Читать интересную книгу Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Рассказы о видении воскресшего Иисуса носили особый характер в этом Евангелии. Тогда как Галилейское предание, передаваемое Матфеем, хотело, чтобы местом свидания Иисуса с учениками была Галилея, еврейское Евангелие, представлявшее предание Иерусалимской церкви, предполагало местом всех явлений Иисуса Иерусалим и приписывало Иакову честь первого видения. Последние главы Евангелий Марка и Луки также указывают на Иерусалим, как на место всех явлений Иисуса. Св. Павел придерживается подобного же предания.

Замечательно то, как Иаков, человек Иерусалима, играл в еврейском Евангелии более значительную роль, чем в еврейских преданиях, дошедших до нас. По-видимому, у греческих евангелистов было некоторого рода преднамеренное желание умалить значение брата Иисуса и даже дать повод думать, что он играл скверную роль. В Евангелии назарян, наоборот, Иаков почтен первым появлением воскресшего Иисуса ему одному, в награду за данный Иаковом, полный глубокой веры, обет не пить и не есть, пока он не увидит своего брата воскресшим. Можно было бы смотреть на этот рассказ, как на довольно современную переделку легенды, если бы не одно весьма важное обстоятельство. Св. Павел сообщает нам в 57 году, согласно слышанному им преданию, что Иаков имел видение. Вот важный факт, утаенный греческими евангелистами и рассказанный еврейским Евангелием. В свою очередь, еврейское Евангелие в первой редакции, по-видимому, заключало в себе ни один намек против св. Павла. Например, люди пророчествовали, изгоняя бесов во имя Иисуса; Иисус открыто отрицал их, так как они поступали незаконно. Притча о плевелах еще более характерна. Человек посеял в своем поле только хорошую пшеницу, но во время его сна пришел "человек враг", посеял на его поле плевелы и ушел. Пришедши же, рабы домовладыки сказали ему: "Господин! Не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? Откуда же на нем плевелы?" Он же сказал им: "Враг человек сделал это". А рабы сказали ему: "Хочешь ли, мы пойдем, выберем их?" Но он сказал: "Нет! Чтобы выдирая плевелы, вы не выдергали с ними пшеницы, оставьте расти то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою". Нужно заметить, что выражение "человек враг" служило собственно у эвионитов для обозначения Павла.

Считали ли сирийские христиане еврейское Евангелие, которым они пользовались, произведением Матфея? Нет ни одного серьезного указания на это. Свидетельство отцов церкви ничего не доказывает в этом вопросе. При крайней неточности церковных писателей, когда дело касалось еврейского языка, вполне верное предположение, что "еврейское Евангелие христиан Сирии похоже на греческое Евангелие, известное под названием от святого Матфея", могло превратиться далеко не в тождественное выражение: "Христиане Сирии имеют Евангелие от Матфея на еврейском языке", или даже следующее: "святой Матфей написал Евангелие по-еврейски". Мы думаем, что имя св. Матфея было присоединено к одной из редакции Евангелия только тогда, когда греческий текст Евангелия, носящего его имя, был уже составлен, как об этом будет сказано дальше. Если еврейское Евангелие когда-нибудь носило название автора, как гарантию верности предания, то это было "Евангелие двенадцати апостолов" или "Евангелие Петра". И одно из этих имен, по нашему мнению, было дано уже позже, когда Евангелия, носящие имена апостолов, как например от Матфея, были в почете. Наиболее решительной мерой для сохранения высокого значения за старым Евангелием могло послужить прикрытие его авторитетом всего апостольского состава.

Как мы указывали выше, еврейское Евангелие плохо охранялось. Всякая иудействующая секта в Сирии делала в нем сокращения и добавления, так что правоверные описывали его то как интерполированное и более длинное, чем Евангелие Матфея, то как урезанное. Особенно у эвионитов второго столетия, еврейское Евангелие достигло последней степени изменения. Эти еретики составили греческий текст, обороты которого были неловки, тяжелы и преувеличены, и притом они не уклонились от подражания Луке и другим греческим евангелистам. Так называемые Евангелия "от Петра" и "согласно египтянам" происходят из того же источника; они также носили апокрифический характер и невысокой пробы.

