которой начинают желтеть, посреди грядок салата, латука, лука-порея и шпалер с поздней фасолью – и плачу. Держу в руке письмо от Адели и плачу.
Она написала замечательное письмо, в котором благодарит за все, что я дал ей с самого детства. За то, что учил понимать природу и смену времен года, рассказывал об устойчивости растений, разумном потреблении сезонных овощей и методах их хранения. Научил наблюдать за насекомыми, полевыми цветами и грибами. Теперь она понимает, какую важную роль я сыграл в ее становлении, сколько передал ценных знаний, необходимых, чтобы понять, какие вызовы и решения существуют для нашего общества, где все идет наперекосяк.
Милое, эмоциональное, радостное и очень трогательное письмо. Нежное письмо. Подарок на всю жизнь.
Это письмо освобождает меня. Это письмо утешает меня. Это письмо исцеляет и успокаивает.
Я достаю из кармана записную книжку и карандаш.
Как старый дуб на пустыре
В плену невзгод,
Солдат, который на заре
Нейдет в поход,
Под шквалом ветра и в борьбе
Тоску познал,
Ни жив ни мертв, в глухой мольбе
Он душу рвал.
Пока в один прекрасный день,
Нежна, мила,
Девчушечка под дуба сень
Вдруг не пришла,
Качель повесила в ветвях,
Во тьме на сук,
Каталась на ее ремнях
Под песни звук.
Так древний дуб не замечал
Прошедших дней,
Малышку ласково качал
В листве своей.
Глава 29
Уход
Две недели между консультациями – оптимальный ритм. Он позволяет замечать определенные изменения.
Капуцина Клодель входит в кабинет с улыбкой. Впервые. Я замечаю, что пациент Дианы тоже улыбается. Блум сидит посреди холла с растерянным видом. Кажется, не может решить, с кем идти. Хозяин цокает языком, этого достаточно для пса, чтобы определиться.
– Вы сегодня веселая.
– Мы смеялись с Адрианом, потому что он попытался…
Капуцина умолкает, застыдившись, что начала рассказывать о том, что касается только их двоих, как будто, делясь со мной своими душевными переживаниями, она должна выкладывать и все остальное.
Я спрашиваю, удалось ли ей составить список того, что мы можем контролировать, а что нет. Она роется в сумке, достает листочек в клетку и аккуратно его разворачивает.
– Мы не контролируем некоторые встречи, но контролируем дальнейшее развитие событий. Например, я не могла контролировать случайность, которая свела меня в одной приемной с жандармом, тем самым, что был на платформе, когда я забыла чемодан. Но мне решать, вступать с ним в разговор или нет.
– Именно! – говорю я, стараясь скрыть смущение при упоминании якобы случайной встречи. – Еще какой-нибудь пример?
– Нельзя повлиять на водителя, сбившего насмерть твоих родителей, но ты можешь решить, как жить дальше.
– Вы уже решили, как жить дальше?
Вопрос, кажется, удивил ее, ведь мы это уже обсуждали.
– Я… Да! Ну… думаю, что да.
– Вы говорили, у вас не было выбора.
– Да, я не могла поступить иначе.
– Получается, вы не очень-то контролировали то, что произошло после аварии.
– Контролировала. Я решила, что буду заниматься Адели и не отдам ее в приют.
– Вы осознанно приняли это решение?
– Да.
– Значит, у вас был выбор.
– Да.
– Предлагаю к следующему сеансу составить список последствий этого решения, ожиданий и обстоятельств, которые могли бы объяснить ваше сегодняшнее разочарование.
Затем я спрашиваю, продолжает ли она читать дневники отца. Она лезет в сумку и достает новую тетрадь, с более ранними датами, поясняя, что пролистала ее и не поняла один эпизод, где говорится об уходе ее биологической матери.
– Биологической матери?
– Вы не знали? Моя мать однажды просто ушла. Я была совсем маленькая. Больше мы ее никогда не видели.
– Рашель говорила, что у нее две дочери, она не делала различий.
– Она любила меня как родную.
– А вы любили ее как родную мать?
