листья какие-то — самокрутки хотел сделать.
Тут Аня рассмеялась.
— Как будто я их один потом пробовал курить! Но они от чего-то не вышли. А помнишь, как потом Олег к нам пришёл?
— Ага, они же думали, что мы ничего не построим, пока они там в песке валяются, а он как увидел — сразу мириться пришёл, и всех остальных позвал.
— А дальше? Аня, я совсем не помню, что было дальше!
— А не было ничего, уже конец августа был, мы все разъехались, а в наш новый шалаш старшие начали ходить — курилка у них была.
— Точно! А интересно, сейчас дети шалаши тоже строят летом?
— Сомневаюсь, Серёжа. Ну, может только, чтобы там видео снимать.
Дальше мы прошли мимо пятиэтажек — самых высоких домов в городе. В детстве, а может и сейчас, здесь жили богатые дети. Мы же, кто беднее, жили или в трёхэтажках, как Аня, или в домах, как я. Бедные дети ходили крестовыми походами к богатым, на пятиэтажки. Чаще всего мы воевали, стреляли друг в друга из пластмассовых пистолетиков, но это лучше вы у Яна спросите, в такой перестрелке он как-то лишился глаза, после чего взрослые провели важное совещания, изъяли у нас всё оружие, и жестоко наказывали, если удавалось кого-то с ним найти.
Впрочем, вражда тоже не стояла на месте, и война бедных с богатыми изменила свою тактику, но никогда не меняла своей ожесточённости.
Война перебралась на другие поля сражение и приобрела множество граней. Мы сражались в футболе, в борьбе (я не успел — был ещё маленьким), выясняли отношения в гонках на велосипедах, и, конечно же, в корольках. Это старая народная игра, где из крышек от пачек сигарет делаются плоские летающие фишки, обязательное условие — чтобы логотип сигарет был виден.
Дальше два ковбоя встречались на ровной дороге, брали свои корольки, становились в линию, и с двух пальцев руки щелбаном запускали корольки в воздух. Чей пролетит дальше — тот ходит первым. Нужно щелбанами пододвинуть свой королёк к корольку соперника так, чтобы расстояние между ними позволяло ширине пальцев, коснувшись своего королька, дотронуться до королька соперника. Если это получалось, то фишка проигравшего навсегда переходила победившему. Я достиг немалого искусства в этом виде народного творчества, в своё время у меня была самая лучшая коллекция во дворе — благо, отец курил всегда разные и дорогие сигареты.
Но война не может идти вечно, и иногда случалось быть и перемириям. В основном, после того, как взрослые увидят очередную проделку детей. Во время перемирий мы могли спокойно гулять по району богатых, а они — по нашему, не боясь быть обстрелянным из рогатки. Войну же объявлял глашатай, чаще всего самый хилый и слабый мальчик, которого было не жалко отдать на растерзание врагу.
Мы с Аней жили в районе бедных, так уж вышло, но мы боролись каждый день с богатыми, и по моему глубокому убеждению, ту войну победили мы. Я не знаю, что творилось тогда в мире взрослых, но что-то мне подсказывает, что несмотря на запреты войны между богатыми и бедными, они каким-то образом тоже в этой войне участвовали, только вели её на неведомых нам уровнях. Я думаю, что войне богатых и бедных здесь много-много лет, потому что даже бабушка мне про это рассказывала.
Так мы с Аней вспоминали наше детство, и незаметно дошли до парка.
Стало совсем темно, парк освещался неприятным жёлтым светом фонарей.
Мы немного побродили по тропкам парка (совсем небольшого и очень редкого), пока не увидели вдалеке компанию молодых ребят.
— Пойдём к ним! — весело сказала Аня, — может, знакомых увидим.
— А тебе так хочется их видеть? Мне кажется, они нам рады не будут. Хотя, ладно, пойдём, конечно.
Удивительно это или нет, но среди всей компании в восемь человек, знакомых нам оказалось пятеро — те самые Олег, Петя и Женька, и ещё двое — Денис и Паша были здесь. Было две девушки, их я не знал, и ещё один парень, на вид куда моложе остальных — чей-нибудь младший брат, стоит думать.
— Какие люди в Голливуде! Аня и Серёжа приехали! — говорил Олег.
Видимо, спустя столько лет он остался лидером, остальные ребята пока молчали.
Дорогой читатель! Я вынужден обратиться к тебе, взывая о понимании и прощении — я приведу реплики ребят в том виде, в котором услышал их я.
— Всем привет! — Аня улыбнулась сразу всей толпе, им это понравилось.
Я поздоровался за руку с парнями, с трудом вспоминая, как здесь нужно здороваться. Дать руку, стукнуться плечом, побить ладонью об ладонь обеими сторонами, удариться кулаками — в деревнях, почему-то было очень важно, как ты здороваешься с «корешами» — намного важнее, чем то, что и как ты говоришь. Девушкам я просто кивнул, и даже не спросил их имена — мне было всё равно.
Младший, видимо, тоже очень хотел со мной так поздороваться — но Олег крикнул:
— А ты ещё малой, Лёха, стой, где стоишь.
Лёша заметно поник.
Я чуть не рассмеялся от напыщенной серьёзности, но только улыбнулся, Олег это заметил, и недоверчиво спросил:
— А ты чего лыбу давишь, Серёга?
— Да соскучился по вам. Ну, как вы, рассказывайте.
И они рассказывали. Мне было неинтересно их слушать, однако пришлось.
Первый, конечно же, говорил Олег. В целом ничего особенного — они все ещё учатся, поступать хотят в колледжи, кто на строителя, кто на водителя. Девушки (их имена он назвал, но я забыл) закончили девятый класс, одна из них встречалась с Олегом, или, к сожалению, как будет правильнее сказать в Константиновичах, одна из двух дам была «тёлкой» Олега.
Всё это время компанию пила дешёвое пиво, курила сигареты, пристально смотрела на нас с Аней.
Я наскоро рассказал им, чем занимаюсь, сказал, что поступлю на географа, на факультет Тихого океана, который тогда же и выдумал, просто, чтобы повеселиться. Среди них (на удивление) не было интересующихся географией, и проверить они меня не могли, хотя, кажется, поняли, что я говорю неправду.
Аня же зачем-то очень серьёзно им рассказала о том, чем занимается в Минске. Ребята слушали внимательно, но поняли мало.
— Так вы типа встречаетесь? И на медовый месяц приехали в Константиновичи? — спросил Денис. Толпа рассмеялась. Вот, значит, что у них здесь смешным считается.
— Нет, Денис, мы случайно встретились на вокзале, приехали вместе, и вышли сегодня погулять, — так же серьёзно отвечала Аня.
Но толпа униматься не хотела.
— Ну сто процентов, так мы вам и поверили,