Глава 7. Греческое Евангелие. Марк

Христианство греческих стран чувствовало еще большую, чем христианство сирийских стран, потребность в письменном изложении учения и жизни Иисуса. На первый взгляд может показаться, что было весьма легко удовлетворить эту потребность, переведя еврейское Евангелие, уже принявшую определенную форму вскоре после разрушения Иерусалима. Но простой точный перевод не был делом тех времен; ни один из существовавших текстов не имел такого авторитета, благодаря которому его могли бы предпочесть другим. Кроме того, сомнительно, чтобы маленькие еврейские книжечки назарян были перевезены через море из Сирии. Апостольские лица, бывшие в сношениях с церковью Запада, несомненно не привозили с собой этих книжек, которые не могли читаться их последователями. Когда явилась потребность в греческом Евангелии, его составили из разных кусков. Но, как мы говорили выше, план и рамки его почти вполне были намечены вперед. Существовал только один способ рассказывать жизнь Иисуса, и два из его последователей, писавшие отдельно, один в Риме, другой - в Кокабе, один по-гречески, другой - по сиро-халдейски, должны были дать произведения весьма аналогичные между собой.

Общее направление и порядок рассказа не приходилось устанавливать. От писателя требовались только греческий стиль и набор существенных выражений. Человек, произведший эту работу, был Иоанн-Марк, ученик и переводчик Петра. По-видимому, еще будучи ребенком, Марк кое-что видел из евангельских событий и, весьма возможно был в Гефсимании. Он лично знал лиц, принимавших участие в последних дней жизни Иисуса. Марк сопровождал Петра в Рим, по всей вероятности, остался там после смерти апостола и пережил в этом городе последовавшие затем ужасные кризисы. И там же, по всем данным, он составил маленькую рукопись, в сорок или пятьдесят страниц, послужившую ядром греческих Евангелий.

Рукопись, хотя и составленная после смерти Петра, в некотором смысле была произведением самого Петра; это был тот способ, которым Петр имел обыкновение рассказывать жизнь Иисуса. Петр еле-еле знал по-гречески, Марк служил ему переводчиком и сотни раз пересказывал эту чудесную историю. В своих проповедях Петр не следовал строгому определенному порядку, а сообщал факты и притчи, поскольку того требовало поучение. То же свободное отношение имеется и к книге Марка. В ней нет логического распределения материала; и в некоторых отношениях она очень не полна; там не хватает рассказов почти о целых частях жизни Иисуса; на это жаловались уже во втором веке. Наоборот, по ясности, определенности деталей, картинности и жизненности с этим первым рассказом не сравнялся ни один из последовавших. Некоторый род реализма делает его тяжелым и суровым, отчего страдает идеальный характер Иисуса; местами попадается необъяснимая несвязность и причудливость. Первое и третье Евангелие много превосходят Евангелие Марка красотой речей и удачным расположением анекдотов; многие оскорбительные подробности в них отсутствуют. Но, как исторический документ, Евангелие Марка имеет большое преимущество. Сильное впечатление, произведенное Иисусом, находится там полностью. Там он виден действительно живущим и действующим.

Нас удивляет принятая Марком манера сокращать так странно большие речи Иисуса. Он не мог не знать этих речей; если он их опустил, то, очевидно, руководясь каким-нибудь мотивом. Ум Петра, несколько узкий и сухой, мог быть причиной подобных исключений. Тем же, вероятно, можно объяснить и ребяческую важность, придаваемую Марком чудесам. Чудотворство в его Евангелии имеет особый характер тяжелого материализма, по временам напоминающего бред магнетизера. Чудеса выполняются с трудом последовательными фазами. Иисус совершает их при помощи арамейских формул, имеющих каббалистический вид. Происходит борьба между естественными и сверхъестественными силами; зло мало-помалу уступает повторяющимся повелениям. Притом эти чудеса имеют несколько секретный характер: Иисус каждый раз запрещает тем, кто воспользовался его чудом, говорить об этом. Нельзя отрицать, что по этому Евангелию Иисус выходит не прекрасным моралистом, которого мы любим, но страшным волшебником. Чувство, вызываемое им вокруг себя, чувство ужаса; и люди, устрашенные его чудесами, приходят умолять его удалиться от их границ.

Но вследствие этого Евангелие Марка нельзя считать менее историческим, чем другие; совершенно наоборот. Все в высшей степени оскорбляющее нас имело большую важность для Иисуса и его учеников. Римский мир еще более, чем еврейский, был жертвой подобных заблуждений. Чудеса Веспасиана составлялись по тому же образцу, как и Иисусовы в Евангелии Марка. Слепой и хромой останавливали его в общественном месте, умоляя исцелить их. Он исцелял первого, плюнув ему в глаза, а второго - наступив ему на ногу. Петр, по-видимому, был особенно поражен подобными чудесами и, вероятно, напирал на них в своих проповедях. Оттуда и особый характер произведения, написанного под его влиянием. Евангелие Марка более биография, написанная с верой, чем легенда. Характер легенды, туманность обстоятельств, мягкость контуров поражают в Евангелиях Матфея и Луки. Здесь же, наоборот, все взято с живого, чувствуется, что имеешь дело с воспоминаниями.