– Сложно сказать, мне не с чем сравнивать. Я любила ее. Но по отцу горевала сильнее.
– Когда вы узнали, что ваша мать ушла?
– Мы несколько лет прожили вдвоем, пока он не встретил Рашель. Мне было пять, когда она появилась. Я задала вопрос только однажды, когда родилась Адели: «А моя мама – она где?» Отец не знал. Я больше не спрашивала. Они радовались рождению дочери, я не хотела все портить.
Она соглашается прочесть мне отрывок. Перед тем как начать, она откашливается, прочищая горло от фантомной пыли. Я представляю ее маленькой девочкой на школьном празднике: она стоит на сцене с микрофоном в руке, живот подвело от страха. Не думаю, что сейчас она робеет передо мной. Ее пугает сама история. Капуцина делает глубокий вдох и принимается читать, предварительно уточнив, что Коринной зовут ее мать.
Коринна ушла. Я, наверное, всегда знал, что она нас бросит. Она не создана для воспитания детей. Это я хотел ребенка. Настаивал несколько месяцев. Она уступила, а я, жалкий идиот, не понял, что это не ее выбор. Вчера выплеснулось наружу то, что назревало давно. Сегодня утром она собрала чемодан и сказала, что больше не может бояться за Капуцину. Что она не годится в матери. Для меня этот пикник с дочерью навсегда останется удивительно трогательным воспоминанием, а для нее он стал последней каплей. И вот я остался один с моей маленькой королевой, крошечной моей королевой.
– Я прочитала записи за предыдущие и следующие недели, он пишет о трудностях, но не объясняет, что послужило причиной ее окончательного ухода.
– Вам хотелось бы это понять, чтобы чувствовать себя лучше?
– Думаю, да.
– Есть кто-то, кто может вам об этом рассказать?
– Да.
Глава 30
Философия случая
Я слишком застенчив.
Настолько, что прикрываюсь собакой, отправляя ее на передовую.
Если бы у Блума еще слюни не текли…
Я вошел в холл, радуясь, что вижу Капуцину, и печалясь, что за две недели она мне так и не позвонила. Я не знал, что ей сказать. И даже пожалел, что дал ей свой номер.
Она, смеясь, вывела меня из замешательства.
– Я бы вам с удовольствием написала, но, пока Блум нес записку с номером телефона через улицу, уцелела только половина цифр, остальное, похоже, размыла слюна.
– А! У меня с собой был только фломастер, мог бы и догадаться.
– Может, обменяемся номерами сейчас?
Мне нравится, что она ничего не усложняет. Мы отправили друг сообщения, чтобы сохранить контакты, и перекинулись парой банальных фраз – приемная не располагает к чему-то большему, – прежде чем за мной вышла Диана.
Я ей сразу объявил, что контакт установлен, и она, вероятно, решила, что теперь устраивать нам свидания будет неловко и подозрительно, и предложила назначить следующую консультацию в любое другое время на неделе.
– Я много думал о той волнующей встрече. Беззащитная, уязвимая, хрупкая, эта девушка тем не менее внушала мне чувство уверенности. Странное сочетание, оно пересеклось сразу с двумя важными для меня вещами: защищать и быть в безопасности. Но это все равно до конца не объясняет, почему мне так захотелось ее увидеть снова.
– А нужно объяснить?
– И это спрашивает мой психотерапевт?
– Психотерапевты не стремятся найти ответы на все вопросы, они помогают пациенту достичь согласия с самим собой. Чтобы обрести покой, необязательно все знать наверняка. Наверняка знаю, что покой вам необходим, и, возможно, эта встреча – ключ к его обретению. Вам это не кажется счастливой случайностью?
– С тех пор, как вы перенесли мой прием, уже не очень!
– Я говорю о подлинной случайности!
– Вроде того, что я встретился с ней в вашей приемной через несколько дней после той истории на вокзале?
– Например.
– Если это не случай, то что тогда?
Диана начинает перечислять философов, которые задавались этим вопросом. А я вспоминаю школьные годы. Уроки философии в выпускном классе. Я сидел в третьем ряду, в самом конце, у стены. Не на