед агонией.
Геррия начинает на меня давить, я чувствую, что она хочет вернуть эту душу в колодец и дать ей покой. И я отпускаю Кристину. Я просто не хочу больше её мучить. Мне так её жаль. Не люблю такие смерти… Когда дух не помнит себя толком, но помнит боль, помнит всё страдание, которое ему причинили.
Долго отогреваюсь в салоне машины, подставляя замерзшие пальцы горячему воздуху. Я хочу его спросить. Спросить лично, взглянуть Рафаэлю в лицо и спросить. Они сделали Кристину приманкой для него, вот как я трактовала её слова. И почему тут так много запертых демонов хаоса? Кто их вызвал?
И если его убила Кристина - при чем тут кровь?
Вердер мне не ответит.
Мне остается только призвать дух Эльдоры, который может меня убить даже в таком состоянии. Боюсь… Она может лишить меня кости Геррии, её душа не просто сильна, а опасно сильна.
И что же мне делать?
По инерции тянусь к телефону и залезаю в соц.сети. Количество уведомлений от канала “РафаэльЖжет” превышает все разумные пределы. Открываю первую же фотографию…
Огромное, величественное здание Академии охвачено огнем.
Глава 6
сегодня будет жесткоРафаэль— Давай показывай, — рычу я на этого бесячего внука прежнего Мера.
“Интернет” и вся эта раздражающая чепуха, выводят меня из себя, но я хочу знать, что там.
Я восседаю в кресле в гостиной своего дома. Запрокидываю голову и выдыхаю сигарный дым, придерживая сигару пальцами. Всё, что Мер успел присвоить, всё, что успел заработать моими деньгами, моим именем, которое довольно удачно на производстве вписывали в название каких-нибудь запрещенных разрывных пуль, теперь моё. Восемь обделавшихся юристов работают быстро. Особенно если я заявляюсь к ним домой посреди ночи и пугаю их детей светящимися демоническими глазами. Людьми, имеющими детей и семью, легко манипулировать.
Мер хмурится, тыкая в технику, до которой я решил наконец снизойти. Ничего такого раньше не было. Да и зачем? Не понимаю. Разве что разбрасывать грязь вокруг, судя по рассказам Мера и этому её выкрику “Ты хоть видел, что про тебя пишут?”.
Слуга видит, что злюсь всё больше, начинает дергаться всё сильнее. Я вижу, что он что-то читает там.
— Может не надо? Там… не только про вас, — тихо бурчит он.
Вдыхаю дым от сигары и, задержав дыхание, смотрю на парня. Он прячет глаза. Кладу сигару на край пепельницы, выдыхаю и встаю.
— Только об одном человеке он мог ещё написать, — говорю я и подхожу к Меру. Он не двигается с места. — Встал и отошел.
— Хозяин, в интернете много лгут. Там много непрове… — хватаю его за шкирку и отбрасываю со стула. Опираюсь о стол руками и вглядываюсь в текст.
Демон уже знает. Демон уже догадывается, что я там увижу. Уже заранее чувствую, как всё кипит изнутри. Чертова сущность. Иногда не знаю кто-кого контролирует и чья душа вместе с телом дохлые, а чьи - нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вердер и Эльдора хорошо оправдали свои деяния. Я читаю долго, внимательно.
“Есть живые свидетельства, когда Кристина Батис сама признавалась, что голоса заставляли её убивать. И это помогало ей вести борьбу против континента и его столицы Жерреда. (...) Потрошила жертв живьем. Сдирала кожу с ещё живых солдат-магов, чтобы…(...) Была свирепо убита Эльдорой фон Стредос и Брауном Вердером, при попытке призыва полчища демонов хаоса, чтобы стереть с лица земли…”
Задерживаюсь взглядом на “сдирала кожу…” и пластик этой дряни, с которой я читаю это ублюдство, начинает течь и плавиться. Стол под моими руками загорается. Меня пополам ломает от гнева.
Мер делает шаг назад. Потом ещё.
— Где… говоришь, он живет? — говорить, когда рот горит тяжеловато.
— Он не… он скрывается, хозяин. Но… могу сказать место, где он прячет свою дочь, Герду, мы её нашли…
Чертов демон. Он всегда знает, кого я хочу убить в такие моменты. Потому что меня охватывает пламя, я это не контролирую. Он очень любит, когда я так злюсь, потому что даю мертвой бесплотной сущности руководить, и она, живя инстинктами лучше чувствует, чего я хочу.
Потому что я стою в кабинете Вердера, а он вскакивает роняя пафосное тяжелое кресло и жмется к стене.
— Хватит игр, правда ведь? — выдыхаю я.
Вердер скалится и молчит. Я шагаю вперед и одним движение выбрасываю стол, который нас разделяет, в окно. Обожаю это! Эту силу, эту злость!
Хватаюсь за его голову рукой и вбиваю в стену, вижу как горит и опаляется его мразотная борода. Как горят на стене все его липовые дипломы, благодарности жирных ублюдков, фотографии его семьи. Они следующие. Всех повешу за кишки вдоль главной улицы.
Сукин сын рывком всаживает мне в шею тот самый “подарочный” кинжал, починил, значит, без Эльдоры? Но я быстрее, захлебываясь пламенем, сжимаю его руку вместе с рукоятью кинжала, и она лопается под моей рукой. По плечу течет моя собственная кровь. Ломаю Вердеру руку и вырываю клинок.
Вердер воет, скулит как щенок. Брыкается, пытается что-то сказать, но я ударом о стену ломаю ему челюсть и ему остается только мычать. Пламя по стенам вокруг нас поднимается к потолку.
А я его же кинжалом вспарываю Вердеру живот, выпуская кишки. Он блажит под моей рукой, его глаза закатываются. Его горячая кровь течет по моей руке. Разбитая полая рукоять режет мне ладонь стеклом, но мне плевать.
— Она была мирной… — говорю я и пламя, вырывающееся из моего рта опаляет ему брови, ресницы и кожу. — Она не трогала оружие, она жила вдалеке от войны… А вы… просто вырезали ей сердце… Но вначале отравили...
Меня трясет от злости за неё и от удовольствия, что этот кусок дерьма корчится в муках. Надо было раньше почитать… что он написал о Кристине. Что сделал с её прошлым, с её жизнью. Тогда мне сорвало бы крышу куда раньше. Какого черта я так тянул? Какого черта попытался жить? Нахрена мне жизнь?!
Почему Кристина так врезалась мне в память? Почему она даже после смерти так влияет на меня?
Вердер пытается из последних сил переместиться через портал. Но Белое Древо ему не дается, потому что боится смерти, а я крепко держу Вердера, с блаженством слушая его свинячье нытье.
Надо мной здание Академии. И я даю волю огню, поджигая всё. Чувствую, как пламя врывается в пустые комнаты, в пустые аудитории. Жжет старые артефакты, книги, бумаги, архивы. Академия пуста, безжизненна и я убью её окончательно. Стихия пляшет в здании вместе с демоническим огнем так, что у меня кружится голова от этого безумного сочетания. Я опьянен.
Бросаю Вердера, и его тело скатывается по стене, он бессильными руками хватает себя за живот, пытаясь уложить обратно, всё, что выпало.
А я скалюсь.